Цикл стихотворений
Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 2, 2011
Фантазии в манере Гофмана
1
Я изумляюсь: сотни лет назад
настолько человек был цельным,
что знал всех демонов наперечет
по именам, по званиям, по цифрам.
Как современник может рассказать
о ДНК, у нас и крыс так много общего,
что сразу виден замысел господень,
но только демонам даются имена
числительные, и поди их отличи
от ангельских…
2
На месте казни крысы по законам
времен военных песен не поют,
штандартов не склоняют, барабанщик
идет в атаку так же, как все те,
кто с ружьями, штыками и могилой
безвестной посреди незнамо где.
— А я годилась для чего-нибудь другого, —
Екатерина смотрится в окно,
где вечер наступил, но что ей вечер?
Солдатики шагают по Москве,
Петр увлечен, в империи Российской
с чем-чем, а с крысами не будет перебоя,
а значит, вечный бой, покой
нам только обеспечит поле боя.
Играет Петр, Екатерина ждет
Чайковского, домашние любимцы
похожи на хозяев, точно так
хозяева похожи на любимцев,
и Петр Третий так похож на крысу,
что вальс цветов ему сыграют позже,
когда наступит время, а пока
Екатерина ждет.
3
Известно, что рождается младенец
Бесформенным, как холодец
или желе, родители звонят
знакомым скульпторам,
и если те свободны,
они приходят к новорожденным
и дальше их лепят
в мыслителя, Давида, кто с Кановой
дружил, имел детей, готовых в Эрмитаж
войти как экспонат, а не любитель
разглядывать мадонну Рафаэля,
однако выходить
обратно из музея этим сложно
всегда бывало, ибо рамки
звенели, проходящим говоря,
что место их в музее,
всякий город
или деревня для творения искусств
плохое место, перепад температур
бывает столь несносен,
что и жить не всякий сможет,
а не то что пробуждать
любовь к высокому,
поэтому рожать
предпочитают невысоких.
4
Раскинешь руки в стороны, и вроде
становишься немного витрувийским человеком,
и замечаешь в людях ускользающих Джоконду,
автопортрет не Леонардо, а Шекспира
иль Лермонтова, этот тоже в небе
умел висеть, раскинув причиндалы,
ему не женщина была нужна, а поле
и Бог, которого уж он-то точно видел.
А что случится, если вдруг увидишь Бога?
Ослепнешь — точно, а скорее…
Есть тайны, что хранятся пуще жизни.
И Бог тайнее тайн всех и страшнее.
Он говорил с Адамом, а Адаму
тогда не дал он собеседника другого,
ну, может быть, тростник, иначе, флейту,
но эта только Гамлета играет
и все сыграть не может,
сколько дыр — открытых, дыр под пальцы,
под губы и под Лермонтова,
сколько
ладоней кровоточащих
и сколько —
дверей…
5
Найдя первооснову сущего, крылатый гений
в нее вгляделся лишь сквозь стеклы и истаял.
Сорок тысяч мудрецов две ночи напролет
до третьих петухов смыкали плечи,
размыкали брови, но не было ни скважин,
ни ключей, тогда на третью ночь
один из них, что старше всех
и что от старости один всё позабыл, воскликнул:
Позовите Пастернака!
И тотчас побежали мудрецы
на стороны тьмы и света
и Пастернака привели.
Первооснова сущего взметнулась и слилась
с пришедшим, закричал петух,
и разом исчезли мудрецы,
и Пастернак остался в недоумении:
зачем его позвали и к чему?
6
Иди на сторону воды, а там по ней:
дороги лучше еще никто не накатал
по склонам глобуса, всегда по нисходящей
проходят воды, подчиняясь
законам тяготенья, их ведут
пути те самые, что знамы человеку —
он так же катится все время вниз
и, наконец, найдя пещеру
свою, уходит насовсем,
а если бы с водой,
тогда бы никогда он не прервался —
сначала вниз, потом наверх,
потом опять, — какое наслажденье
катиться с горки, мне всегда четыре,
пять, шесть, семь и никогда
не насовсем.
7
Я говорю по телефону: Дверная ручка не скривится.
Найти нас может всякий дружный с Магелланом.
По шпалам лучше перейти их поперек,
я там вас встречу.
Подъезжает
Машина,
и я встречаю вас, и в спину вам гляжу,
и вижу, как в сосудах кровеносных
мерцает жизнь,
и думаю о том,
как по отъезде за ближайшим поворотом
взорвется вдруг капот, и то, что было,
что говорило, мыслило, любило,
забудется уже на третий день,
лишь только отгорят останки в печке,
я вижу яму, юноша в накидке,
отрезав палец ваш, его кладет в конверт
и отправляет регулярной почтой
с открыткой: лучших пожеланий в будущем году,
обратный адрес — до востребования,
точка
как многоточие на карте, города
похожи на непрожитые реки,
и катится зеленая вода,
читая по-латински: Eureka.
Когда я вижу маленькую жизнь,
когда я слышу сердце, задыхаясь,
оно торопится, и, Господи, прости,
зачем нас посылают в оцепленье
стен и кремлей? Кремли не умирают,
они должны нас сберегать, а не мы их,
дыхание страшно как бесконечность,
когда пытаешься ее представить наяву.
Я провожаю вас,
счастливого пути,
простите мои мысли.
До свиданья.