заметки (продолжение публикации)
Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 4, 2004
(Продолжение. Начало см. в № 1, 2 и 3 за 2004 г. (№ 64, 65 и 66).
Кризис совершенства
В XXI век Япония вступила печально — в образе безжалостно лысеющей сакуры, который капитально укоренился в умонастроениях славных островитян за 15 лет изматывающей экономической лихорадки и на фоне регулярно сменяющих друг друга приступов самобичевания.
Ощутимые приметы кризиса внешне материализуются достаточно скудно: на улицах появились битые и мятые, хотя все равно клинически чистые автомобили, в магазинах оказалось чуть меньше покупателей, практически исчезли дорогие французские рестораны, возникли в избытке удручающе дешевые “стрессоснимающие” заведения, несколько обмяк поток японских туристов, отправляющихся проветриться за рубеж; сняли субсидии со школьных завтраков; на представительские цели японские корпорации и фирмы теперь тратят не 60 с гаком миллиардов долларов в год, как в эпоху расцвета, а жалкую половину, спуская на “выпить и закусить” бюджет, на который еще недавно была посажена решительно погнавшаяся за Португалией Российская Федерация…
Этот кризисный набор, согласитесь, не выглядит сильно убедительным для постороннего, но скверные приметы запустения очень болезненны для избалованных затяжным благополучием японских граждан, которые не щадят себя в самозапугивании с присущим нации особым восточным упорством. Погребальные мотивы не гаснут даже на фоне некоторого оживления, которое в последние год-два демонстрирует лежавшая пластом почти полтора десятка лет экономика.
Японская яма
Фортуна начала поворачиваться к благословенной стране задом уже на рубеже 90-х, когда лопнул “бабл” — гигантский пузырь, надувавшийся в течение нескольких пятилеток земельных и биржевых спекуляций.
О том, что дело идет к печальной развязке, первыми заговорили экономисты, справедливо посчитавшие патологией ситуацию, при которой основной доход японских промышленных компаний добывался не за счет роста производства и сбыта профильной продукции, а путем авантюрных операций на биржевых площадках (“Тойота”, к примеру, на пике “бабла” именно на операциях с ценными бумагами получала более 60% прибыли).
Затем о грядущих неприятностях стали догадываться практически все граждане с высшим образованием, поскольку было понятно, что цена на землю, достигшая уровня в 250 тысяч долларов за квадратный метр в центре Токио — на Гиндзе, — это какой-то явный вывих, с которым долго не живут. Возникшие сомнения усугубили появившиеся планы переселения японских пенсионеров из непомерно дорогой (во всех смыслах) родины в дешевые богадельни Европы. Это уже был не экономический романтизм, а явная шизофрения, особенно тревожная, поскольку исходила из официальных структур.
Наконец, когда японские корпорации и отдельные ожиревшие от спекулятивных состояний индивидуалы на шальные деньги начали сметать все, что выставлялось на западных аукционах, и прикупили по случаю весь Манхэттен, ожиданием неминуемой беды прониклись даже бомжи, так как к тому времени чашка кофе в Токио стоила уже шесть долларов, а детский надувной шарик — два.
“Бабл” в итоге лопнул, и сильно забрызгало всех. Но катастрофы не случилось, потому что не было паники — “японский кристалл” выдержал и это испытание, оставшись в период упадка практически таким же, каким был и в период расцвета. Грянувший кризис как бы снял “сливки”, неправедно взбитые зарвавшимися игроками в деньги, оставив в неприкосновенности основы бытия.
Пожалуй, единственным новым нюансом стало только то, что в третье тысячелетие японские граждане вошли с несвойственной им прежде массовой мнительностью. Будучи генетическими коллективистами, японцы сникли духом монолитно, в общенациональном масштабе, впервые за полувековой период столкнувшись с непривычной и потому особенно неуютной проблемой: хотя все делалось как обычно и по правилам, страна не просто временно затормозила и “просела”, что уже в прошлом бывало, а капитально увязла в неурядицах, словно провалившись в какую-то особую японскую яму, из которой непонятно как выбираться.
Такие настроения легко понять, если опираться на весьма неутешительную статистику японского спада, в которой почетное звание “показателей ужаса” принадлежит так называемой “кошмарной тройке”. Эта “тройка” выглядит так: за десятилетку, стартовавшую с 1991 года, стоимость японских ценных бумаг сократилась на 555 триллионов иен, стоимость земельных активов обесценилась на 730 триллионов иен, а общие потери только по двум этим позициям составили астрономическую сумму 1 285 000 000 000 000 иен.
