Стихотворения
Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 3, 2008
Виночерпий, – твоя оскудела рука?
Налилась после ночи свинцом?
Для того ли вернулся издалека
блудный сын, – чтоб не выпить с отцом?
Наливай! Не жалей! Остывает еда,
и незваные гости ушли,
и такая вокруг тишина, немота,
только слышно вращенье Земли.
Наливай, – пусть они посидят, помолчат,
а потом “Журавли” запоют
и, напившись, забудут дорогу назад,
и навечно останутся тут.
Стол накрыт на двоих, – остальные не в счет,
невзирая на ангельский чин…
И течет по усам – и ни капельки в рот,
как у всех настоящих мужчин.
* * *
Тылы оголились, – за нами
практически никого;
еще не приспущено знамя,
и ветер полощет его.
Но, страхам ночным потакая,
нас медленно сводит с ума
не близостью передовая,
а в спину дышащая тьма.
* * *
И не вступая в переписку,
ответа не надеясь ждать,
испытывая нежность к Пинску,
как к сыну брошенная мать,
я вдоль по Пине, инородец,
как вдоль по Питерской, плыву.
И я плюю в ее колодец,
и жадно из колодца пью.
* * *
Покачиваясь на волнах,
лежу, закрыв глаза;
исчезло всё, включая страх,
включая небеса.
Исчезло абсолютно всё:
любовь, тоска, земля, –
есть только море и Басё,
который рифмы для.
* * *
Ни от мира сего,
ни от мира другого
я не жду ничего,
кроме точного слова.
30 лет…30 зим…
Из варягов да в греки.
Приоткрылся Сим-Сим
и закрылся навеки.
* * *
Протоку бреднем профильтрую,
опенку поклонюсь в лесу
и в городе проголосую
за докторскую колбасу.
В протоке щука нерестится,
опенок вырос до небес.
Но кем-то вырвана страница,
увы, на самом интерес…
Виночерпий, – твоя оскудела рука?
Налилась после ночи свинцом?
Для того ли вернулся издалека
блудный сын, – чтоб не выпить с отцом?
Наливай! Не жалей! Остывает еда,
и незваные гости ушли,
и такая вокруг тишина, немота,
только слышно вращенье Земли.
Наливай, – пусть они посидят, помолчат,
а потом “Журавли” запоют
и, напившись, забудут дорогу назад,
и навечно останутся тут.
Стол накрыт на двоих, – остальные не в счет,
невзирая на ангельский чин…
И течет по усам – и ни капельки в рот,
как у всех настоящих мужчин.
* * *
Тылы оголились, – за нами
практически никого;
еще не приспущено знамя,
и ветер полощет его.
Но, страхам ночным потакая,
нас медленно сводит с ума
не близостью передовая,
а в спину дышащая тьма.
* * *
И не вступая в переписку,
ответа не надеясь ждать,
испытывая нежность к Пинску,
как к сыну брошенная мать,
я вдоль по Пине, инородец,
как вдоль по Питерской, плыву.
И я плюю в ее колодец,
и жадно из колодца пью.
* * *
Покачиваясь на волнах,
лежу, закрыв глаза;
исчезло всё, включая страх,
включая небеса.
Исчезло абсолютно всё:
любовь, тоска, земля, –
есть только море и Басё,
который рифмы для.
* * *
Ни от мира сего,
ни от мира другого
я не жду ничего,
кроме точного слова.
30 лет…30 зим…
Из варягов да в греки.
Приоткрылся Сим-Сим
и закрылся навеки.
* * *
Протоку бреднем профильтрую,
опенку поклонюсь в лесу
и в городе проголосую
за докторскую колбасу.
В протоке щука нерестится,
опенок вырос до небес.
Но кем-то вырвана страница,
увы, на самом интерес…