Стихотворения
Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 6, 2012
В ЭТОМ СНЕ НЕКРАСИВОМ
* * *
На Патриарших — коньяк с мандаринами и шоколадом.
Апрельская стынь сквозит переменами и разладом.
Мальчики из-подо льда достали ожившего рака.
Господи, береги их от поздней любви и скороспелого брака.
Всюду сцепленье времен — старики и в колясках дети.
Видишь, как звенья легли, как связи устойчивы эти?
А нам, пробираясь в сумерках мимо застывших басен,
не замечать до поры, как ненадежен лед, как снег непролазен.
А разминувшись, спешить подбивать счета или сводить счеты.
Слышишь, ветер с запахом мандарина качает синиц озябшие ноты?
Эту музыку не удержать в руках и не прокрутить обратно.
Стоит виниловая вода — тяжела, бессмысленна, непроглядна.
* * *
Литинститутских буден шарманку крутишь.
На первое — Макиавелли, на второе — Рабле.
Сеф говорил, если пробьешься — будешь,
и советовал ноги держать в тепле.
От всех тревожных, от всех бессонных —
панацея простая в беззащитности дней,
и пустых платформ, полыней оконных
что, стемнев, притягивали сильней.
А в кроватке спал беспокойно ребенок —
то канючил, то плакал, то пил молоко.
Так любовь выпрастывалась из пеленок —
постепенно, старательно, нелегко.
Вот дитя покормишь, вот прикачаешь,
и уснешь, зачитавшись Антуаном Прево.
И апрель из всех полуночных клавиш
жмет одну, что нежней всего.
Сеф говорил: расстанешься с мужем —
пробьешься сквозь поедающий быт.
Но кто был рядом, когда был нужен?
Де Грие — придуман, Прево — забыт.
Кошка вчерашнюю ест простоквашу.
Быстро сменяются календари.
Варит горшочек овсяную кашу —
не останавливайся, вари.
* * *
Не страстная неделя так страстная.
Вот ты идешь. А следом я иду,
до замедленья пульса замерзая.
А он — стоит со скрипкой на мосту,
смычком тревожным сумерки пронзая.
И, вспомнив Питер, Минск и Кострому —
все города, в которых постояльцем
бывал ты, удивлявшийся всему,
как будто был по жизни иностранцем, —
не доверяй, как прежде — никому.
Но, знавший бедности подвижную черту,
не пожалей для музыканта денег.
И замерев на Каменном мосту,
ты — сам себе чужой — как понедельник,
не высоту найдешь так — пустоту.
* * *
Одиночество не то же что сиротство
отшельничество мореходство
это детская комната пять на три
и пустота растущая внутри
я с ней срослась незримой пуповиной
в окне метель мне восемь с половиной
и лип московских темное письмо
до адресата дорастет само
впитают стены мартовскую сырость
а что с тех пор во мне переменилось
цветные книжки в бывшей игровой
завязаны веревкой бельевой
* * *
Типовые панельки, спальный район,
вросший в песок и глину.
Говорила мама: сажайте клен
и праздничную рябину.
Лес, отороченный желтой тесьмой,
лопатой разбужен.
Субботник — благо, как день седьмой,
неизбежен и нужен.
Время зачистки — за слоем слой
отмирает былое.
Присыпаешь корни новой землей,
от насекомых — золою.
Все успела уже к двадцати годам:
строила дом с дедом,
родила сына. Зачтется ли Там?
Вспомню ли Там об этом?
* * *
мир очнулся и выпал в беззвездную тьму
подмосковных окраин
человеку назначено быть одному
если болен и странен
он выходит на улицу горлом метро
в синий обморок суток
остановка троллейбуса всюду серо
от дубленок и курток
протирает стекло помутневших часов
и очков запотелых
в голове мотыльки накопившихся слов
и стихов пустотелых
расширяется лунки небесный зрачок
в эту эру безверья
до поры притаился ржавый крючок
у него в подреберье
забегая вперед по обрывкам газет
случайным курсивом
жизнь прекрасна пока ее нет
в этом сне некрасивом