В переводе на общедоступный язык “зеленого эквивалента”, это почти 13 триллионов долларов. Именно на столько “похудела” Япония только за две кризисные пятилетки. Столь эффективной диеты не знала, пожалуй, ни одна страна мира: 13 триллионов — это в два с половиной раза больше, чем размеры японского валового национального продукта.
По идее, страна, которую в краткие исторические сроки два с половиной раза отдоили и обескровили до нуля, должна представлять собой скопище руин, накрытое гигантским облаком грязной пыли на фоне покосившейся от горя горы Фудзияма. Поскольку этого не происходит, всем понятно, что система удар исправно держит. Но это широкую публику вовсе не утешает, так как нет ясности в вопросе куда более насущном: сохранился ли в рамках именно этой системы ресурс для восстановления и нового роста?
Граждане бесспорно правы в своих сомнениях: объективная реальность свидетельствует о явном японском неблагополучии. Статистикой выделяются упавшие объемы продаж в потребительской сети (на 15-20 процентов), свертывание инвестиционной активности, недогрузка производственных мощностей (на 15-20 процентов), повальная кадровая “оптимизация”, нещадно выдавливающая на улицу избыточный персонал. Сокращаются доходы корпораций, ежегодная прибавка в зарплате из ощутимой становится символической, растут налоги и долги.
Самое суровое положение — в банковско-финансовой сфере. Портфели практически всех крупнейших финансовых организаций страны забиты долговыми обязательствами, которые уже никогда не будут аккуратно погашены — это кредиты, выданные под залог земельных участков в период расцвета пирамиды спекуляций с недвижимостью. Пирамида рухнула, но “дурная болезнь” периода процветания — “плохие долги” — въелась в японские финансовые артерии тяжкими склеротическими бляшками, которые блокируют нормальный кровоток до сих пор. Масштаб этого диковинного недуга, поразившего японские финансы, измеряется колоссальной величиной — порядка 800 миллиардов долларов. И только явно нерыночная специфика атипичного японского капитализма позволяет тащить эту ношу государству (кстати, самому погрязшему в долговых обязательствах, суммарный объем которых серьезно зашкаливает за 10 триллионов долларов).
Банкротить решительно и разом все застрявшие в трясине банки, как настоятельно советовали западные эксперты, японцы не решились, справедливо опасаясь социальных последствий и “эффекта домино” для остальных секторов экономики. За кризисные годы власти дали спокойно умереть только дюжине безнадежно больных финансовых учреждений, которые провожала в “последний путь” вся страна. Оставшимся не дают умирать и лечат старинным японским способом: путем насильных директивных слияний и поглощений, посадив на иглу государственной поддержки и под строжайшим присмотром специально созданного надзирающего административного органа, в руководство которым был специально командирован не политик и не банкир, а старший следователь прокуратуры с поэтичным прозвищем “мертвая хватка”. Цель поставлена четкая: проведение принудительной санации всей финансовой вертикали через резкое сокращение числа оперирующих банков. На финише должны остаться только самые мощные, в структуры которых вольются на вассальных правах слабые и больные.
Позволят ли в итоге эти мероприятия выползти из “ямы”, не ясно никому. Но зато понятно всем, что японцы терпеливо будут сносить любые административные упражнения, поскольку так положено. При задавленной государством инфляции для широкой публики жизнь даже на фоне “плохих долгов” и банковского кризиса пульсирует относительно ровно, хотя население, бесспорно, поджалось.
На пороге нового тысячелетия правительство увеличило потребительский налог, взвинтило вдвое обязательные отчисления в фонды социального страхования и отодвинуло порог пенсионных выплат с 60 до 65 лет. Этих новаций оказалось достаточно, чтобы наглухо прибить к земле потребительскую активность и спрос: столкнувшись с туманным будущим и вялотекущим настоящим, граждане стройными рядами и в масштабах всей страны перешли в режим максимальной экономии сначала личных, потом семейных, а затем и корпоративных ресурсов. Никто не тратит — все экономят; никто не вкладывает — все берегут. Это и есть японский кризис во всей своей неприглядности.
