Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 3, 2012
Александра Борзова
В КРУГУ ОСУОХАЯ
Два часа ночи. Негаснущий огромный красный шар солнца плывет над водами Вилюя, освещая покосившуюся от времени избушку, резную коновязь и лошадей, мирно пасущихся на берегу. Дети, несмотря на позднее время, отважно обследуют заброшенный ржавый корабль, правым бортом намертво вросший в берег. Жаворонки, потерявшись в белой ночи, щебечут совсем не ко времени. Таков срединный якутский мир — бескрайние просторы, затерявшиеся в безвременье. Современный и при этом чрезвычайно древний, мир с девятью небесами, на верхнем ярусе которых сидит седовласый старец Юрюнг Айыы Тойон и под неугасимой лампой Солнца записывает все наши поступки.
Сижу на обычной кухне панельного дома в Нюрбе. Меня угощают уютным супом с фрикадельками и жареной жеребятиной — самым традиционным местным блюдом. На полу у мойки замечаю блюдце с оладушком. “Для кошки?” — мимоходом интересуюсь я. “Для духов, по-вашему, для барабашки”, — снисходительно объясняют хозяева. Путь сюда был долог и труден, но преодолеть тысячи километров — ничто по сравнению с задачей войти в якутский мир и понять его.
По стопам Ньырбачаан
Якутский мир открывается постепенно, через испытания на крепость духа, выносливость и упорство. В древних сказаниях в подобных случаях надо было непременно проскакать на добром коне три дня и три ночи, сейчас же даже в этой необычной вселенной действует поправка на современность. Мой путь лежит от Якутска до Нюрбы — городка, отделенного от цивилизации 850-ю километрами тайги. Добраться туда можно на местной маршрутке — 28 часов езды по грунтовой дороге. Это хоть и не былинные “три дня и три ночи”, но тоже немало. В дорожной тряске день окончательно перемешивается с ночью, а небо с землей.
Пока за окном мелькают бесконечные пейзажи, ловлю себя на мысли, что я частично повторяю путь древней прародительницы вилюйских якутов Ньырбачаан, которая, спасая жизнь сыновьям-продолжателям рода, сначала бежала от преследователей в долину Туймаада, (там сейчас раскинулся Якутск), но потом вернулась на прежнее место, где теперь выросла Нюрба.
Когда-то эти земли населяло множество племен: гордые и вспыльчивые туматы, ловкие и юркие джирикинэи, кровожадные тонг-биисы, мудрые и умелые саха-уранхаи. В вековые деревья вонзались быстрые стрелы с наконечником из бивня мамонта и меховым оперением, а вдоль ледяных рек ютились конусообразные меховые домики-тордохи. Теперь все изменилось: современные девятиэтажные дома возвышаются на ножках-сваях (особенности строительства на вечной мерзлоте), есть интернет и мобильная связь, а между наслегами (поселениями), улусами (областями) и городами действует автомобильное и даже авиасообщение.
Диалог с богами
Внезапно маршрутка тормозит. Непредвиденная преграда. Так и не закатившееся за горизонт солнце высвечивает косыми лучами сквозь обрывки плотного тумана какие-то темные силуэты. Это табун невесомых, будто потусторонних, лошадей медленно выходит из озера, внимательно вглядывается в стекла микроавтобуса. У меня возникает ощущение, что эти существа оценивают нас, все наши поступки, и решают, пускать ли нас дальше. Под их копытами хрустит снег, лежащий прямо на изумрудной траве. Над озером встает радуга. Может, мне все это снится? Или якутские боги просто играют со мной? Трудно разобрать…
К богам здесь относятся со всей серьезностью. Эти обитатели верхнего мира достаточно добры и сговорчивы. Но бойся прогневать якутских богов — в гневе своем они намного опаснее, чем черти, живущие в мире нижнем.
