Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 2, 2012
Александра Мочалова
ВЯТКА МИСТИЧЕСКАЯ
Зимние сумерки. Веду шестилетнего Женю за ручку по аллее
Октябрьского проспекта. Впереди — памятник Кирову. Сергей Миронович — в полный
рост, возвышается этажа до третьего, не меньше. Правая рука поднята. На голове снежная
шапка. «Памятник стоит, — замечает племянник, — рукой в небо показывает, наверное,
Бога зовет. Говорит: “Кто меня отряхнет? Стою, стою здесь один, весь в снегу…”»
Памятник этот видно издалека. Когда третий троллейбус вблизи от вокзала сворачивает на Октябрьский (прежде улица Гласисная), приезжие видят впереди фигурку с поднятой рукой. Так машет нам одно из имен города. На протяжении десятилетий это имя въедается в городские стены и постепенно тоже становится историческим. Хотя… Вятка, Хлынов, Вятка, Киров — логично снова сказать — Вятка. Этот звук более чем исторический. Имя Вятка имеет свойство возвращаться. А вернее — не исчезать.
Бурьян, бурелом, чертополох, лопухи, репейник. Яркие острия крапивы переходят в заросли малины, которой лакомится добрый медведь. Гудят пчелы.
Все это — на крутых берегах, на холмах, над изгибами реки. В реке ходит гоголем сом. Все это — под ясным небом, по которому наплывает над этой землей небесный флот.
Отдаленные предки удмуртов, марийцев, коми пришли сюда в VII–III веках до нашей эры. Их небольшой поселок стоял на Балясковом поле, где сейчас Вечный огонь. Улица Московская здесь выходит к реке и оглядывает ее с крутого берега. И мы стоим тут сейчас, вечером, уперевшись в кружевную ограду. Неспроста, наверно, ноги привели нас размышлять сюда, именно на это место. Вот именно сюда в XIII веке пришли русские, бежавшие от монголо-татарского нашествия в северные лесные дебри.
«Я жила в Курске, — говорит наша соседка, — перенесла там войну, Курскую дугу. Когда вышла замуж, Анатолий Михайлович увез меня в Вятку. И сказал при этом: “Здесь тебя никто не найдет, не обидит, не достанет — ни война, ни враги, ни жара, ни холод, ни голод”». И действительно, Вятка — это ямка, хоть и стоит на холмах. Вятка — оазис, люфт в пространстве и времени.
В 1374 году к местным жителям нагрянули из новгородской земли лихие развеселые ушкуйники на своих лодках. Высоко над берегом реки Вятки и глубоким оврагом Засора помогли вятчанам обнести поселок рвом, земляным валом и деревянной стеной. Превратили его в крепость. Теперь это был уже не поселок. С 1374 года город Вятка упоминается во многих летописях и документах. А примерно в 1455 году при впадении в Вятку реки Хлыновицы был выстроен кремль, названный Хлыновом.
Но древнее название Вятка сохраняется не только в быту, но и в официальных документах. В XVIII веке Хлынов был преобразован в губернский город Вятку, а при советской власти – назван Кировом. Но и в этом случае истинное имя не исчезает из памяти людей — остается в разговорной речи и на конвертах писем. И хотя город по сей день еще ждет возвращения имени, Вятка никогда не исчезала.
Лето. Выхожу из редакции. Через дорогу, потом вдоль чугунной ограды Витберга, до парадных ворот Александровского сада. Сюда я хожу вместо обедов. Подпитываюсь воздухом. Медленно ступать по главной аллее, свернуть на одну из боковых дорожек.
Там, где дорожка делает плавный поворот, — старая липа вырастает над скамейкой. Не одна ли из тех лип, что были посажены при закладке сада, в середине XIX века? Для посадок тогда использовали березу, рябину, черемуху и липу. В этом стволе есть глубокое дупло, которое могло бы послужить отличным почтовым ящиком.
Продолжаю путь. На меня наплывает словно отлитая из солнца белая беседка. Это одна из ротонд Александровского сада. Если в ней никого нет, можно войти в прохладную ее тень, туда, где шаги начинают звучать гулким эхом. Я так и делаю. Здесь встать и поднять лицо прямо в середину купола. И вот странность — в этот миг что-то происходит с тобой. Голова немного кружится. Ты видишь над собой огромный круг купола с небольшим кругом в центре. От меньшего — лучами расходятся доски, когда-то выкрашенные в белый. Мне видятся в этом солярные знаки. Но мощь и ширина купола поражает бескрайностью. Здесь чувство смещения пространства и времени вырастает до космического единства всех пространств и времен.
Вторую ротонду видно издалека. Чем она дальше — тем шире над ней небесный город Вятка.
Прохожу под куполом и останавливаюсь у ряда ажурных балясин, подпирающих перила. И тут перед глазами разворачивается река.
Место расположения беседок было так продумано, чтобы одна из них оказалась на крутом берегу Вятки. Вот из нее-то и открывается удивительный вид.
А с другого берега можно любоваться панорамой города, садом, который возвышается над оврагом. Сто лет назад оттуда можно было увидеть множество храмов. Из них особенно выделялся величественный Александро-Невский собор. Сооружение храма ознаменовало визит в Вятку в 1824 году Александра I. Однако проектирование началось через 10 с лишним лет после визита царя. И еще долгих 25 лет продлилось строительство.