Борьба с ним весьма напоминает знаменитую борьбу нанайских мальчиков. Чтобы сдвинуть экономику с мертвой точки и подтолкнуть хотя бы к минимальному росту и активности, власти используют стандартный прием — впрыскивание гигантских средств в общественные работы и реанимацию банковской сферы. Общий пакет правительственных инициатив по стимулированию экономической активности составляет триллионы долларов. Эти средства уже практически освоены, но особого толка инъекция даже в таких диких дозах не дает — система успешно переваривает наркотик, лениво оживает на некоторое время, но потом опять возвращается в прежнее состояние застоя.
Такое строптивое упрямство можно было бы смело считать своего рода защитной реакцией “японского организма”, серьезно износившегося за годы успешного роста, после 50 лет непрерывного подъема и движения напролом, после чудовищного экономического перегрева. В эту версию под кодовым названием “передышка” многие охотно верят, но признать ее единственной и верной можно только при одном условии: “передышка” предполагает наличие неких существенных резервов, использовав которые страна возьмет новый резвый старт и продолжит гонку на своем “велосипеде”.
Есть ли такие резервы на самом деле, или же ресурс эффективности традиционной японской модели истощен до предела? На этот вопрос нет однозначного ответа. Нет и рецепта, который консолидировал бы нацию.
С одной стороны, менять ничего не стоит, если в ближайшем будущем произойдет революционный скачок, и мир избавится от нефтяной зависимости, уйдя в сферу сверхновых технологий. К этому скачку Япония готова лучше других именно в своем традиционном “кристаллическом” качестве, и только существующая апробированная модель — тот самый “японский велосипед” — способен обеспечить успешный переход нации в “экономику нового века”.
С другой стороны, коренная перестройка жизненно необходима, если в обозримой перспективе сохранится в качестве основы доминирующая ныне “нефтяная экономика” и соответствующий ей мировой технологический уровень. Для этих условий ресурсов имеющейся модели уже недостаточно, и, если не трогать систему, стагнации и печального финала стране не избежать.
Японцы, таким образом, оказались в весьма непростой для себя ситуации, поскольку требуется не просто делать как правильно, а угадать вектор движения. То есть поступить иррационально, чему в Японии никого и никогда не учили.
Страна замерла и держит паузу, на холостых оборотах вникая в собственное будущее. Между тем представить себе оба сценария не трудно уже теперь, чтобы убедиться: на самом деле альтернативы нет, и выбор уже сделан, причем давно.
Впрочем, чтобы сохранить интригу, сразу открывать карты не стоит. Куда занятнее сначала разобрать варианты подробно.
“Черный день” как стимулятор прогресса
Обсуждение перспектив роста цен на нефть стало в последнее время едва ли не самым популярным видом досуга не только для профессиональных брокеров, но и для всех разновидностей пикейных жилетов. Обыватель уже не в отдельно взятой стране, а в планетарном масштабе озабочен нынче нефтяной проблематикой. Хватит или не хватит мировой экономике нефти? Треснут или не треснут от напряжения импортеры? На каком рубеже остановятся цены?…
После того, как баррель в долларовом выражении пробил отметку “40”, стало очевидно, что нефтяной рынок колбасит вовсе не от американских силовых упражнений в иракских песках, а по причинам иного порядка. Дело в том, что приступ “нефтяной астмы”, спровоцированный по началу чисто политическими факторами и оцениваемый как краткосрочный и рядовой, слишком затянулся и, похоже, уже перешел в новое качество. Процесс возгонки набрал инерционный ресурс такой мощности, что возник не только соблазн, но и чисто практический резон не тормозить “ожирение” барреля, а стимулировать тенденцию роста дальше. До той поры, пока сверхдорогая нефть не снесет экономические шлюзы, удерживающие в патентных запасниках сверхновые технологии, которые избавят мир от нефтяной пуповины навсегда.
Японцы первыми заговорили о перспективе перехода нефтяной цены в новое технологическое качество — еще в начале 80-х годов прошлого века. И первыми произвели соответствующие расчеты. Рубеж прорыва японскими экспертами определяется на уровне 70-100 долларов за баррель, и если он будет достигнут, цивилизация в кратчайшие сроки изменится радикально. Япония в реализации именно такого сценария заинтересована больше других, поскольку готова к нему лучше других.
…По-моему, ни в одной стране мира никто и никогда не считал, сколько надо потратить горючего, чтобы помыть голову шампунем. В Японии посчитали — на эту операцию уходит 60 литров горячей воды и 0,2 литра нефти. Посчитали не от безделия и не для публикации под рубрикой “это любопытно”, а для того, чтобы перемножить несчастные 0,2 литра на число любителей “шампуниться” ежедневно, выявленное путем сложных опросов граждан, и с единственной практической целью — убедить соотечественников в том, что подставлять головы под горячую струю каждый день слишком расточительно для державы. Не потому, что эта держава нынче бедствует и отчитывается за каждую израсходованную энергетическую калорию, а потому, что из малого складывается большое, и благополучие уйдет, как дым , ежели не думать о “черном дне”.
