Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 1, 2007
Библиография
Кадзуо Исигуро. Не отпускай меня. Пер. с англ. Л. Мотылева. — М.: Эксмо, 2006. Любая фантазия ценна тем, насколько точной метафорой реальности она является. Роман современного японца Исигуро именно тот случай. Перед нами утопия на темы трансплантации органов. С этой целью в закрытых английских пансионатах выращивают клонированных детей. Первая выемка, вторая, третья — сколько органов можно извлечь из человека, пока он не сдохнет? Какая разница. Поскольку текст является пронзительной метафорой человеческой жизни вообще. Которая из таких вот потерь и состоит — только на психологическом, эмоциональном уровне. И чем больше потерь накапливается, тем труднее обретать новую привязанность. Об этом, в сущности, этот великолепно печальный роман. Хотя, говорят, в графстве Кент есть город, куда свозят все забытые, потерянные вещи. На что мы все втайне и надеемся.
Сэмюэль Беккет. Мечты о женщинах, красивых и так себе. Роман. Пер. с англ. М. Дадяна. — М.: Текст, 2006. В свое время первый роман писателя отвергли издатели, и Беккет спрятал рукопись в стол. Впервые «Мечты…» были изданы спустя четыре года после смерти писателя, в 1993-м. На русском языке — только что. Это самый личный, автобиографичный — и самый литературный, перенасыщенный аллюзиями и цитатами, а ля Джойс, роман Беккета. Главный герой, Белаква, лентяй, слюнтяй и лирик, пересажен на современную почву из «Божественной комедии» Данте. Место действия — условная предвоенная Европа. Героини, красивые и так себе, списаны с действительности и смахивают на женщин писателя, включая дочку Джойса, литературным секретарем которого Беккет многие годы работал. Отсюда, понятное дело, и аллюзии. Что тут скажешь? «Мечты…» — тот вариант текста, который следует читать «после»: после зрелых, классических произведений Беккета. Которые будут «расчищать» и «высушивать» этот ранний, вычурный и такой лиричный, нежный роман нобелевского лауреата.
Лев Лосев. Иосиф Бродский: опыт литературной биографии. — М.: Молодая гвардия, 2006. За десять лет после смерти поэта попытки описать его жизнь предпринимались неоднократно. Данный вариант — наиболее адекватное и полное исследование, выполненное давним другом Бродского, поэтом и филологом Львом Лосевым. Особенности внутреннего мира Бродского переданы в книге через единство его биографии и творчества. Бытия и быта. Судьбы и случая. Апеллируя к стихам, Лосев пытается обосновать мировоззрение. Взгляд поэта на историю и литературу. Советскую власть и религию. На творчество и время. Кстати — в том, что биография одиночки Бродского, презиравшего «серийность» и «советскость», втиснута в серию «ЖЗЛ», можно усмотреть злую шутку времени. Книгу, которая станет хрестоматийной, нужно было издавать, конечно, вне серий.
Дай Сы-цзе. Бальзак и портниха-китаяночка. Пер. с фр. Л. Цывьяна. — М.: Иностранка, 2006. Небольшой, на один вечер, роман современного китайского писателя-эмигранта, пишущего по-французски. Идеальный пример того, как «работает» литература, в основе которой лежит десяток мировых сюжетов. И задача автора — найти материал, в котором один (или несколько) сюжетов оживут, станут литературной реальностью. Конец шестидесятых, культурная революция. Два подростка из интеллигентных семей отправлены в деревню на перевоспитание. В чулане они находят запрещенные партией книги — Бальзак, Флобер, Дюма. И зачитывают их тайком местной девушке-замухрышке, в которую со скуки влюблены. Что происходит с девушкой? Правильно. После Бальзака она «ощущает себя женщиной» и уходит искать городского счастья. «Пигмалионы» остаются у разбитого корыта.
