Стихотворения
Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 6, 2012
Григорий Стариковский
СБОРИЩЕ ПЕСТРЫХ ЗАПЛАТ
квебек
под натиском ветра, под дождиком рваным
отрадно смотреть на взопревший брезент павильона;
мостки разметало, и катер картавит, припаян
к вороньему мясу реки, ударяющей в бубен.
того, что осталось от кровельных плясок
июльского ливня, хватает, конечно, на ужин
с вином из кленовой бутыли, осиновой лаской
в церковной ограде, о Боже, как дождь этот нужен
и сладостен ветер в слепой колокольне,
начинка его из валторн и кларнетов тягучих,
где раньше саднило, там больше ни капли не больно,
где жгло по живому, там лучше становится, лучше.
голова олоферна
никуда, голова, не денешься из мешка,
не видать отрубленной марш-броска.
тут юдифь поработала, ювелирный труд,
это дело пухленьких белых рук.
пировала с тобой, а потом — раз-два,
покатилась черная голова.
покатилась армия на восток,
ну а ты раскаленный глотай песок.
комедия ошибок
танец, когда самолет на посадку заходит
и выпускает шасси над открытым театром,
за руки взявшись, пляшут хозяйка с сестрицей,
гром тарантеллы в проплешинах горького света.
время, оно — лысовато, — слуга заявляет развязно
и получает в ответ — бездельник, колпак — оплеуху;
сборище пестрых заплат, актер искривлен, как креветка,
дромио ломит своё, выражается метко.
ах, каплуна подпалили… кухарка похожа на карту:
франция на подбородке; там, где шотландия, голо,
два сумасброда на сцене стоят, и не скажешь,
кто же эфесского здесь представляет собой антифола.
все перемешано, некуда ставить заплату,
кто там летит? — люциана над сценой летает.
небо изорвано черной клешней самолета,
дромио, дромио, где моя цепь золотая?
* * *
Когда из длинной готовальни
сосновый извлекают циркуль
и вспрыгивают на него,
как вольтижеры первой конной,
очерчивая полукружья
ноздрями пенных лошадей,
поляки бьются отвлеченно,
как будто бьются не за хаты,
а за платона и шопена,
у подхорунжих тонок профиль,
как будто это — абрис моря,
как будто это профиль мнишек,
как если бы венец алмазный
горел на темени марины,
к которому прильнуть бы сразу
голодным офицерским ртом,
чуть сплющенным овалом лисьим…
* * *
обмотали голову шерстяным шарфом,
и отправили в путь воробьем катулла,
чтоб летел без возврата за тихий дон
золотых церквей… по кому звонил он?
говорят, что возле большой воды,
в тростниках вольно дышится корабелам,
но со всех сторон оказался ты
окружен своим ледовитым телом.
возвращайся оттуда, с площади нежилой,
где развозят холод слепые баржи,
о, саднящий зазор между болотной мглой
и желанием выйти на берег прежний!
мозговым прозрением отомкни
гробовую дверь залетейской стали
и наружу выпорхни, как бы ни
остывало то, что тепло вначале.
* * *
тростник в массовке — это не тростник,
а тысячи измазанных в зеленке
родных штыков, все небо на штыках,
а ветер — это веток вербный тик
и вздроги барабанной перепонки.
где лях прошел, там небо в тополях,
мостки, как седла, поверху трясины,
орясина — всесильная осина,
молись за нас, погибших на полях
от мазовецкой песни журавлиной.
св. кевин и дрозды
увидеть колокол,
утробу и язык,
сейчас родится звон
малиново-брусничный,
и лопнет тишины надутая щека;
увидеть келью:
кевин на коленях
стоит и руки распростер,
ладони к облакам повернуты,
а в чашечках ладоней
дрозды вьют гнезда,
и принимают пальцы за червей,
доклевывая до сухого мяса,
а руки дервенеют.
теперь он — перекладина креста,
он — труженик спасательной команды,
застрявший в паутине вечной жизни —
работай, сердце, без возврата.
как ветвь, он будет длиться за
оконце кельи —
к исчезновенью самого себя
в молчанье древесины,
пока птенцы ирландского дрозда
не оперятся и не улетят.
ars poetica
не играй по правилам ни теперь, ни впрок,
пусть их белый хлеб в твоей застревает глотке,
и вином, если это вино нальют они,
подавись, потому что они — ублюдки.
если злости нет, чтоб сказать в лицо:
вы — кунжутный сор, показная плесень,
уходи куда-нибудь, на простор
иль в соседний лес, где ветла и ясень.
выверни плащ, выменяй соль на плеть,
горький мед возьми и скупую малость
родниковых вод, как дерево, что приносит плод.
не растрать того, что еще осталось.
стену строй, пусть крепкой будет твоя стена,
хоронись за ней, как за пазухой у христа,
а они пусть стучат костяшками домино,
над зеленым сукном склонясь.
только слово, слово тебя спасет,
сбереги его, как самое дорогое,
первородство не променяй, родство
соловьиное, плеское, бологое…