Ко всякого рода неприятностям надо готовиться заранее, не жалея сил и средств на разработку альтернатив на случай трудностей. В Японии этот нехитрый тезис почитают как аксиому, над воплощением ее в жизнь трудятся сотни исследовательских центров частных корпораций и фирм, лаборатории университетов, специально созданные государственные комиссии, щедро финансируемые по бюджетным каналам. От обилия различного рода программ и исследовательских “пулов”, не имеющих, на первый взгляд, никакого отношения к насущным проблемам экономики страны, голова может пойти кругом.
Ну зачем, казалось бы, вкладывать миллиарды иен в создание технологии уникального завода по получению урана из морской воды, если это фантастическое предприятие, не поработав и года, консервируется ввиду малой экономической эффективности? Зачем держать целый институт, который ломает головы над проектом автомобиля, работающего на металлическом водороде, если известно, что рентабельность его значительно уступает имеющимся моделям? Ответ простой: а это на “черный день”, на тот самый случай, когда деваться будет некуда, когда, чтобы не рухнуть, надо будет прыгать через пропасть.
Японцы прекрасно знают свои слабые места. Самое больное — это нехватка природных ресурсов, источников энергии, топлива. И если рассматривать японские “экзотические” проекты через эту призму, то нельзя не признать, что основное направление казалось бы никому не нужных сегодня усилий — это борьба за энергетическую независимость в будущем. Япония уже давно освоила секреты массового производства и использования солнечных батарей, но пока ими не злоупотребляет, поскольку нынче обычная нефть дешевле. Японцы без труда перейдут и на электромобили, но сегодня такой массовый переход ни к чему, так как с бензином проблем нет. Тот же уран из морской воды в случае нужды будет питать японские атомные станции, однако в наши дни проще и дешевле покупать сырье за рубежом. Иными словами, трудности, если они вдруг “обвалятся”, не застанут замечательную страну врасплох, “черный день” не станет роковым, так как возможные тупиковые ситуации исследуются загодя, а альтернативные варианты готовятся заранее.
Такой подход глубоко противен нашему стойкому менталитету, приверженному преодолению суровых будней и не усугубленному думой о завтрашнем дне. Правомерны, однако, оба подхода, и каждый выбирает то, что ему ближе — японцы вот выбрали свое и убеждены, что ценность многих, если не большинства начинаний, измеряется не только объемом прибылей, которые принесет новая идея, но и факторами иного, стратегического порядка.
По сути, японцы вошли в ХХ1 век 30 лет назад. Двойной “нефтяной шок” 70-х годов напрочь отбил у здешних предпринимателей уверенность в импортном энергетическом будущем и убедил со всей очевидностью, что не следует строить благополучие исключительно на чужих углеводородах, — надо искать альтернативу. В Японии она обрела вид двух крупных проектов, запущенных по линии правительственных ведомств. Один из них, названный “Солнечный свет”, объединил серию исследований и разработок, направленных на развитие альтернативных источников энергии. Другой — “Лунный свет” — взял под опеку все мероприятия, ориентированные на энергосбережение и консервацию потребления дефицитных энергетических калорий. За минувшие годы оба начинания “окрепли и возмужали”, превратившись из комплекса сугубо исследовательских мероприятий в отраслевые приоритеты.
От светила до планктона
“Солнечный свет” японцы педантично разложили на шесть магистральных маршрутов, по каждому из которых уже давно убежали в отрыв от остального человечества. В развитии солнечной энергетики, использовании морских приливов и термальных вод, в “эксплуатации” ветра, энергии биомасс и гигантского потенциала сверхпроводимости японцы достигли не просто научных, а сугубо практических высот. В Японии уже сегодня есть то, чего нет у других — не только опытные образцы реально работающих агрегатов по каждой позиции, но и сформированные технологические пакеты для запуска продукта в серию по всем указанным направлениям.
Неутомимые японские исследователи в рамках правительственных программ экспериментируют со всеми подручными материалами в поисках нефтяной альтернативы. В итоге родилась уникальная технология переработки пластмассовых отходов, способная превратить обычную городскую свалку в нефтяной прииск, а презираемый даже учебниками ботаники планктон стал… стратегическим сырьем.