Натаниэль Лакенмайер. Чертова дюжина. Пер. с англ. А. Турова. — М.: Колибри, 2006. В этой книге анализу подвергается трискаидекафобия, или боязнь цифры «13» — и трискаидекафилия, или поклонение этой же цифири. Генеалогия явления восходит к Тайной вечере — тринадцать персонажей, один из которых предатель. Понятно. Но есть и более ранние свидетельства о сложных взаимоотношениях человека с чертовой дюжиной. Автор систематизирует все проявления фобий и маний относительно этого числа. Вывод, который можно сделать на основе собранных фактов, прост. В периоды преобладания веры в прогресс и разум цифра «13» подвергалась остракизму (ни на что не делится, ничему не соответствует). Наоборот, в постиндустриальную эпоху, когда вера в светлый путь и разум потерпела крах, человек доверяет именно чертовой дюжине. Находя в ее иррациональной, ускользающей, лунной сути экзистенциальную опору и оправдание собственному бытию.
Уолтер Пейтер. Ренессанс. Очерки искусства и поэзии. — М.: Б.С.Г.-Пресс, 2006. Очерки английского историка искусства Пейтера хорошо известны мировому читателю уже сто с лишним лет. Почему-то именно англичане, кстати, были самыми тонкими ценителями европейского искусства Возрождения. Книга классическая и поэтому давно не переиздавалась на русском. А зря. Потому что именно такие сборники нужно допечатывать регулярно, и не только продавать по магазинам, но и раздавать нашим гражданам в нагрузку к шенгенской визе. Поскольку Пейтер учит не глазеть на картины и скульптуры (как это делает большинство наших туристов в Европе), а видеть их. Понимать как в культурном контексте, так и в непосредственной наглядности. И переживать по этому поводу тихий, но ошеломляюще сильный эстетический экстаз. Давно забытое, между прочим, удовольствие.
Сухбат Афлатуни. Ташкентский роман. — СПб.: Амфора, 2006. Первый роман молодого русского писателя из Ташкента, «узбекского Памука», уже удостоенный минувшей весной «Русской премии». Роман структурно повторяет современный город, в котором разворачиваются события. За бытом одинокой ташкентской мамаши скрывается второй и третий планы, бытийные сумеречные напластования (книга и начинается со вскрытия асфальта) — точно так же, как под бетоном современной застройки Ташкента ворочаются в могилах мусульманские праведники. Это роман даже не о городе и не о людях — он о логике поведения, которую диктует город, которого давно уже нет на свете.
Никодим Кондаков. Византийские церкви и памятники Константинополя — М.: Индрик, 2006. «Научное путешествие» Никодима Кондакова, которое исследователь совершил в 1884 году, — в сущности, монография о соборах, чудом сохранившихся в городе со времен падения Константинополя. И — шире — о понимании византийского искусства относительно искусства итальянского Возрождения. Которое, по мнению автора, расцвело после разграбления Второго Рима венецианцами. Текст альбома витиеват и суховат. Но уникальные иллюстрации скрадывают эту особенность. Это гравюры и карты. Но, главное, фотографии Стамбула и его соборов, выполненные автором. Они-то и превращают монографию в прикладной путеводитель. Поскольку в городе со времен Кондакова — и султанов — мало что по части архитектуры изменилось.
«От Пречистенских до Арбатских ворот. Москва, которой нет. Путеводитель. — М.: Художественная литература, 2006. Исторический облик Москвы планомерно уничтожался при Советской власти, но катастрофических масштабов этот процесс достиг только при власти новой. Данная книга — это попытка зафиксировать процесс исчезновения города «по горячим следам». Помимо известной исторической информации тут имеются современные акценты. Наше внимание привлекается к объектам, которые были уничтожены совсем недавно — или пойдут на слом вот-вот — ну, или появились на старом месте. Поразительные факты! Кто бы мог подумать, что горельефы на храме Христа Спасителя-2 сделаны медными (а не мраморными, как принято в православной традиции) только потому, что «главный зодчий Москвы» просто не умеет работать в камне?
