Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 4, 2007
Перевод Владимир Светлосанов
Саймон Армитидж родился в 1963 году в местечке Марсден, в самом сердце Пеннинских гор, “between nowhere and Scapegoat Hill, or on Saddleworth Moor”.
Если отбросить “nowhere”, то оставшиеся топонимы, по всей вероятности, не выдумка автора, но сущая правда. Склоны гор и берега рек, поросшие явором, пустоши и холмы, дорога, связавшая Лидс и Манчестер. Это Западный Йоркшир. Петр Вайль никогда не рассказывал нам о гении этих мест. Стало быть, такового не было. Саймон из Марсдена не даст соврать: не жили здесь гении. Он, внимательно читавший лондонцев и дублинцев, Кольриджа и Йейтса, Хьюза и Ларкина, ежедневно наблюдает эти места, сидя за рулем автомобиля, напевая или еще только обдумывая тексты своих путевых песен (“Traveling songs”). В молодые годы он изучал географию в Портсмутском университете, но не стал географом и вскоре перебрался с “вредного” для него юга на родной северо-запад. Занятия географией не прошли даром: уже названия его книг отражают поэтический ландшафт: “Xanadu” (1992), “The dead sea poems” (1995), “Cloudcuckooland” (1997). Первый сборник “Zoom!” был издан в Англии в 1989 году, последний – “The Universal Home Doctor” – в 2002-м. Его публикуют Bloodaxe Books, Penguin, Faber and Faber. Книга стихов “The Shout” в 2005 году была издана в США. Помимо восьми поэтических книг, его перу принадлежат четыре пьесы, многочисленные сценарии для телефильмов и даже одно оперное либретто.
Саймон Армитидж
Песня
В горах, на берегу реки,
я взял кусок кирпично-красной
коры и вырезал кораблик,
величиной с форель, не больше,
и наблюдал за ним, плывущим
и тонущим. И там, где он исчез,
дюйм серебристой плоти над водой
блеснул на солнце – на одно мгновенье.
А ниже по теченью, за мостом,
собрал немного я травы пожухлой
и взял кремень, чтоб развести огонь.
И явора двойные семена,
похожие на маленький пропеллер,
сорвались с ветки, закружились
и оказались стрекозой, летящей
вниз по теченью – в стелющейся дымке.
Потом – затерянный в ночи
дом у реки. И на тарелке рыба,
форель, чья розовая мякоть
коптилась перед тем, как я
её отведал. В этом суть вещей,
их предопределение и форма,
которая таится в именах.
Сокрытое проявится на солнце,
обещанное выпадет дождём.
Сойка
В саду все зеленело и цвело;
перед заходом солнца я повесил
сушиться платье мокрое твое,
нежно-зеленое, в лучах заката.
Я, помнится, тогда натер ладонь,
откручивая голыми руками.
в подвале вентиль. Помню хорошо
те дни, давно прошедшие, то время.
Как на равнине весельная лодка,
беспомощный птенец, расставив крылья,
пересекал тропинку возле дома.
Мы подняли его и рассмотрели
мышиный профиль с черными усами,
солидный зоб, коричневый наряд
с голубовато-серой окантовкой,
раскрытый клюв, и в нем продолговатый,
тончайший язычок, которым он,
как губкой, жадно впитывал прохладу.
Мы в тень перенесли его. Он тотчас
затрепетал, как мотылек, всем телом.
Я часто слышу, что первопричиной
возникновенья жизни на Земле
мог быть метеорит, упавший с неба,
что вспышка в атмосфере послужила
толчком к началу вечного движенья.
Но эта птица воплощеньем смерти
тогда нам показалась – ни добить,
ни полюбить мы не могли ее.
Крик
Того мальчишки,
с кем ходил я в школу,
лица и даже имени
не помню. Мы испытывали с ним
пределы голоса:
он должен был кричать,
я должен был
дать знак издалека,
что он услышан.
Над парком крик летел – я поднял руку.
Невидимый,
кричал он очень громко
оттуда, где кончается дорога,
с холма, с высокой смотровой площадки –
я поднял руку.
Он канул ровно двадцать лет назад
на западе Австралии далекой –
приставил к нёбу ствол, спустил курок.
Мальчишка, чье лицо и даже имя
забылось, не кричи, тебя я слышу.