Образная геоморфология одного стихотворения Александра Блока
Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 5, 2007
Стихотворение Александра Блока “В густой траве пропадешь с головой…” (1907) имеет явное усадебное происхождение. При этом очень важно, что само содержание стихотворения и его структура воссоздают и развивают образы среднерусской дворянской усадьбы, подмосковной, одним из эталонов которой было и Шахматово. Это произведение порождает образно-географическую систему, связанную со Среднерусской возвышенностью, среднерусскими ландшафтами и дворянскими усадьбами. Текст стихотворения позволяет разработать образно-географическую карту, которая способствует пониманию происхождения и семантики основных культурно-географических образов произведения. Для анализа образно-географического содержания стихотворения используются по аналогии идеи и образы классической геоморфологии, переосмысленные в контексте гуманитарно-географического исследования.
Уже первые строки стихотворения создают образ разделения пространства на обжитое и необжитое, освоенное и неосвоенное:
В густой траве пропадешь с головой.
В тихий дом войдешь, не стучась…
Густая трава в данном случае – очевидный маркер образа природного, неосвоенного пространства; тихий дом – топос спокойного и хорошо освоенного, домашнего пространства. Вход в это домашнее пространство усадебного, огороженного пространства связан со встречей с девушкой, само обращение которой к гостю: “Здравствуй, князь” – возвращает нас в мир Древней Руси.
Усадебное пространство в стихотворении является по преимуществу женским (это прямое продолжение образа тихого дома), а само женское пространство хорошо репрезентируется образом сада. Речь девушки, обращенная к гостю, – по сути, краткое описание ее приусадебного сада:
Вот здесь у меня – куст белых роз.
Вот здесь вчера – повилика вилась.
Слово “здесь” ориентирует нас в условной топографии невидимого нам буквально сада, однако окончание речи девушки расширяет садовое пространство уже вне конкретных локусов различных садовых растений:
Где ты был, пропадал? Что за весть принес?
Кто любит, не любит, кто гонит нас?
Собственно, окончание речи девушки делает усадебное пространство пространством экзистенции, пространством переходным и в силу этого не совсем спокойным; в нем заложено беспокойство о каких-то внешних, будоражащих спокойное домашнее пространство событиях. Вполне уверенно можно сказать, что усадьба предстает в произведении Александра Блока местом медиации внутренних (спокойных) и внешних (беспокойных, непредсказуемых) пространств-событий и в то же время местом аккумуляции и осмысления внутренних и внешних образов пространства.
Следующее четверостишие – неожиданный переход в пространство забвения и воспоминаний, это попытка отдаления от внешних угроз и погружение в спокойный и безмятежный мир усадьбы:
Как бывало, забудешь, что дни идут,
Как бывало, простишь, кто горд и зол.
Вместе с тем образное усадебное пространство в очередной раз расширяется за счет зрительной и слуховой памяти, направленной вовне:
И смотришь – тучи вдали встают,
И слушаешь песни далеких сел…
Характерно, что в данном фрагменте зрительный и слуховой образы явно сливаются воедино, причем возникающий целостный мнемонический образ носит панорамные черты. Условный наблюдатель смотрит и слушает с возвышенности, видит очень далеко, и местность сама достаточно открыта для обзора. Понятно, что окрестности Шахматова и Тараканова, расположенные на Клинско-Дмитровской гряде, способствовали рождению подобного синтетического образа. Однако его развитие было бы вряд ли возможным без фундаментального для культурной памяти позиционирования, размещения точки обзора на краю собственно освоенного усадебного ядра, на условной границе освоенного и неосвоенного пространства.
Возможность пограничной позиции и даже ее предпочтительность для обитателей усадьбы означает образное моделирование выхода из обозреваемого круга приусадебных земель и местностей. Этот выход предполагает эмоциональную возгонку, своего рода поэтический экспрессионизм, нацеленный на возвышение ценностей движения, дальних путей, чужедальней стороны:
Заплачет сердце по чужой стороне,
Запросится в бой – зовет и манúт…
Циклический характер содержательной структуры блоковского стихотворения, что наблюдается во многих его произведениях, обусловливает в сжатом варианте повтор начала, причем в обратной последовательности – краткую реплику девушки и исчезновение в невидимом пространстве быстрого отъезда, ухода:
Только скажет: “Прощай. Вернись ко мне”.
