архивные изыскания
Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 6, 2003
“Кому везет в картах, тому не везет в любви”, — есть подозрение, что печальная примета относится не только к игральным картам, но и военно-штабным… Без сомнения, под этим утверждением подписался бы наш великий полководец, ни разу не познавший за долгую боевую карьеру горечь поражения, — Александр Васильевич Суворов, граф Рымникский, князь Италийский, генералиссимус всех российских войск.
Александр Васильевич Суворов сызмальства относился весьма скептично к представительницам лучшей половины человечества, не без оснований полагая их препоной в бурной военной жизни, которой он посвятил себя с младых ногтей. Ему уже минул сорок третий год, но горячего желания отягощать себя брачными узами он не проявлял. Привычка к скромному бивуачному быту, простой еде и одежде, постоянная походная жизнь позволяли предположить, что свой век он скоротает бобылем. Внешность Суворова также мало способствовала успехам на любовном фронте: маленького роста, сухопарый, с резким морщинистым лицом и скромной шевелюрой. Не компенсировал внешних недостатков и холерический темперамент, послуживший причиной бесчисленного количества анекдотов. Нетерпеливый, горячий до вспышек бешенства, неуступчивый Суворов при всех усилиях не всегда мог сдержаться в рамках приличия. Способный на едкое словечко в царских апартаментах, в быту он становился настоящим деспотом.
Он уже многого добился в жизни, познав и огонь, и воды, и блеск медных труб. Генерал-майор, кавалер ордена святого Георгия второй степени, победитель грозных турок, Суворов в ноябре 1773 года приехал в Москву в отпуск. В то время здесь, близ Никитских ворот, проживал его батюшка, отставной генерал-аншеф Василий Иванович Суворов.
Благодаря прижимистости, старик, начавший службу еще денщиком у Петра I, сумел сколотить немалое состояние, и страстной его мечтой стало появление на свет внука, наследника фамильного добра. Двух дочерей, выданных замуж, он считал отрезанным ломтем, а единственный сын Александр, к великому огорчению отца, все оттягивал решение матримониальных проблем. Отношения отца и сына были самые теплыми, оба искренне любили друг друга, гордились военными заслугами. Оба не кутилы, не моты — каждой копейке знают цену; оба убежденные противники сибаритства и роскоши. Отец выдвинул свои предложения о женитьбе, сын, подумав, был вынужден согласиться с его доводами: “Меня родил отец, и я должен родить, чтобы отблагодарить отца за мое рожденье…”
Оставалось лишь выбрать невесту. Москва издавна славилась невестами, как другие города — яблоками или медовыми пряниками. Имея славу Суворова, почти две тысячи ревизских душ, богатую усадьбу, выбрать было из чего. Старик хотел иметь невестку из древнего, желательно титулованного рода. Графская, а тем паче, княжеская корона в родовом гербе суженой сына в его глазах стоила иного приданого. Василий Иванович ретиво принялся осваивать профессию свахи. Подключив родню и знакомых, он выяснил диспозицию на девичьем рынке. Условия выбора невесты были подстать нынешним конкурсам красоты: в восемнадцатом веке, как и ныне главную роль играли отнюдь не сами красавицы, а их спонсоры и родственные связи. После просмотра финалисток Василий Иванович тщательно проверил родословные пригожих девиц. Наконец выбор был сделан. В невесты сыну он наметил старшую дочь князя Ивана Андреевича Прозоровского.
Княжне Варваре Ивановне шел двадцать первый год. Род Прозоровских прослеживается от самого святого князя Владимира, крестившего Русь. “История Российской империи показывает, что многие из князей Прозоровских за службу Отечеству, как в древние, так и новейшие времена от Государей награждаемы были поместьями, орденами и другими знаками Монарших милостей”, — говорится в “Гербовнике”.
Один герб, увенчанный княжеской шапкой и положенный на развернутую горностаевую мантию, чего стоил! Да и сама Варвара Ивановна была хороша особой русской красотой: высокая, русоволосая, зеленоглазая, она, как любая девушка ее возраста, желала любить и быть любимой. По меркам того времени считалось, что княжна засиделась в девках. Заневестилась. Привели к такому печальному положения дел стесненные обстоятельства ее отца.