На границе двух улусов наш автомобиль останавливается. Здесь стоит священное дерево, сплошь покрытое лентами — салама. Сейчас необходимо поговорить с духами, угостить их чем-нибудь. Щуплая сухая старушка в белом платке достает из пакета любимое лакомство богов, оладушки, и кладет их под дерево. Потом вынимает резной деревянный кубок чорон с ножками в виде конских копыт, выливает из него кумыс. Поясняет: “Я здесь впервые, надо рассказать духам, зачем я еду, задобрить их”. После разговора с высшими существами долго стоит, прислонившись к машине, и с наслаждением курит, добавляя к утреннему туману белый дым.
Умойся солнцем
Настает день летнего солнцестояния. Этого дня в Якутии ждут целый год. Сотни рук тянутся к восходящему солнцу. Первые лучи делают все лица золотыми, как у статуй в буддистских монастырях. Люди замерли в священном круге — они набирают в ладони нежный, теплый солнечный свет, а потом умываются им. Они верят: так можно излечиться от всех болезней, избавиться от накопившихся грехов. Вокруг тихо, только щебечут жаворонки. Едва солнце полностью показывается над горизонтом, прибавляется новый звук. Множество серебряных колокольчиков приветствуют появление светила. Это все, кто пришел на праздник, благодарят за прекрасный день.
Письмо на девятое небо
Так начинается древний праздник Ысыах. В этот день весь народ Саха надевает традиционные костюмы, девушки заплетают длинные, почти в пол, косы, украшаются ажурными серебряными пластинами.
На священное место выходит старец в белых одеждах и высоком колпаке. Его морщинистое лицо крайне сосредоточенно. Это шаман, который готовится обратиться к высшему божеству Юрюнг Айыы Тойону. Он разводит костер и запевает песню на древнем языке. Дым от костра дойдет до девятого неба, Юрюнг Айыы Тойон услышит шамана и, если обряд не будет нарушен, даст народу Саха то, о чем он просит. В вышине появляется гордый сокол. Он раскинул огромные крылья и парит над нами, зорко следя за нашими действиями. Это хороший знак.
Но вот наступает время главного события Ысыаха — гигантского танца-хоровода осохая. Люди собираются в круги, берутся за руки, начинают танцевать и петь. Шаг, другой, все движения синхронны и выверены. Все движутся вслед за Солнцем, повторяя его путь по небосклону. Кругов становится все больше, и с высоты, на которой восседает седовласый старец Юрюнг Айыы Тойон, должно быть, осохай напоминает устройство галактики. Ведь в танце участвует столько людей, сколько звезд зажигается на ночном якутском небе.
Оставаться в стороне от такого действа просто невозможно. И вот я уже чувствую тепло ладоней моих соседей. Слева от меня — Марфа Кузьминична. В обычной жизни она преподает якутским школьникам химию. Но сейчас она — настоящая северная богиня. Ее длинное алое платье стелется по сочной траве, переливаются в лучах солнца серебряные подвески. Она поет гортанно, она молит богов о здоровье для своей мамы, о счастье для единственной дочки, поет, почти не открывая глаз. Поет так, что я уверена, Солнце, услышав ее, простит нас за все. А я, наблюдая за ней и держа ее за руку, размышляю об удивительном якутском мире. Здесь действуют сложные правила, но жить по ним почему-то очень легко. И я вдруг понимаю, что немного завидую Марфе Кузьминичне.
Возвращение
Сказочная древняя Якутия осталась за тысячи километров. В настоящем для меня — прагматичная Москва. Вдруг в редакции вижу неизвестно откуда взявшийся предмет: на полу стоит блюдце с оладушком. Ага, все понятно, объясняю я себе: это для духа, по-нашему, для барабашки. Но тут из-за угла выходит огромный черный кот и начинает вальяжно есть угощение. Мистическая, таинственная Якутия отходит все дальше в моих воспоминаниях. Но я знаю: тот, кто хоть раз побывал на этой удивительной земле, непременно туда вернется.