Стихотворения
Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 5, 2007
Не бери в дорогу больше, чем могут отнять:
один телефонный номер, имя без отчества.
По телевизору показали на днях опять
храм без гвоздей. Шедевр деревянного зодчества.
Я плаваю плохо. Лежу на воде легко.
Дольше всего гниют нежилые скворечники…
Крикнешь в форточку – слышится далеко.
И планета сжимается в поперечнике.
* * *
В центре города стаяло, можно не чуять ног;
снова кажутся длинными обе улицы Бебеля, –
мальчик смотрит в окно, наведя бинокль.
И бликует на солнце старинная оптика!
Взгляды Бога, живущего в складках штор.
Я карманы набила душистым ломтиком
леденцов барбарисовых. И ничто
не кончается больше. И не становится
меньше, тоньше, короче, чем
было прежде.
…а с Богом нельзя условиться.
Объяснить, почему я конфет не ем.
* * *
Приносит снег апрельская гроза.
Ребенок чей-то плачет от испуга.
Мне нужно, чтобы кто-нибудь сказал:
не делай этого, подруга.
Но тает снег и утихает плач.
Горит торшер, накрытый полотенцем.
И в сумраке висит отцовский плащ,
как призрак своего владельца.
Я ничего не сделаю, душа!
Я буду спать, юна и хороша,
для праздности одета и обута…
Но иногда тревогой ни о чем
возникнет над моим плечом
апрельский снег и детский плач как будто.
* * *
Бродягой не стать домашнему очевидцу;
как бы тебе ни бежалось, ни лезлось из кожи.
В это окно уже не стучится птица:
она поселилась за плинтусом лоджии.
Будет есть из руки. У тихого жить огня,
не понимая твою речь.
…эта кожа практически мертвая у меня.
Можно по ней жечь.
* * *
Сотворяя меня из меня, – поторопись:
в неоплаченный отпуск уходит линотипист.
Закрывает наборную кассу и гасит свет.
А потом в темноте он слушает, как его нет.
Типография помнит рабочий печатный вал.
Мастер нас подпускал и попробовать нам давал:
ничего не придумывай, просто нажми вот здесь
и руками в машину без надобности не лезь.
Непросушенный оттиск не складывай пополам:
буквы смажутся. Снова набрать не дам.
Подожди в стороне, помолчи, подержи в руке.
А потом уходи.
Налегке. Налегке. Налегке.