Перевод с английского и вступительное слово Владимира Гандельсмана
Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 5, 2011
Уильям Шекспир
“ФРИВОЛЬНЫЕ” СОНЕТЫ
ОТ ПЕРЕВОДЧИКА
Не мне судить, насколько правомерно называть эти предлагаемые вниманию читателей переводы “сонетами Шекспира”. Перевод есть перевод. Все же хочу заметить, что присутствующая кое-где фривольность, если не сказать похабность, не выдумка переводчика. Приведу лишь один пример. В 135-м и 136-м сонетах обыгрываются непристойные коннотации слова “will”. Комментаторы указывают на шесть-семь подходящих значений (не все они, впрочем, непристойные). Порой скрытое значение важнее того, что на виду. Иногда очевидный смысл слова “will” (воля, желание, намерение) читателем совершенно не замечается, и лобовое прочтение (Will как имя автора), обходящее или игнорирующее каламбурную непристойность, приводит к абсурду. Поэтому следует иметь в виду все значения этого слова: а) плотское желание, похоть, вожделение; б) вспомогательный глагол для обозначения будущего времени; в) умысел, настойчивость, решимость; г) мужской половой орган (сленг); д) вагина (сленг); е) имя “William”. В известных мне переводах подобной многозначности нет. Это, конечно же, не значит, что моя работа лучше, но мне кажется, она может дополнить переводы коллег, а значит посодействовать прочтению оригинала.
один Уильям метит прямо в цель,
взведя копье! Он именем уже
к сладимой щели льнет и льется в щель.
Увлажнена ль, чтобы Уильям мог
там пировать, шекс-пировать, иль ждет
он изволенья зря? Смотри, он взмок.
Ужели не Уильям? Кто? Вон тот?
Уильям грянет ливнем в океан! —
Не переполнить? Пусть. Но утолить,
насытив, страсть! Он страждет, пьян и рьян,
уильямсь, всё в сладимую излить.
Впусти меня — и в пиршестве утех
в Уильяме сольется похоть всех.
136.
Клянусь слепой душе твоей, что я
Уильям, по складам меня читай:
У-и-льям — в нем желанье льет ливмя.
Оно твое, впусти меня, впитай!
Уильям в тайниках твоей любви
разбудит сонм желаний, среди них —
настоянное на его крови.
Возможно, растворенное в других,
оно тебя не тронет, но позволь
ему там быть, считай меня ничем,
но все-таки считай, — пусть эта роль
не главная и до поры я нем.
“Уильям” пусть душа твоя твердит,
и он любовью в ней заговорит.
137.
Любовь-дуреха, что за слепота?
Мои глаза не видят то, что зрят
перед собой, — им внятна красота,
но пялятся на все дерьмо подряд.
Зачем они швартуются в порту,
в котором промышляет матросня,
зачем суются в ту же срамоту,
в которую совались до меня?
Зачем себе внушать, что отведен
причал любви-дурехи одному,
тогда как не причал он, а притон?
О, похоть, неподвластная уму!
Как сучка, ложь, ты спуталась со мной,
и, чумку подхватив, я стал чумной.
138.
Клянется, что правдива, хоть и врет.
Пусть думает любовь моя, что я,
как юноша, разинув глупый рот,
клюю на все наживки бытия.
В угоду ей я подпою тщете.
Твердит: “Ты молод”, зная: я не юн.
Мы с ней друг к другу, как щепа к щепе,
прибились, — о, плутовка, я твой лгун!
С чего бы исхитряться ей во лжи?
С чего бы мне быть с правдой не в ладах?
Любовь в летах прельщают миражи,
поэтому — ни слова о летах!
С пилюлей сладкой старость проведем,
а там, глядишь, и время проведем.
139.
О, нет, твоя игра не стоит свеч,
в жестокосердии хитришь ты зря.
Пусть не глаза язвят твои, но речь.
Убей в открытую, а не хитря.
Поведай, если кто-то сердцу мил,
не шарь глазами, стоит ли юлить
и ранить, дорогая, если сил
прямых достаточно, чтобы убить?
А хочешь, оправдаю? Нет вранья!
Ты просто знаешь силу глаз своих
и обращаешь взгляд не на меня,
чтоб истребить соперников моих.
Увы. Но если друг твой полужив,
добей его, и впрямь добей, не вкривь.
Перевод с английского Владимира ГАНДЕЛЬСМАНА