О планктоне стоит поговорить чуть подробнее, поскольку это в самом деле “находка из ряда вон”. Хотя над “планктоновой жилой”, судя по научным публикациям, работают не в одной только Японии, именно японцам удалось реализовать гипотетическую до сей поры возможность использования этого природного “сырья” в виде топлива. Если коротко, то японские ученые получили из планктона нефть, причем не по каплям, а в товарном количестве. С помощью биотехнологии разработана уникальная методика массового выращивания нефтеносного планктона под открытым небом. Собранный “урожай” при японской технологии дает такой результат: из двух килограммов планктона получается килограмм нефти превосходного качества, которая при перегонке отливает 62 процента бензина с октановым числом 95 и 15 процентов керосина. Эксперименты проводились на острове Окинава в рамках программы “Солнечного света” и продолжались в течение семи лет. Помимо нефти из планктона удалось “отжать” еще солидные объемы физиологически активных веществ, над практическим применением которых продолжают трудиться медики.
Занятно и показательно одновременно: когда сообщение об японских успехах в освоении планктона впервые попало в печать, вокруг него был колоссальный шум, теперь же — словно и не было революционного прорыва. В чем дело? Просто-напросто, ступень преодолена, технология апробирована, эффективность доказана, деньги вложены не зря, однако выращивать тучные нефтеносные планктоновые “стада” еще не время — это на “черный день”.
Другой пример из программы “солнечного света”, быть может, и не столь экзотичен, зато не менее значим, — речь идет о японской разработке, которая в нужный час “перевернет” все существующие каноны в аккумуляторах и электротехнике в целом. Японским специалистам удалось впервые в мире разработать и создать батарейку на твердом электролите толщиной всего лишь в один микрон. Технология ее изготовления не слишком сложна, а главное, дешева — к смеси порошков меди, лития, йода и других компонентов добавляют изолирующий полимер, смешивают до тестообразного состояния, а затем наносят на тонкую пластиковую сетку, которая зажимается сверху и снизу электродами. Полученный таким образом листочек дает напряжение 0,6 вольт. Батарейки можно накладывать друг на друга слоями и довести этот показатель до 100 вольт. Во время демонстрационных испытаний такая “слоенка” толщиной 100 микрон и площадью в квадратный сантиметр питала компьютер и электронные часы.
Батарейка миниатюрна, ей можно придавать самые разнообразные формы, при подзарядке она способна работать теоретически вечно, поскольку ее износ ничтожен. По своим рабочим параметрам она не уступает жидким электролитам, но абсолютно безопасна, не подтекает, не боится тряски и вибрации, работает при резком перепаде температур и влажности без сбоев. Области ее применения практически безграничны — начиная от медицины, где она может служить как блок питания для искусственного сердца и других органов, и кончая космосом.
Остается добавить, что этому супер-изобетению уже больше десяти лет, но, как и в предыдущем случае, после недолгого шума в прессе о нем никто не говорит ни слова — словно и не было ничего. Причина все та же: с “революцией” можно не спешить, покуда нынешние японские позиции в электронике и без революций обеспечивают приоритет японской продукции на мировых рынках.
Может сложиться впечатление, что японское “складирование” изобретений впрок и составляет суть работ в области альтернативных источников энергии. Это не так — японцы не бросают на полдороге ни одного начинания. Как правило, после публичной “заявки” на ту или иную новацию настает черед многолетних и упорных “доводок”, главный критерий в которых — надежность и экономичность. Так что мало просто найти альтернативу, надо довести ее до такого уровня, когда вынужденный переход на нее не ударит слишком больно по карману.
