эссе
Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 1, 2005
Мечеть Сулеймания и Собор Святой Софии в Стамбуле
Культовых сооружений в Стамбуле как церквей в старой Москве: сорок сороков. Но главными остаются собор Святой Софии и мечеть Сулеймания. Оба появились на холмах великого города в пору расцвета империй. Оба прославляют светскую и религиозную мощь державы. Между ними тысяча лет во времени, да. Но грандиозные эти объекты ближе друг к другу, чем кажется.
Султан Сулейман по прозвищу Великолепный, Законодатель, заказал построить мечеть придворному архитектору, которого звали Синан по прозвищу Абдурменнан, что означает “сын раба Божьего”. Он родился в христианской анатолийской деревне, где жили турки, греки и армяне, поэтому теперь каждый из этих народов считает его своим “великим сыном”. В юношестве он был рекрутирован, стал мусульманином и янычаром, а в 1538 году получил должность главного архитектора империи.
Вот и все, что нам известно об этом человеке “без прошлого”, у которого оказалось великое будущее.
На его счету сотни сооружений, однако Сулеймания остается главной мечетью в его биографии — да и вообще в истории османского зодчества.
Строительство этой мечети началось в мае 1550 года.
Два года ушло на то, чтобы расчистить склон и разметить площадку, а также на глубокий фундамент, который в основе мечети.
Говорят, Синан нарочно проводил время в разъездах, чтобы Сулейман не имел возможности торопить архитектора, и вернулся в столицу только тогда, когда фундамент на террасе Третьего холма “состоялся” настолько, чтобы утвердить на нем многие тысячи тонн кирпича и камня.
Тогда-то и появились на склоне первые стены.
И с каждым днем поднимались все выше и выше.
Европейские путешественники, бывшие о ту пору в городе, поражались не столько восточной архитектуре, сколько скорости работ на стройках. Мечеть, соизмеримую с готическим собором, исламские архитекторы “ставили” за семь-десять лет, что по тем временам считалось сроком невиданным.
Конечно, баснословные затраты из казны и огромная армия наемных работников, готовая вкалывать день и ночь за копейки. Но секрет еще и в том, что на исламской стройплощадке царило тотальное разделение труда, гарантировавшее исполнение заказа в сжатые сроки.
“Каменщика” вообще не существовало. Один человек тесал камень, который пойдет на лицевые стены, другой обрабатывал тот, что кладут с изнанки. Поскольку оба способа отличались друг от друга — ведь лицевой камень останется “голым”, “парадным”, а “внутренний” надо крыть штукатуркой под роспись — то и прозвища такие “каменщики” имели разные, и статус — неодинаковый: что подтверждают ведомости по выплатам за работу.
То же самое касалось и плотников, и кузнецов, и штукатуров.
Известняк для стен и гранит на колонны вырубали на островах Мраморного моря, куда Синан ездил сам и выбирал, карабкаясь по склонам, то, что нужно в дело.
В мастерских города тем временем лепили и обжигали тысячи легчайших кирпичей, которые пойдут на главки и купола мечети. Из провинции шли наниматься на службу сотни армян, знавшие толк в искусстве камня лучше других.
Вечерами, если случалось, что султан и его архитектор оказывались в городе, они встречались. Встреча происходила не во дворце, как принято, а в мастерских района Вефа, где работала артель Синана и сам архитектор сидел над чертежами.
Поскольку язык инженера неведом султану, мастера Синана делают из дерева миниатюрную модель мечети с куполами и минаретами, воротами и фонтаном для омовений посреди двора. Они подводят к игрушечному фонтану воду, которая бьет в тот момент, когда Синан показывает модель своему господину. Тот снисходительно кивает головой и делает знак казначею, чтобы тот не скупился на средства.
На чертеже видно, что мечеть в плане повторяет Святую Софию. Но поскольку султан в чертежах не смыслит, то не замечает, как Синан, используя греческий замысел, преображает Софию.
Но именно так обстоит дело.
Между мечетью Сулеймана и Святой Софией одна миля пешком по городу и тысяча лет, как и было сказано. Но нет более близких сооружений, чем эти два храма, чьи купола, как тарелки, висят над Стамбулом.
Оба выстроены в эпоху расцвета империй при царях, желавших в камне воздать должное премудрой воле Всевышнего.
Оба храма несут купола величины невиданной, выражая небеса необозримые, но распростертые над каждым, кто жив на земле под властью султана ли, императора.
И, наконец, в истории каждого храма имеется женщина, Феодора — жена Юстиниана, и Роксана — супруга султана. Это их невидимая воля присутствует отныне во всех, включая градостроительные, свершениях монархов.
Римские каменщики помещали свод на цилиндрическую, то есть круглую, основу. Наоборот, греческие мастера Исидор и Артемий взяли за основу азиатский план. То есть решили утвердить великий свод на кубе или, по словам философа, вписать небесный круг в квадрат земной юдоли согласно пропорциям золотого сечения с погрешностью всего в четыре доли.
Но просчет был все же допущен. И случилось это по части сопротивления материалов, науки о котором в том веке еще не имелось.
Стены собора отличались невиданной прочностью, да — поскольку в шурфы, устроенные внутри, заливался свинец. Купол и боковые главы укреплялись тем, что в раствор, увязывающий кирпичи, добавлялись толченые кости святых.
А кальций (вместе со Святым Духом, разумеется) держит кирпич прочнее прочного.
Однако вскоре после завершения строительства не выдержал и дал трещину фундамент, на котором покоилась невиданная по тем временам тяжесть. Великий купол рухнул на землю, погребая под обломками тысячи верующих.