Проектировал собор Александр Лаврентьевич Витберг. Попавший
в немилость в столице, сосланный сюда, архитектор нашел здесь, в глубинке,
сочувствие и поддержку. Город ссыльных, Вятка приняла Витберга и предоставила
ему поле для творчества. С усердием и рвением он трудился над чертежами
уникального, грандиозного храма, который через годы стал гордостью и украшением
Вятки. И, между прочим, был прозван горожанами Витберговским. Собор можно было
вписать в квадрат — около
Существуют воспоминания о торжественной закладке собора. «Во все время церемонии, — писал в 1864 году П.В. Алабин, располагавший свидетельствами очевидцев, — художник рыдал, как дитя. Кто объяснит значение этих слез? Что совершалось с Витбергом в это мгновение?» Алабин предполагает, что перед глазами Александра Лаврентьевича проносилась другая закладка, в другой обстановке, в присутствии царственных особ, – как память о днях его былой славы. Но — как знать, быть может, Витберг предчувствовал судьбу своего создания. Догадывался ли он, что Александро-Невский собор простоит недолго и в 30-е годы XX века будет взорван? Что его место займет неуклюжее здание филармонии, и только старые деревья, обступая филармонию просторным кругом, будут напоминать о границах фундамента храма.
Но, стоя здесь, в береговой ротонде, где небесная Вятка чувствуется особенно, я точно знаю, — там, над нами, Александро-Невский собор цел и невредим.
На другом берегу видно слободу Дымково, где бабушки лепили в свое время глиняную игрушку — там и зародился известный промысел. При половодье село становится похоже на Венецию – деревянные домики выглядывают из водной жизни, люди передвигаются на лодках.
Над серебряными чешуйками течения, видными из ротонды, — серебряный воздух. Одно старинное поверье рассказывает, что в древности удмурты называли Вятку «Нукрат», а булгары «Нухрат» — «Серебряная река», за более светлый цвет ее воды, в сравнении с камской. Есть версия, что иллюзию серебра создавали особые лопухи на наших побережьях, светло-серая подкладка их листьев серебрила пространство и реку.
В Вятке сходится многое. Многое совпадает. Недаром иным из нас порой снится — здешние улицы плавно перетекают в улицы других городов. Например, петербургские. Так идешь во сне по Театральной площади Вятки или по булыжной мостовой возле Театра на Спасской — и вдруг оказываешься на Литейном, на Сенной, в Летнем саду. Или — хочешь во сне заглянуть в кафетерий «Морозко», где можно полакомиться отменным местным пломбиром (наяву иногородние друзья дивятся — мы попали лет на десять назад! Больше нигде не осталось ни таких забегаловок, ни таких цен, ни такой музыки в радиоприемниках), открываешь дверь — и вдруг оказываешься на Владимирской станции метро.
Вятка — она зимняя. В ее оврагах можно найти и
Брейгеля, и замерзшую бухту Венеции. В Вятско-Полянском районе — Шотландия, где
холмы достигают небывалых размеров. Недаром краевед Дмитрий Захаров в своей
книге «Серебряная Вятка» проводит целое исследование о роде Лермонтовых на
Вятке.
Сто лет назад город был сетью садов, ручьев и оврагов, в которой тонули небольшие дома. Во дворе нашего кирпичного пятиэтажного дома остались старые яблони и липы, кусты сирени и шиповника от тех времен. Я еще успела застать орешник, вишню, смородину, малину.
Сразу на обочине двора мы натыкаемся на выброшенный кем-то диван. Проходим чуть дальше — ниточка висит, вероятно привязана к высокой ветке. А кажется — прямо с неба опущена. На ниточке — гирька. Дернуть бы за ниточку — думаем, может с неба бонусы падать начнут. На протяжении всей дороги нам попадаются выброшенные диваны и ломаные двери. Не иначе, кто-то все же дернул за веревочку…
В 1383 году на высоком берегу реки Великой крестьянину явился образ святителя Николая. Икона Святого Николая начала свои чудотворения и исцеления. Люди приходят к ней, благодарят. От Серафимовского собора, который единственный в городе действовал на протяжении всего XX века, идут каждый год паломники. Несут икону на место ее явления, в село Великорецкое. И уже не только местные — со всей России. Так что Великорецкий крестный ход с 2000 года называется Всероссийским.
С Баляскова поля круто уходит вниз длинная старая лестница с переломанными ступенями. Через два-три пролета ветви раздвигаются, и глазам открывается Трифонов монастырь. Из-за каменной стены виден его Успенский собор с мощным пятиглавием.
XIV век. Трифон Вятский идет себе по полям, по лесам и долам, опирается на посох. Если рядом есть люди — Трифон молится за них и молитвами исцеляет, изгоняет бесов. Чудеса сопровождают Трифона на протяжении всех его дорог. Исцеление, очищение глухой темной местности, у которой прежде была недобрая слава. Обращение язычников в христианство. Трифон слышал, что есть город Вятка, в котором еще нет монастыря. Трифон приходит, и ему говорят — нет разрешения, нет бумаги от царя. И тогда он идет в Москву, к Ивану Грозному, за разрешением. И на Вятке строится первый монастырь. Но еще когда не было его стен, не было соборов, сначала деревянных, потом каменных, не было разрешения царя — как только начал Трифон свой путь на Вятку, как только появилась у него первая мысль о монастыре вятском — случилось то необъяснимое, что можно назвать внутренним монастырем. Мы носим его в себе, даже если об этом не догадываемся. Спасаемся в нем, как русские от татар в северных лесах. Внутренний этот монастырь связан с местом — землей, рекой, небом. Сколько наших земляков укрывались в нем, искали ответов — Витберг, Шаляпин, Чайковский, братья Васнецовы, Заболоцкий, Грин…
Вятка — глухомань, захолустье. Но если и можно назвать Вятку дырой — то только в том смысле, что это прорыв, дверь для всех времен и пространств. Дыра, сквозь которую они проникают друг в друга.