Для наглядности стоит привести только один пример — с солнечными элементами. В 1979 году, когда японские корпорации впервые в массовом количестве выбросили на рынок солнечные батареи, киловатт-час “солнечного электричества” обходился в 5 тысяч иен, что было в сто с лишним раз дороже обычного “нефтяного киловатта”. За минувшие годы эту пропасть в рентабельности удалось сократить в разы, причем солнечные элементы стали практически безотказными. Как результат, сегодня встроенные в стенные панели и крыши солнечные батареи выпускаются серийно…
Экономная экономика – это реально
Теперь о второй общенациональной программе — “Лунный свет”. Она не так экзотична в деталях, но зато просто оглушительна в цифрах, которыми иллюстрируется. С 1973 года, когда грянул первый “нефтяной шок”, Япония сократила импорт нефти на 25 процентов, удерживая среднегодовые темпы роста экономики в пределах 3-4 процентов ежегодно вплоть до середины 90-х. Столь впечетляющий результат был достигнут не только благодаря крупным новациям в промышленности, но большей частью за счет экономии по мелочам — на бытовых нуждах, начиная от снижения энергоемкости автомобилей, холодильников и т.д., и кончая утилизацией тепловых отходов в жилищах и деловых конторах. Японцы умудрились экономить энергию даже на …стекле, разработав и освоив массовое производство и использование двух его новых модификаций — теплопоглощающего и теплоотражающего. Первое всасывает в себя солнечные лучи, сокращая их тепловой эффект на 30-40 процентов, второе — “перехватывает” солнечное тепло и “отталкивает” его с еще большим КПД. В итоге в жарких японских широтах стекло помогает экономить на кондиционерах, а в холодных — на отоплении.
Стеклом, впрочем, источники экономии не ограничиваются. Японцы “подбирают” тепловые каллории в метрополитене, канализации, на мусорных свалках, их собирают с кабельных магистралей и ниток теплопроводов. Работа идет давно, но чтобы ее активизировать, японское правительство запустило новую мощную программу, “зарядив” в нее 25 триллионов иен. Толчком для такой астрономической щедрости послужили комплексные исследования, согласно которым при всей природной экономности японцы теряют едва ли не две трети производимой энергии. Чтобы исправить этот вопиющий пробел, задумана серия мероприятий. В соответствии с принятыми “обязательствами”, к 2010 году, когда будет проведен промежуточный “финиш”, экономия должна составить более 20 процентов от уровня энергопотребления. Годы, оставшиеся до этого заветного рубежа, пройдут, судя по всему, в упоительной общенациональной “охоте” за энергетическими калориями. А в том, что поставленные задачи выполнимы, убеждает опыт прошлых лет — энергоемкость японской экономики при неуклонном росте последовательно уменьшается вот уже в течение трех десятков лет!
Во всех этих чудесах самое важное не в том, что у японцев мудрое правительство, которое “не дремлет”, а в том, что борьба за сокращение энергозатрат действительно выросла в кампанию общенациональную — свои маленькие “родственные проекты” есть у местных органов власти, у отдельных корпораций и фирм, у деревенских общин и городских кварталов. Прозвучавший чуть выше пример с шампунем и его ролью в экономии энергии — вовсе не хохма, а абсолютно серезное дело, смеяться над которым в Японии никому и в голову не придет.
К чему, однако, чужие прелести нам? Этот вопрос неизбежно возникает, но на него лучше либо совсем не отвечать, либо ответить очень кратко — чтобы задуматься, как принято говорить, над собой. Факт, в принципе, известный, но в данном контексте его помянуть не грех: на одну тонну выплавленной стали наше отечество расходует на 62 процента больше энергии, чем Япония. Как отмечал в свое время видный японский экономист Тадао Моримото, если бы СССР занялся всерез энергоэкономией только в одной этой отрасли — металлургии — он вообще мог бы обойтись без атомной энергетики. По его подсчетам, экономия составила бы 46 миллионов тонн топлива. Самое же печальное в этом сопоставлении состоит в том, что японцы используют для экономии своих металлургических каллорий советскую технологию — нами разработанную, созданную и апробированную, нами залицензированную и нами же не используемую. Вот вам и альтернативные источники. Без всякого шампуня…
А теперь стоит вернуться к сюжету о “жирном” барреле. Если предположения о перспективах поступательного роста цен на нефть справедливы, и дело движется к революционному порогу, то у японцев имеется абсолютный шанс выйти в технологические лидеры и получить вожделенную монопольную “фору”, которая обеспечит стране приоритетные позиции в сравнении с конкурентами.
Для “японского велосипеда” такой сценарий представляется идеальным: он открывает перед страной поистине неограниченные возможности, а главное — ничего специального от самих японцев не требуется, надо только пересидеть нынешние трудности и ждать заветного “часа икс”.
Хватит ли сил пересидеть в режиме системной “передышки”, ничего не меняя по существу? Ответ однозначный: сил хватит. Во-первых, инерция и консерватизм чрезвычайно сильны, и страна просто не готова к крутым переменам ни ментально, ни структурно, ни демографически (Япония вступила в полосу стремительного “старения”, и доля пожилых японцев будет расти в ближайшие 25 лет вместе с бременем социальных расходов). Во-вторых, усидчивым и трудолюбивым гражданам удалось сберечь главный и самый ценный резерв на “черный день” — капитал.