Купол восстановили, но собор продолжал разваливаться. Гранитные колонны “оплывали” под тяжестью галерей. Стены, хотя и не трескались, но оседали, не выдерживая массы центрального купола и сводов. Век за веком собор незаметно сползал со скальной платформы, угрожая рухнуть на кварталы Константинополя, а потом и Стамбула.
В середине шестнадцатого века, когда в архитекторах империи уже был Синан, положение Софии стало катастрофическим. И Синану по должности надлежало провести реконструкцию. Через несколько лет у стен Софии поднялись широкие каменные контрфорсы, послужившие “опалубкой”. С их помощью Синан остановил “сползание” собора, но первоначальный облик Софии сильно изменился и дошел до наших дней именно в таком, искаженном, виде.
Тогда же по углам Софии появились новые и тоже не слишком изящные минареты. Они играли роль стабилизаторов, также державших сооружение.
Работая под куполом Софии, Синан имел прекрасную возможность изучить и план здания, и технику работы греческих мастеров.
И мечеть султана, без сомнения, выстроена им с оглядкой на Святую Софию. Начиная свою мечеть, он хотел переспорить греческих мастеров их же средствами. И если не превзойти, то создать рифму, ответить.
В плане перед нами те же два полукупола на одной оси с центральным сводом посередине. Все это многотонное хозяйство покоится на четырех опорных столбах: толстых, массивных. Но парадокс в том, что старые формы православной архитектуры помогли Синану выразить идею исламского космоса. То есть наполнены у него иным, нежели греческий, смыслом.
Купол Софии подсвечен невидимыми окнами в барабане. Кажется, что он отделен и удален светом от паствы как удален от людей Всевышний в космогонии византийского христианства.
Не зря говорил народ Константинополя, что купол держится на золотой цепи, которая свисает с неба.
Купол Синана, хотя и меньше в диаметре (26 против 34-х) и ниже на три метра (53 против 56-ти), расположен на парусах и освещен так, что человек, входя в мечеть султана, сразу охвачен потоком пространства, которое течет от макушки купола вниз на землю.
Архитектура Софии говорит на языке греческой литургии. Отсюда темные галереи и ложи, сумрачные, с высокими ступенями, лестницы и пролеты. Под сводами этого храма человек одинок и тайна его запечатана, покуда Всевышний не призовет его к ответу.
Но когда это случится?
Тот же план в мечети султана — но посмотрите, насколько открыто пространство. Как интенсивно свет проницает каждого, султан ты или бродячий дервиш. И как динамично сменяют один другого объемы арок и полукуполов, задавая торжественный и легкий ритм огромному пространству здания.
Святая София антична и статична, и человек, оказавшись под сводами храма, цепенеет, созерцая ее платоновские образы во времени.
Мечеть Синана дается тому, кто вошел в нее, сразу. Точно также Аллах вручает человеку жизнь без остатка в момент рождения. Течение незримой силы, которую легко сопоставить с волей Всевышнего, проницает человека, стоит ему встать под куполом этого здания.
Архитектура и сопромат у Синана выражаются друг через друга, но только в этой мечети прием демонстративно подчеркнут. Механика мечети открыта снаружи и преображена внутри. Физика подсказывает форму. Форма выражает инженерный расчет, эстетизируя силу тяжести средствами силы тяжести. Которая, и мы это видим, циркулирует по каменным дугам огромных пролетов.
С этой целью пролеты и обнажены.
Формула мечети проста и выражается в элементарных терминах геометрии, когда окружность купола вписывают в куб стен, воздвигая таким образом невидимый конус посередине. Этот конус и есть пространство в чистом виде, организованная пустота.
Но как словами передать энергию, которой оно заряжено?
Мечеть султана, ставшая по имени падишаха Сулейманией, была закончена через семь лет после начала в 1557 году.
По углам внутреннего двора Синан поставил четыре минарета — Сулейман был четвертым правителем Стамбула. Балконы в общей сумме давали цифру “10”, что означало “десятый сын Османа”. Вдоль боковых стен в нижней части прошли сводчатые галереи в итальянском духе. На задах мечети за стеной с михрабом появилось тенистое кладбище, где спустя год похоронят Роксану, а еще через десять лет ляжет в землю и сам султан.
Пока же в столице праздник и что ни вечер салют и петарды. Идет второй месяц, как двор и город гуляют, а конца все не видно. Поскольку гулять, как и воевать, в империи любят месяцами.
В день открытия мечети, куда первым, вопреки традиции, вошел не заказчик, а исполнитель, ближе к вечеру были зажжены десятки тысяч свечей, чей свет позволял даже ночью читать высоко под куполом каллиграфическую надпись, гласившую: “Аллах — свет небес и земли. Его свет — точно ниша; в ней светильник; светильник в стекле; стекло — точно жемчужная звезда. Зажигается он от древа благословенного — маслины, ни восточной, ни западной. Масло ее готово воспламениться, хотя бы его и не коснулся огонь.
Свет на свете! Ведет Аллах к своему свету, кого пожелает!”
С той поры пятничные молитвы и торжественные выходы стали совершать в Сулеймании. Сюда переместилась светская жизнь: церемонии, праздники.
И Святая София поникла — как “перед новою царицей порфироносная вдова”. Но связь, незримая, воздушная, между ними осталась, и это видно даже теперь. Перефразируя греческих мастеров, исламский архитектор построил не столько мечеть, сколько памятник зодчеству как таковому. Которое не признает границ времени и пространства, вероисповедания. Его мечеть на пару с Софией вот уже пять веков говорят об одном и том же. Искусство, эстетика первичны. Обряды религии дело второе.
Правда, где-то между эстетикой и этикой помещается еще и государство, на чьи деньги, собственно говоря, и София, и Сулеймания были построены.
Но это тема уже для другой заметки.
А наша история — кончилась.