Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 6, 2009
Поле
Куда плывет, над августом качаясь,
большая опаленная звезда?
Туда, куда суда и поезда
уже ушли по волнам иван-чая?
Сухая медуница тишиной
и нежностью пропитывает кожу,
лепечет тихо: “не тревожу
покой земной…”
Откуда гул? Прислушайся — шумит,
а может, дышит поле под затылком?
Пушистым одеялом — теплой дымкой
окутывает. Невесомый миг —
уютно мама подоткнет края
лоскутного, душистого тумана:
“спокойной ночи, дурочка моя….”
Как мало мы друг друга любим, мама.
Сергей Шабалин
Школьное фото
Марине Бьёрнсгорд
Так мы жили: с мира по нитке,
по улыбке и по слезинке,
по простынке и по обидке,
по карьере и смерти ранней.
Жили скромно, но пили быстро.
Не трезвели и ждали лета
и небесную коммуналку —
чтоб без кухонных ссор и ЖЭКа.
Что ж… как всякий прохожий, смертный,
думал: путь мой красив, курсивен…
Сорок лет пролетели мигом.
Ничего не успел сказать я.
За соседним мостом деревня
белотелых высотных зданий.
Там просторнее тротуары,
зеленее травинки в парках.
На автобусной остановке
фотоснимок найду померкший.
Он — в младенчестве черно-белый —
оживет вдруг разливом цвета.
Вот — Володя, Артем, Марина
в синих джинсах, в кроссовках красных.
Я когда-то здесь жил, конечно,
но не помню, когда уехал.
Мы могли б покорить полмира.
На Юпитер слетать могли бы,
а в итоге седеем молча
и не чуем героев детства.
В толчее выпускного класса
двести сорок четвертой школы
я себя не найду, наверно,
и рука на плече исчезнет…
Оганес Мартиросян
* * *
Вверх по Орбелиани
в упор, до синевы.
Но пусто: ни мечтаний,
ни злости, ни любви.
Бутылка “Натахтари”.
Запачканы штаны.
Летит пустая тара
за памятник Шоты.
Утраченные губы,
и слезы, и звезда.
Попробуй сулугуни
в местечке Аспиндза.
Беги, вскочив с кровати,
у местного узнать,
спросив: “Ромели сати?”, —
что время — умирать.
Чтоб к вечности причалить,
взбирайся сквозь село
к правительству печали,
пока не рассвело.
Федор Мальгинов
* * *
и чудится, что время под руками,
течет себе, журчит, шлифуя камень,
почти твое — погладь или ударь.
когда же пролетит еще лет пять,
оглянешься: вот солнышко и птицы —
живут они, не зная про страницы,
“бывает”, “календарь” и “полистать”…
Александр Вавилов
Прогулка
Пойдем гулять по проводам, не замечая ток?
По освещенным городам, на уровне антенн.
Пожалуй, с севера на юг. Нет, с юга на восток.
Мы воробьев покормим с рук у вертикалей стен.
Над нами серая луна. Под нами фонари.
Сейчас бы красного вина… и пару сигарет…
Гулять мы будем до утра, до мраморной зари,
Пока июльские ветра не приведут рассвет.
Из облаков летит вода. На улицах зонты.
Сорвали планы… Ерунда! Давай домой пойдем?
Опять дожди. Дожди опять… свисают с высоты.
По проводам нельзя гулять…
под проливным дождем.
Смотри, навстречу нам летят намокшие ветра!
А у тебя сверкает взгляд, и капюшон намок.
Но я тебе простыть не дам. Скажу: “Уже пора.
Пойдем домой по проводам, не замечая ток?”
А завтра снова будет ночь, и я скажу: “Смотри,
Для нас опять зажглась точь-в-точь такая же звезда!
Она разгонит стаи тьмы, зажгутся фонари,
И для таких, как мы, —
Как мы, свободны провода”.
Георгий Лесскис
* * *
В сторону пыльной июльской Москвы,
Звук этот странный, шуршащий, приватный
Всенепременно услышите вы.
Будет он вас провожать до поселка.
Вот он все тише…
А вот он застыл…
И лишь когда за спиной он умолкнет,
Вы ощутите, что вправду он был.
Ну а потом, через десятилетья,
Вновь вы сойдете с платформы в траву,
И возвратятся мгновения эти
Звуком, несущимся ввысь, в синеву.
Звук этот детский, клокочущий, странный,
Не прекращайся в моей голове.
Жив я, покуда болят мои раны
И не смолкает кузнечик в траве.