Японцы сохранили в целости и неприкосновенности колоссальные ресурсы личных сбережений, которые обеспечивают японской родине такую антикризисную “подушку”, какой не имеет в мире никто. Только на счетах почтовых сберегательных вкладов японцы держат около 2,5 триллионов долларов. Но почтовая “копилка” — это всего лишь 20 процентов частных финансовых активов, собранных бережливыми трудящимися. Стало быть, общий объем отложенных японцами денег составляет порядка 13 триллионов долларов — то есть почти столько же, сколько потеряли в стоимостном весе японские ценные бумаги и земля после крушения спекулятивной пирамиды. С таким ресурсом за плечами можно не только спокойно пересидеть даже самые трудные времена, но и обеспечить новый рывок в тот момент, когда конкуренты выдохнутся.
Есть сильное ощущение, что именно этот вектор изберет Япония. Призывы к Токио со стороны партнеров по “западному клубу” отказаться от специфики и быть “как все” популярны сегодня и необычайно сильны, но вековой опыт и наработанный поколениями японский “способ жизни” все же сильнее. Японцы не станут себя ломать, даже попав в жернова супер-кризиса, поскольку только опираясь на традиционные основы социального устройства страна в состоянии сохранить себя.
…В одном из красивейших мест Японии — на острове Миядзима — заезжим гостям в качестве самой удивительной достопримечательности показывают сосну, которой то ли 250, то ли все 300 лет. Ствол у нее растет не ввысь, а горизонтально земле, едва ли не от самых корней. Все эти годы за сосной следят монахи, кропотливо удаляя “лишние” побеги и буквально заставляя дерево развиваться в нужной человеку форме. Вы спросите: при чем здесь сосна? А при том, что если японцы за что-то взялись, то это что-то будет продолжаться веками…
Перезагрузка
Абсолютного совершенства ни природа, ни человек еще не создали. И хотя жесткая конструкция японского государственного, экономического и социального дома обладает уникальной устойчивостью и прочностью на излом, очевидные преимущества такого устройства жизни соседствуют со столь же очевидными его изъянами. Штука в том, что японская модель не способна эволюционировать: она обречена на постоянное самовоспроизводство, и максимум возможного — это борьба за повышение эффективности и улучшение уже имеющегося.
Такая система исправно растит и воспитывает высококлассных исполнителей и менеджеров, но безжалостно отбраковывает за ненадобностью нестандартных лидеров и реформаторов. Пока шел экономический подъем и поступательно росло благополучие, в них не было острой нужды — механизм отлаженно работал, вызывая всеобщее восхищение, и каждый новый виток успеха придавал уверенность в надежности японского конвейера. Но вот настал момент, когда ресурсы этого конвейера практически исчерпаны. Случился сбой по объективным причинам, страна попала в затяжную полосу спада, и оказалось, что систему трансформировать под новые обстоятельства некому — Япония, пожалуй, впервые за многие десятки лет столкнулась с отчаянной нехваткой не только идей, но прежде всего людей, способных оторваться от привычного хорошего в поисках лучшего.
По аналогии со знаменитым фильмом “День сурка”, в котором герой как бы застрял во времени, Японию преследует “тень сурка” — страна не в силах вырваться за рамки привычного и устоявшегося веками устройства. Острейший дефицит нестандартного “кадрового материала” — вот главная проблема сегодняшней Японии, которая пока не имеет решений. Политики не знают, куда вести страну, бизнесмены “просели” в выработке новой деловой стратегии, бюрократический эшелон как ключевая опора системы, гарантирующая преемственность уклада и четкость работы государственной машины, превратился едва ли не в основной тормоз, препятствующий переменам. Достигнув вершин развития, японская модель на пике совершенства уперлась в монолитный непробиваемый потолок — в человеческий фактор, еще недавно по праву считавшийся фундаментом всех японских успехов и достижений.
Надежды на смену поколений и новую генерацию с учетом специфики японского высокоэффективного воспроизводства “людей системы” выглядят бледно: мальчики и девочки, которые идут на смену нынешним управленцам, воспитываются по единому лекалу и другими вырасти просто не могут.
Чтобы разорвать этот порочный круг, стране необходимо “перезагрузиться” — сменить системный код, ввести новую программу с новыми параметрами. В “кристаллической” Японии это может быть сделано только сверху, силком и сразу. Постепенная замена “кирпичиков” и метод проб и ошибок не годятся — при внутренней эрозии мгновенно развалится весь кристалл, лишенный связок и опор.
