Стихотворения
Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 3, 2013
* * *
Пространство сумерек кромсая,
сквозь плотную густую сталь
с небес идет дождя косая
прозрачная диагональ.
И ей навстречу — световая —
из неопределенных мест
идет диагональ другая
и образует с нею крест.
А ты гадаешь все: при чем тут —
подкожную гоняя ртуть —
не те, кто ими перечеркнут,
а Тот, кого не зачеркнуть.
И засыпаешь ненароком,
размалывая все мосты,
а тело чует за порогом
уже нездешние кресты.
* * *
Переключить рычаг,
покинуть календарь.
И можно не кричать,
раз подошел январь.
Случаются раз в век
такие январи,
не жди, не падай вверх
и букв не говори.
Здесь птицы языком
царапают металл,
не я ль тебе тайком
об этом нашептал?
А памяти костер
сжигает имена,
щетиною растет,
но тщетно — тишина:
Харонова весла
не страшен взмах немой,
коль веришь, что весна
приходит за зимой.
* * *
Какие, милая, обиды?
Молчишь? Не бью в набат и я…
Мои метафоры обиты
материей небытия.
Мои содомы и гоморры
садовым гомоном струны,
как праздничные приговоры,
спокойно проговорены.
Ахилла так не звал Патрокл,
слова бессвязные шепча,
покуда Гектор не потрогал
его конечностью меча,
как я к тебе взывал когда-то
среди дремотных мелодрам,
и зерна траурные мата
мешались с воплем пополам.
Теперь мой голос запаролен
и мягок, словно поролон,
от бесконечной паранойи
ушел в иные волны он.
И ложь, писклявая, кривая,
стекает, как вода с гуся,
с меня. Так стой и жди трамвая,
ни слова не произнося.
* * *
Бывало, выйдешь из запоя
и не увидишь ничего,
что раньше не было за полем
чужого зренья твоего.
И вспомнишь с грустью и печалью,
как, одинок и невесом,
ты паникерскими ночами
крутился в койке колесом,
и как зрачки твои метались
меж одинаковых ковров,
и как друзья тебе пытались:
сказать: «Ты, братец, нездоров,
но до сих пор не безнадежен…»
Слова отодвигали боль,
и в глотку падал, словно ежик,
комком колючим алкоголь.
Но ты был птице рад и зверю
и возглашал, как манифест:
«Я никогда не протрезвею!»
И продолжался мрачный квест
по кабакам и переулкам,
по комнатам и по дворам,
и на столе в застолье гулком
стоял стакан, как будто храм…
Но вот проснешься с кем-то рядом,
как на сковороде налим,
и местность озираешь взглядом
различной жаждою томим,
а в местности немного милых
пейзажей глазу твоему…
И серафимов шестикрылых
ведут стрелять по одному.
* * *
Саше
Леска звука прочна, как скала,
как прыжок в бесконечное завтра.
Нынче ночью, пока ты спала,
от тебя я проснулся внезапно.
И шатаюсь, лентяем-лентяй,
представляя, как по небосводу
серебристые рыбы летят
и пикируют в мутную воду.
Не расскажет задумчивый ил,
мирно там у них иль перепалка,
но любых соматических сил
на такую рыбалку не жалко.
Ну а я тут хожу нагишом…
Да поможет ли логос пологий
нам с тобой, как Оби с Иртышом,
озаботиться общей дорогой?
И в фанерной ночи городской,
от чудачеств своих чуть не плача,
напеваю под нос гороскоп,
тот, где рыбам сулится удача.
И губами цепляю крючок
бытия среди быта излучин,
хоть пока еще не приручен,
но к наживке подобной приучен.
Я тебе улыбаюсь стихом,
различи в этом тиканье тихом,
в этом нервном броженье глухом
радость быть и дельфином, и психом
и потом так безрадостно выть
в белизне простыней, как белуга…
Нам ведь нечего будет ловить,
если мы не поймаем друг друга.