Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 2, 2012
Иванка
Градинарова
САМОЛЕТ
ЛЕТИТ…
В моем обыкновенном
московском детстве все было как у всех: школа, двор, музыкальная школа, кружок,
секция. Родители — всегда на работе, дома — всегда и всем управляла бабушка, мы
с сестрой — под ее чутким присмотром, и бабушка нам позволяла немного так
называемой свободы, втайне от родителей. Свобода заключалась в том, что можно
было подольше вечерами читать перед сном, побольше гулять днем и в любую
погоду. Бабушка считала, что прогулки — это самое важное для здоровья детей.
Наше гуляние происходило во дворе огромного старого московского дома — это и
было пространство нашего детства. Двор утопал в буйной зелени, весь в кустах
сирени и жасмина, в боярышнике, в клумбах незамысловатых цветов. Обычно ко мне
забегала моя подружка Ниночка и с порога кричала: «Играем в куклы!» или: «Бери
мяч! Возьми скакалку!».
Все наши развлечения были
как-то уложены в Ниночкиной голове, и она не перепутывала ничего: всегда ее
бойкие предложения подходили под погоду и под количество предполагаемых
участников дворовых игр. У нас не было каких-то особенных кукол, у каждой из
нас имелся свой любимый пупс, но вот маленьких куколок не было почти совсем, их
просто не существовало в природе… то есть в советских магазинах той поры, а
так хотелось что-то такое маленькое, уютное, чтобы помещалось в крошечные
кроватки, которые мы сами делали из картонных коробок из-под духов, чтобы можно
было этих крошечных куколок заворачивать в нехитрые лоскутки красивой ткани.
Поэтому мы часто заменяли наших обычных пупсов фарфоровыми статуэтками. Нас не
огорчало то, что эти фарфоровые дети нередко пребывали уже в каких-то
определенных застывших позах, какие не предполагают удобства при укладывании в
кровать или хождении в гости в другой кукольный домик. Если у кого-то был
фарфоровый мальчик с собакой — «На границе» — то этот замечательный мальчик так
и «ходил» со своей овчаркой в гости к девочке, которая все время читала книгу,
или к девочке, которая все время собирала хлопок. Так они и отправлялись спать
с собаками, книгами, хлопком в свои крошечные постельки, но нас это никак не
расстраивало, они все равно были такие милые, такие гладенькие, такие красивые.
Однажды девочка из соседнего
подъезда пришла к нам поиграть со своей куколкой, и мы все замерли от
неожиданности. Ее куколка оказалось одетой в зимние одежды!!! Такого не было ни
у кого из нас! Мы долго по очереди рассматривали это сокровище. Небольшая
фарфоровая статуэтка с красивым детским личиком, с раскосыми глазами стояла в
полный рост в каком-то виданном нами только по телевизору якутском одеянии, с
капюшоном и меховой опушкой; даже не было понятно: это девочка или мальчик? На
наш вопрос: «Как зовут?» — владелица сокровища ответила: «Самолет летит»…. Мы
просто онемели. Она сказала это очень серьезно, поэтому нельзя было улыбаться и
задавать дурацкий вопрос: «А где самолет?» — понятно и так, что самолета нет, а
есть только девочка, а может, мальчик, которая/который приставил руку козырьком
и смотрит куда-то вдаль так мечтательно и зачарованно… Потом вечером мы с
сестрой долго обсуждали: как такое возможно?! Ведь самолета нет, а называется
«Самолет летит». Сестра мне сказала:
— Значит, так надо. Ведь
тогда ты все равно увидишь и самолет.
Я ей упорно отвечала, что
надо тогда было и самолет как-то приставить к фигурке. Но тут вдруг поняла, что
это как-то даже заманчиво, ведь так можно поставить любую фигурку и назвать,
например, «Поезд едет» или «На Марсе», а еще лучше — «Великая Китайская стена
стоит».
Таким образом в нашу веселую
кукольную компанию добавилась девочка с фарфоровыми якутскими детьми, о которых
мы слышали, читали в учебниках, но почти никогда не видели, как они выглядят,
что делают, в какие игры играют. Девочка Рита была русская, но тогда мы все были
русские, никого не интересовала ничья национальность. Девочка Рита была
обладательницей сразу трех фигурок: «Якут с рыбой», «Якутка», «Самолет летит».
Каждый раз, когда она приносила в нашу беседку эти фигурки, мы замирали от
радости. Якут с рыбой счастливо улыбался своему улову — рыбине, которая была
почти с него ростом. И мы радовались вместе с ним. Якут-мальчик сидел на корточках
и смотрел куда-то вдаль — мне казалось, что он видит какие-то моря и океаны.