Подобно многим русским вельможам, князь держал открытый дом, привык выезжать на псовую охоту в окружении толпы гостей и челяди, был щедр, любил балы и развлечения. Поиздержавшийся Прозоровский, мог дать дочери более чем скромное приданое. Конечно, воздыхателей у красивой девушки было немало, но гордость не позволяла княжеской семье родниться с каким-нибудь худородным коллежским советником. Иное дело генерал-майор и кавалер Александр Васильевич Суворов…
Историки нередко упрекают Варвару Ивановну в плохом образовании и воспитании. Вряд ли молоденькая княжна являла в этом смысле что-то из ряда вон выходящее. Княгиня Дашкова, принадлежавшая к тому же кругу, что и Варенька Прозоровская, вспоминала: “Мы учились четырем языкам: по-французски говорили бегло; один статский советник давал нам уроки итальянского языка, а г. Бекетов занимался с нами по-русски, впрочем, только когда мы удостаивали его своим вниманием (кроме учились по-немецки). В танцах мы сделали большие успехи и несколько умели танцевать”.
Любое воспитание приносит хорошие плоды, только если сочетается с природным здравым смыслом, способностями, желанием учиться. Не подлежит сомнению, что в сравнении со своим женихом, одним из самых образованных и талантливых людей эпохи, Варенька Прозоровская блистать остроумием и ученостью не могла. Да, что греха таить, они были полной противоположностью. Легкомысленная, привычная к светскому блеску, развлечениям, далекая от прозы жизни, княжна никак не вписывалась в образ “офицерской жены”, столь привычному для русских женщин трех последних столетий. Жизнь на чемоданах, постоянные скитания, чужие квартиры — вряд ли подобные приключения были по нраву невесте Суворова. Тем не менее, дело было решено, ударили по рукам. Суворов действовал по обыкновению молниеносно: 18 декабря 1773 года состоялась помолвка, а спустя месяц — свадьба. По этому поводу Суворов пишет письмо старому знакомому, а теперь и родственнику, генерал-фельдмаршалу князю А.М.Голицыну — дяде Варвары Ивановны: “Сиятельный князь, милостивый государь! Изволением Божиим брак мой совершился благополучно. Имею честь при сем случае паки себя препоручить в высокую милость вашего сиятельства. Остаюсь с совершеннейшим почитанием, сиятельнейший князь, милостивый государь, вашего сиятельства покорнейший слуга Александр Суворов”.
Далее следует приписка, сделанная рукой молодой жены Суворова: “И я вам, милостивый государь дядюшка, приношу мое нижайшее почтение и при сем имею честь рекомендовать в вашу милость Александра Васильевича и себя также. Итак, остаюсь, милостивый государь дядюшка, покорная и верная к услугам племянница Варвара Суворова”.
Медовый месяц пролетел быстро, и Суворов, получивший к этому времени чин генерал-поручика, уезжает в Молдавию. Затем он направляется в Царицын для окончательного усмирения пугачевского бунта, потом конвоирует Пугачева до Симбирска.
15 июля 1775 года умирает престарелый отец Суворова, не доживший всего двух недель до рождения внучки Натальи, “Суворочки”, как называл ее Александр Васильевич.