И опять за травой колокольчик звенит…
Безусловный романтизм блоковского усадебного мира соприкасается в этом стихотворении с вúдением традиционного культурного ландшафта Среднерусской возвышенности и, шире, Средней полосы России. Ряд явных и скрытых текстовых топосов, очевидно, связывают рассматриваемое произведение с циклом “На Куликовом поле”: князь, бой, тучи вдали, сердце и чужая сторона, колокольчик, женщина (девушка), олицетворяющая Русь-Родину. В данном контексте вполне очевидно, что и названный цикл, в свою очередь, имеет не только символистское, но и “усадебное” происхождение по ряду повторяющихся образов.
Возвращаясь к началу стихотворения, вновь обратим внимание на первые две строки. Проникновение, заход в дом неожидан, а сам дом окружен полосой заброшенного, невозделываемого пространства (образ густой травы, в которой пропадаешь с головой). Хотя подобный образ входа в усадебный локус может быть связан с конкретной топографией дворянской усадьбы эпохи ее хозяйственного упадка конца XIX — начала XX века, когда она стала восприниматься в интеллектуальном сознании скорее как дача, окруженная зачастую пустошами, неудобьями, пастбищами или паровыми землями, тем не менее, становится ясно, что образ усадьбы в более широком смысле моделируется в блоковском произведении как промежуточный центр, место случайного, хотя и душевного отдыха, и, что вероятнее всего, уже как край, пограничье, захолустье сельского среднерусского ландшафта.
Если попытаться построить образно-географическую карту усадебного пространства блоковского стихотворения, то усадьба, будучи важным ее элементом окажется на краю подобной карты. В центре этого пространства окажутся “далекие села” – по сути, локусы забвения и надежды одновременно. На другом краю карты разместится пространство “чужой стороны” и “плачущего сердца”. Медиативными локусами на образно-географической карте могут быть усадебный сад (“куст белых роз”, “повилика”) и пространство некошеной густой травы, которое преодолевается при въезде и выезде из усадьбы.
Так может выглядеть плоскостная схема-модель гуманитарно-географических образов стихотворения. Однако образная картина может быть гораздо более объемной, если представить ее геоморфологически как своего рода образно-геоморфологический профиль. Образная геоморфология поэтического произведения Блока включает в себя явное понижение, дно “земной чаши”, в котором находится сама усадьба. Пространство густой травы, в котором пропадает герой стихотворения, будет в такой картине склоновым, за которым уже находятся далекие села и пространство чужой стороны. Заметим здесь, что подобный образно-геоморфологический профиль имеет кажущееся расхождение с явно возвышенной точкой обзора пространства забвения и прощения, обретаемого в усадьбе. Это расхождение может быть преодолено за счет введения в модель сакрально-поэтической вертикали, порождаемой самим врéменным пространством забвения (экзистенциальным пространством усадьбы, то сжимающимся и понижающимся, то расширяющимся и возвышающимся). Таким образом, усадебное пространство становится пульсирующим, циклическим, соответствующим умонастроениям и переживаниям лирического героя. В то же время очевидно, что такое пространство является динамическим, проточным, сквозным, поскольку сама криволинейность образно-географического пространства продуцирует, создает ситуации быстрых образно-символических изменений.
Образно-географический анализ стихотворения Александра Блока “В густой траве пропадешь с головой…” позволяет оконтурить ряд проблемных вопросов, связанных с содержанием стихотворения. Наиболее важные из них: как функционируют, работают экзистенциальные пространства, порождаемые поэтическими произведениями? Каким образом можно четко отслеживать, выделять образные маркеры различных экзистенциальных пространств? Как уловить некие общие законы динамики подобных экзистенциальных пространств вне рамок определенных литературных течений и направлений (романтизм, реализм, модернизм, символизм и т.д.)?