Фотография — искусство. — М.: Интеррос, 2006. Монументальный альбом, посвященный творчеству великого Александра Родченко. Автор текста — внук художника Александр Лаврентьев. Наряду с хитами, масса малоизвестных снимков. Прекрасные работы, если не думать об их прикладной функции. Хотя дело как раз в том, что именно эти работы внесли свой немалый вклад в сталинизацию общества. Анализируя фотографии «в массе», видишь, что основной творческий прием Родченко это опредмечивание живого человека. С помощью крупного плана в неожиданном ракурсе — или через массовки. И там, и тут индивид превращен в предмет, винтик. Закручивай, готово. Хотя есть в книге и нежные, теплые — как будто «из Тарковского» — снимки. Например, «За червями. Мальчики в лодке» 1933 года.
Том Стоппард. Берег утопии. — М.: Иностранка, 2006. Гигантская, как трехпалубный корабль, пьеса-трилогия Тома Стоппарда уже поставлена в Лондоне и Нью-Йорке. Теперь пришла очередь Москвы. На декабрьской ярмарке Non-fiction #8 сэр Том лично представил русский перевод пьесы, выполненный братьями Островскими. Теперь, пока пьеса готовится к постановке в РАМТе, мы можем рассмотреть ее героев. А это знакомые лица: Белинский, Бакунин, Герцен, Огарев, Тургенев и другие персонажи русской истории. Мелькает даже Чаадаев и Пушкин. Пьеса невероятно театральна по ритму и монтажу. Первая часть по-чеховски воздушна и фрагментарна. Далее трилогия развивается по пути «от идеи к человеку». Когда персонажи из носителей философских учений постепенно превращаются в живых людей. То есть прощаются с утопиями. В целом трилогия оставляет двойственное впечатление. Стоит забыть, что перед нами не личности из учебника, а простые, как у Чехова, люди, —и половина обаяния пьесы тут же исчезнет. И она станет просто скучной.
Петр Вайль. Стихи про меня. — М.: Колибри, 2006. Блестящий очеркист и писатель Петр Вайль — автор знаменитой книги «Гений места». Книги, которая остается непревзойденной вершиной его творчества. Новый сборник очерков подтверждает это наблюдение. Книга хороша всем в отдельности. И любимыми стихами русских классиков, которые в ней собраны (от Анненского до Бродского). И авторскими историями-комментариями к этим стихам. Но того удивительного синкретизма, который является сутью авторского высказывания Петра Львовича, эта книга не демонстрирует. Автор или пускается в литературно-философский анализ (случай со стихами Пастернака), довольно пресный, между нами. Или начинает рассказ о своем, автобиографичном (случай со стихами Есенина) — что гораздо интереснее, но. Единственно бесспорное качество этого сборника — его просветительский характер. Поэзия — в выигрыше.
Туре Гамсун. Спустя вечность. — М.: Б.С.Г.-Пресс, 2006. Воспоминания Туре Гамсуна, известного норвежского художника — и сына Кнута Гамсуна. В фокусе, конечно же, главная драма жизни великого писателя — сотрудничество с нацистами, послевоенный суд, психиатрическая лечебница; и как «всепобеждающий финал» — последняя книга девяностолетнего классика «На заросших тропинках». В мемуарах сына важны прежде всего мотивы жизни, ее аспекты. Например, фанатичная преданность писателя Германии, которая, по его мнению, помогала норвежской самоидентификации. Его постоянная, яростная англофобия. Романтический индивидуализм в русле философии Ницше и его переоценки ценностей. И, наконец, элементарное упрямство, с которым Гамсун верил в то, что с помощью Германии Норвегия выйдет на мировую арену. Что и произошло — правда, благодаря Гамсуну, а не Германии.
Глеб Шульпяков