Разность во вкусах, привычках, темпераменте не могла благотворно сказаться на семейной жизни Суворовых. Конфликт, как явствует из челобитной, поданной Суворовым в Духовную консисторию в сентябре 1779 года, зрел давно: ”…Но когда в 1777 году по болезни находился в местечке Опошне, сперва оная Варвара, отлучась своевольно от меня, употребляла тогда развратные и соблазнительные обхождения, неприличные чести ее, почему со всякою пристойностью отводил я от таких поступков напоминаем страха Божия, закона и долга супружества; но не уважая сего, наконец презрев закон христианский и страх Божий, предалась неистовым беззакониям явно с двоюродным племянником моим С.-Петербургского полка премьер-майором Николаем Сергеевым сыном Суворовым, таскаясь днем и ночью, под видом якобы прогуливания, без служителей, а с одним означенным племянником одна по дворам, пустым садам и другим глухим местам…”
Далее следует подробное описание прочих грехов молодой жены. Челобитную писал некий писарь Алексей Щербаков, а Суворов к жалобе лишь “руку приложил”. Заканчивалось прошение слезной просьбой о разводе и дозволении “в другой брак поступить”. Зная отношение Суворова к институту брака, можно не сомневаться, что последние слова носили декларативный характер и должны были оказать на членов консистории психологический нажим.
Племянник, о котором шла речь, был сыном двоюродного брата Суворова. Под началом дядюшки он служил в Польше, где отличился, был тяжело ранен. Незадолго до описываемых событий сам Суворов просил у Потемкина за племянника, и того зачислили секунд-майором в Санкт-Петербургский драгунский полк.
Несмотря на все изыски писарского стиля, прошение успеха не имело, и челобитная вернулась к истцу. Суворов был взбешен несговорчивостью консистории и спустя три дня посылает доверенного человека, подпоручика Тюкина, в Петербург. Подпоручик оказался деятельным стряпчим: благодаря его хлопотам, Синод издал постановление, обязывающее принять к рассмотрению жалобу Суворова.
Скандал вышел страшный. Суворов, не стесняясь пикантных деталей, делился с каждым встречным своими бедами. Особенно часто упоминалась история о визите вероломного племянника в супружескую спальню, во время отсутствия дядюшки. Слух о семейных неурядицах генерала не мог миновать ушей императрицы. В декабре 1779 года Суворова пригласили на торжественный прием в Зимний дворец, где он получил бриллиантовые знаки ордена Александра Невского. Полководец в безусловном фаворе, но императрица — женщина и, кроме того, мать-государыня своих подданных… В приватной беседе она дает понять Суворову, что не следует полоскать грязное белье на виду у всех — никакого развода не будет.
Самолюбивый Суворов пытается возобновить дело о разводе, но специально посланный к нему кронштадтский протоиерей отец Григорий сумел склонить генерала к мирному решению проблемы. Суворов отзывает свое прошение и берет на себя заботы по “благоприведению к концу спасительного покаяния и очищения обличительного страшного греха”. Помирившиеся супруги выезжают к месту службы Суворова в Астрахань. Здесь произошло театрализованное действо церковного примирения. Генерал в простом солдатском мундире и Варвара Ивановна в скромном платье явились в храм, где их встретил священник. Во время службы супруги обливались слезами. Суворов подошел к настоятелю и, рухнув на колени, просил: “Прости меня с моей женою, разреши от томительства моей совести!”
В одном из писем Суворов оправдывает поступки жены дурным воспитанием, из-за которого она вовремя не распознала коварство Николая Суворова, а когда наконец поняла щекотливость ситуации, то побоялась повиниться мужу: “Зря на ее положение, я слез не отираю, обороните ее честь. Сатирик сказал бы, что то могло быть романтичество: но гордость, мать самонадеяния, притворство покров недостатков, части ее безумного воспитания. Оставляя ее без малейшего просвещения в добродетелях и пороках, и тут вышесказанное разумела ли она различить от истины? …Варвара Ивановна упражняется ныне в благочестии, посте и молитвах под руководством ее достойного духовного пастыря”.
Идиллия продолжалась недолго. В конце мая 1784 года Суворов вновь прибывает в столицу. Цель визита становится ясной из коротенькой записки генерала: “Мне наставил рога Сырохнев. Поверите ли?»