За годы новейшей истории страна меняла системный код дважды — во время реставрации Мэйдзи, когда произошла переналадка средневекового уклада на буржуазный японского образца, и после жесточайшего поражения в мировой войне, когда из руин абсолютного тоталитаризма строилась жесткая вертикаль современного администрирования, украшенная декоративными демократическими элементами. В обоих случаях перестройка не была добровольной — вынуждали объективные обстоятельства, как внешние, так и внутренние. Но оба раза оказались успешными, поскольку в неприкосновенности оставались фундаментальные принципы устройства системы.
Нынешних отягчающих условностей вроде предварительной широкой общественной дискуссии, изучения социологических настроений и т.д. и т.п. ни 50, ни 150 лет назад в Японии не было. Перемены вводились волевым распоряжением авторитарной верховной власти, и воспитанные в послушании лояльные граждане с условного понедельника или пятницы начинали жить по новым правилам и распорядку на всех уровнях государственной, экономической и социальной пирамиды. Гармония единообразия сохранялась, “поэтажный” порядок не нарушался, адаптация к новым параметрам проходила быстро и давала высочайший эффект.
Так было. Скорее всего, именно так и будет.
Нынешняя очевидная растерянность японских руководящих эшелонов и отсутствие четкой программы действий на перспективу убеждают всего лишь в том, что время третьей попытки еще не пришло. Есть прикидки в области административной реформы, есть различные проекты перестройки бюрократического аппарата, созданы десятки комиссий и советов, кропотливо разрабатывающих целевые доклады по конкретным направлениям. Отсутствует пока главное — лидер, которому доверят особые полномочия, команда единомышленников и единый центр власти, способный осуществить “операционный переворот” в масштабах всей системы.
Ожидание всегда томительно, и не случайно в сегодняшней Японии все сильнее ощущается ностальгия по … авторитаризму. Разумеется, ностальгия — это не созидательное начало, но все же, как представляется, тоска по образцовому порядку в японских условиях окажется продуктивной, если будет подкреплена набором конъюнктурных факторов. Страна вынашивает и ждет не социально-административную революцию, а всего лишь новое издание общенационального кодекса поведения, адаптированное к современным условиям, которое, как и прежде, будет жестко и единовременно введено директивным путем.
Это и есть японский выбор и ответ на вызов времени. Ситуация, когда верхи не смогут, а низы не захотят, в Японии не случится — так уж устроена система.
Японская форточка
Сколько времени продолжится японский системный застой? Вопрос отнюдь не праздный для нас, поскольку от этого напрямую зависит будущность сложных и неровных российско-японских отношений. Дело в том, что японская внутренняя неопределенность и неуверенность в себе создает уникальные возможности для дипломатического маневра, так как именно в этот период Токио, озабоченный поиском нового пути, способен на невиданную гибкость, свежесть решений и самые неординарные подходы.
Попытка радикального пересмотра стратегии диалога с Россией — наглядное тому подтверждение. Двусторонние контакты практически на всех уровнях резво пошли в гору с начала 90-х годов, состоялись эпохальные свидания “без галстуков” и дежурные в галстуках, стороны семимильными шагами наверстывали упущенные десятилетиями возможности развития политических отношений. Все это случилось исключительно благодаря японской инициативе, поскольку принципиальных перемен в российской позиции не наблюдалось, Москва только реагировала на предложения партнера.
Столь бурного прогресса не было ни на одном другом направлении российской дипломатии последних лет, удалось достигнуть взаимопонимания практически по всем секторам, включая и традиционно безнадежные типа военного сотрудничества или проблемы промысла в зоне спорных территорий. Даже патриарх официально посетил Японию с пастырским визитом — впервые за всю историю двусторонних отношений!
Если бы не японский кризис, путь ко всему этому позитиву занял бы несколько пятилеток изматывающих переговоров и вялых подвижек. Теперь же, по сути, проблема осталась только одна — злополучные острова.
Между тем ресурс японской гибкости и готовности принимать нестандартные решения сохраняется только до той поры, пока Токио мается на перепутье, и пока новый системный код не введен в японскую государственную машину. Как только это произойдет, “форточка” захлопнется — это надо понимать четко. И четко решить для себя: стоит ли использовать редчайшую возможность для того, чтобы навсегда развязаться с проблемой спорных территорий, или пройти мимо такой возможности?..
(Продолжение следует.)