Якутия была где-то далеко, мы
знали только, что там в Оймяконе всегда зима и «температура воздуха достигла
отметки минус 47 градусов», что почти не укладывалось в сознание и напоминало
сюжет про Кая и Герду… После появления в нашей жизни якутских фарфоровых
фигурок мы с Ниночкой изучили географическую карту, выяснили, какими морями
омывается Якутия, какими полезными ископаемыми она богата, увидели огромное
пространство этой территории, где пасутся стада оленей. Рита не была похожа на
ту девочку, которая бы пасла оленей, она училась в музыкальной школе при Консерватории,
и мы так и не узнали, откуда у нее появились такие якутские фарфоровые куколки,
хотя Рита иногда нам рассказывала про застывшие льды на море, про фигурки из
рогов оленей, про мох и соль, которую едят красивые сказочные животные. Откуда
она все это знала? Разве это важно теперь?
Но как-то раз Рита случайно
принесла в дворовую беседку две одинаковые фигурки — двух якутов с рыбой!!! Мы
просто очумели! Мы молча по очереди держали в руках каждую и вглядывались во
все подробности. Оказалось, что они неодинаковые, раскрашены очень даже
по-разному. Сначала внимательная Ниночка отметила: «У этого орнамент вон какой,
а у этого — немного другие крестики на шубе…» Все склонились и убедились, что
так оно и есть. Потом кто-то еще заметил: «А вот тут на капюшоне другим цветом покрашено…»
Это производило впечатление полной загадки и какого-то шаманства.
Много позже, попадая в музеи
или посещая блошиные рынки, я частенько обращала внимание на подобные
фарфоровые статуэтки. Они теперь дорого стоят, описаны в каталогах. Все, кто разбирается
в марках фарфора, внимательно переворачивают фигурки и изучают клеймо. Тогда
нам не было ведомо, что наших «куколок» лепили известные скульпторы,
раскрашивали известные художники, что самые известные фигурки изготавливались
на знаменитом Ленинградском фарфоровом заводе, в просторечье называемом по
аббревиатуре — ЛФЗ. Именно на этом заводе была разработана в 1950-х годах такая
серия про счастливое детство, чтобы соответствовать политике партии и
правительства, чтобы нести в массы многонациональную политику советского
государства. Из мастерских завода рядами выходили стройные пионерки, идущие в
школу с портфелями или читающие книгу, юные мальчики-пионеры, застывшие в
салютном приветствии, девочки, кормящие курочек, собирающие хлопок, танцующие
узбекские танцы, и многое другое… Якутских детей было не много, но все они
знакомы мне с детства — ведь кроме «Самолет летит», потом в этой компании оказались «Якутка-первоклашка», «Якут
с белкой», «Якут с песцом», «Якутская женщина с ребенком»… Теперь-то я знаю,
что не все они выполнены на Ленинградском фарфоровом заводе, что часть этих
статуэток — дело творческих мастерских Дулевского завода, Полонской фабрики,
которая теперь расположена в другой стране — Украине, Хайтинского фарфорового
завода, Гжели. Они все подхватили эту тему и продолжили ее в своих
произведениях мелкой пластики. В годы хрущевской оттепели, после помпезности
сталинского периода, всё потянулось к простоте и почти забытой элегантности. И вернулся
интерес к простому белому фарфору, к обыкновенным сюжетам и лаконичным формам.
ЛФЗ как будто бы вспомнил забытые лозунги 1920-х годов: искусство — в быт! И
статуэтки из фарфора стали частью нашего быта, они украсили наше детство, они
были во многом еще и познавательны, они рассказывали нам сюжеты любимых сказок.
Почти в каждой квартире в серванте или на полочке книжного шкафа стоял ряд
милых фарфоровых статуэток, изображающих разнообразные сцены советской жизни. Среди
этих фигурок встречались и дети нашей страны: они лепились с нас. Мы — в
искусство, искусство — в быт! Наш двор, наша беседка, наши игры — стали моделью
для скульпторов и художников.
Часто, попадая в квартиры
людей не только моего возраста, но и более старших, и более младших, я боковым
зрением отмечаю присутствие этих молчаливых ярких фигурок, которые почему-то не
выбрасывались, не исчезали с полок, а продолжали изумлять своей красотой,
образами, сюжетами, чертами приветливых лиц… Как-то я спросила у одного
известного писателя, почему у него на письменном столе стоит фигурка фарфорового
мальчика-футболиста, и он тут же мне ответил: «Так это же из детства!»
Многие названия фигурок уже
просто исчезли из памяти. На выставках иногда встречаешь статуэтку якута с
подписью: «Мальчик-якут с собакой». Но под ней же можно прочитать и более простую
подпись: «Дружба». Как-то я увидела под знакомой статуэткой якута с рыбой
подпись: «Чукча с рыбой». Сначала подумала — вот ведь неправильная подпись, а
потом сообразила: ведь на огромной территории Якутии, теперешней Республики
Саха, живут и чукчи, и эвенки, и эвены, и юкагиры… И не это важно. Важно
другое: искусство было настоящим, оно не только вошло в быт, оно вошло в
сознание, осталось в истории культуры.
Время идет, «самолет
летит»…