По-видимому, в подобный неблаговидный поступок секунд-майора Ивана Сырохнева верили немногие. Во всяком случае, Синод отверг очередное прошение о разводе по причине отсутствия свидетелей и “иных крепких доводов”. В это время Варвара Ивановна находилась на последних неделях беременности, 4 августа 1784 года у нее родился сын Аркадий. Суворов отказывается признать отцовство. Супруги разъезжаются, так и не получив официального развода. После долгих колебаний Суворов все-таки выделяет на содержание жене с маленьким ребенком 1200 рублей и даже подумывает вернуть приданное, но потом решил не горячиться… Варвара Ивановна с сыном живет сначала у отца, а после его смерти — у старшего брата. Суворочка отдана на воспитание в Смольный институт при строжайшем запрете на свидания с матерью.
Идет время, слава Суворова растет, он получает награды, титулы. Варвара Ивановна как его официальная супруга становится графиней Суворовой—Рымникской. С воцарением Павла I Суворов оказывается в опале, его ссылают в новгородское поместье. Она же по-прежнему живет вдали от света, в стесненных материальных обстоятельствах. В 1796 году сына Аркадия, который был наконец признанного отцом, жалуют камер-юнкером, и он уезжает в Петербург. Варвара Ивановна остается совершенно одна. В один из долгих вечеров она пишет отчаянное письмо мужу.
“Милостивый государь мой граф Александр Васильевич!
Крайность моя принудила беспокоить вас моей просьбой. Тринадцать лет я вас ничем не беспокоила, воспитывала нашего сына в страхе Божием, внушала ему почтение, повиновение, послушание, привязанность и все сердечные чувства, которыми он обязан родителям, надеясь, что Бог столь милосерд, преклонит ваше к добру распо- ложенное сердце; вы, видя детей ваших, вспомните и несчастную их мать, в каком она недостатке, получая в разные годы и разную малую пенсию, воспитывала сына, вошла в долг до 22 000 рублей, о которых прошу милость сделать заплатить.
Не имея дома, экипажа, услуги и к тому принадлежащее к домашней всей генеральской надобности, живу у брата… Но уже, милостивый государь мой, пора мне оставить его от оной тягости с покоем. И так рассуди милостиво при дряхлости и старости, каково мне прискорбно, не имев себе пристанища верного, и скитаться по чужим углам; войдите, милостивый государь мой, в мое состояние, не оставьте мою просьбу.
Еще скажу вам, милостивый государь, развяжите мою душу, прикажите дочери нашей меня, меня, несчастную мать, знать, как Богом указано, в чем надеюсь, что великодушно поступите во всем моем прошении, о чем я всеискренно прошу вас, милостивый государь мой, остаюсь в надежде неоставления твоей ко мне милости.
Суворов отвечал кратко: сам, мол, должен, а посему помочь не может, но впредь постарается. На его беду, о семейной переписке стало известно Павлу I, который потребовал сведения о состояние опального генерала. Оказалось, что тот имеет усадьбу в Москве, 9080 душ крестьян, 50 000 рублей ежегодного оброка и на сто тысяч рублей пожалованных бриллиантов. Узнав о таком богатстве, Павел приказал Суворову немедленно выполнить просьбу жены. Суворов, вынужденный подчиниться монаршей воле, отдал московский дом и назначил ежегодное содержание в 8000 рублей.
Опала выдающегося полководца продолжалась недолго. Прямо из ссылки он был отправлен в Австрию командовать войсками против французов. Блестящие победы Суворова принесли ему новые почести и титулы. Отблеск его славы падал и на забытую супругу — в 1799 году она стала княгиней Италийской. Но увидеться в этой жизни им уже не пришлось. Даже глядя в лицо приближающейся смерти, Суворов не пожелал проститься с женой.
После воцарения Александра I о вдове генералиссимуса Суворова вспомнили, император направил ей любезное письмо и пожаловал статс-дамой и орденом Святой Екатерины первой степени. Но вдовая княгиня уже не стремилась к светской жизни. Она тихо жила в московском доме, редко показываясь в обществе. Умерла Варвара Ивановна 8 мая 1806 года, не дожив до 53 лет. Кто знает, как могла сложиться судьба милой княжны Вареньки Прозоровской, не стань она в студеный январский день 1774 года нелюбимой женой великого Суворова.