Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 2, 2004
Алексей Дьячков Огарок Обмакивает в кровь печать и ставит кляксу запеканки на сон, прикладывает к ранке лист вишни, учится молчать Мацуо Таве Тагинаки. Оставив тушечницу, взгляд не отрывает от бумаги и вспоминает небо над пустынным островом - в пурпурной, гуляющей по сини тьме так много света, что звезде пробиться некуда под утро. Покуда падает огонь, без славы погибает войско, лепнине не хватает воска, ржет загнанный на скалы конь. Игорь Кучебо .
Я сегодня во сне видел Горы под Ведено, Взвод наш, ставший В ущелье ночлегом, Я глядел словно сквозь Триплексное окно И видел осень, Похороненную под снегом..
Аккуратно снимаю С зажившего недописанного стихотворения Пленку повседневности, словно пластырь с мозоли. Вот уже не болит, можно писать дальше. Владимир Шихов.
Я оставляю в наследство коллекцию видеофильмов - "Андалузского пса" и "Танцующую в темноте". И когда понесут меня крылья на свет серафимов, Повторять без конца буду только названия те. До чего же мне мил, до чего же мне все-таки дорог Невменяемый - путь изомрут от печали - рассказ, Летаргический сон, боже мой, наркотический морок Как чудовище из легиона чешуйчатых глаз. Может быть, что и ты, боже мой, под гипнозом момента Засидишься, забывшись, и не дозовешься отца. Вот и жизнь прервалась, но никак не закончится лента На кассете, на треть не дописанной мной до конца. Светлана Бунина.
Почки деревьев на той стороне океана. Капли из крана, картофелем пахнет и стиркой. Видишь, как мелко на старой обивке дивана Вышило время тебя. И оставило дырку Вместо автографа. Зла не хватает на время, Также стыда не хватает - строги домочадцы. Видишь, как метко к тебе припечатано бремя Каждое утро кончаться, и вечер - кончаться. В это столетье (что Господу до превращений!) Мы записались в актеры последнего плана. Видишь, как жалко сильнейшее из искушений - Почки деревьев на той стороне океана..
Среди половиц, полотенец - мазков Злокозненных волн, наполняющих Лету, Стою, сохраняю слова и предметы Для новых стечений и новых стихов. Хотящие жить выбираются вплавь И смуту пространств разбивают углами. И Бог их известен своими делами, И мир деловит и по-своему прав. В застроенных нишах, в плену потолков Да будет им слаще и проще от вести, Что я остаюсь на положенном месте - Среди половиц, полотенец, мазков… Юлия Качалкина.
"Актинидия коломикта так оплела…" Олег Чухонцев Прошелестит - привяжется, и - дерево! Постукивая ветками в фалангах, Играет симфоническое стерео И прячет под корою доппельганга; Я - не о том. Мне рыночные ирисы Поставить некуда. Все вазы перепрятаны. Ругается с балкона слесарь Чибисов, Дожди, и тянет с улицы опятами… Все множится, накапливаясь временем. Все - кажется, прикидываясь разумом. Так неужели, ласково, по темени, Никто не обещается ни разу нам? Понять бы: дар ли или - тоже ценное? Да отлети! Изыди! Я - страдательный Залог твоих превратностей, вселенная. Писатели, писатели, писатели… Как будто мир - и кровный, и разношенный Ушел в слова, отыскивая рай. Но я - жива. И веткой перекошена. И - коломиктой оплетаю край..
Татьяне Бек Ты можешь вынудить и петь. Ты можешь выгадать и править: В древесных жилах спит камедь И город хочется оставить, - Подслушать рощевый бедлам, Синичкам сала приохотить, Антоновку напополам Рассечь, не наедаясь. Вот ведь! Глотать и плакать. Ну, дела… "Похоже, у нее впервые". Недолго, но любовь была. Чуть свет - казнились вестовые, Как в той шекспировской молве. То - жаворонок был. Участник Сверчковых вылазок в траве. Недолго, но справляли праздник. А голова, что твой костер, Горела рыжими снопами!… Тебя не узнает лифтер И зеркало в тяжелой раме. Но выйдешь, вынудишь и ждешь. Пока - от боли (не от боли ж…) В столице плюс четыре. Дождь. И ты - единственная помнишь.