рассказ
Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 5, 2003
Своего возраста Анна Баночкина не скрывала ввиду его очевидности. Более того, после рюмочки-другой мятного ликеру она, куражась, прибавляла себе год, а иногда и три, что, впрочем, не меняло картины в целом: выглядела Нюся гораздо старше своих лет. Однако, в отличие от ровесниц, она никогда не шла на уступки.
— Что-нибудь оригинальное и неожиданное, — потребовала Анна в подарок на очередной день рождения, предварительно напомнив супругу, что в прошлом году он очень огорчил ее, преподнеся фартушек и пару прихваток.
Николай Ильич, супруг Нюсеньки, начал думать о подарке загодя. Сперва он хотел прикупить на блошином рынке старинный, весь в завитках и ангелочках, багет, — Нюся была самодеятельной художницей, ее пейзажи с пыльными лебедями на зеленом пруду загромождали прихожую и спальню, — но предположил, что оформленный в багет пейзаж непременно займет место на стене гостиной, и отказался от этой провокационной затеи.
Предметы одежды в качестве подарка Николай Ильич отверг сразу: в сочетании с Анной наряды почему-то теряли элегантность и красоту… Кулончик или колечко? Нет. И в первую очередь потому, что у Николая Ильича были сомнения, не постигнет ли украшения та же участь, что и одежду, а во-вторых, на драгоценности все равно не хватило бы денег.
За три дня до Нюсенькиного дня рождения, совершенно измучившись, Николай Ильич решил-таки приобрести багет, в надежде, что золоченые ангелочки и завитки будут отвлекать внимание от помещенного в раму полотна.
На блошиный рынок он отправился пешком, чтобы по дороге подышать свежим воздухом и выпить бокал пива в летнем кафе. Думая о пиве, он, сокращая путь, свернул в проулок.
“Сувениры” — поблескивала новенькая вывеска над подвальчиком, в котором всего неделю назад Николай Ильич покупал морковь и капусту. К двери бывшего овощного магазина был пришпилен листок с написанным от руки объявлением: “Артефакты из Шумера и Зимбабве”. Если не считать предлогов, то все три слова были и оригинальными, и неожиданными, а почерк, казалось, так и норовил сорваться на арабскую вязь.
Николай Ильич переложил из правой руки в левую завернутый в газету пейзаж — он взял полотно с собой, дабы примерить его к багету, — толкнул массивную дверь и переступил порог. У него над головой тревожно звякнул колокольчик, дверь мягко закрылась, и Николая Ильича охватили полумрак и ароматы восточных благовоний (cправедливости ради стоит сказать, что сквозь благоухания все еще пробивался запашок прелой капусты)… Со стен магазинчика отрешенно взирали пустыми глазницами маски африканских божков. Полки стеллажей заполняли статуэтки из красного и черного дерева, глиняные сосуды и прочие предметы, в основном неясного предназначения.
— Добрый день. — Из-за стеклянного шкафа с диковинными раковинами вышел невысокий полноватый человек, одетый в азиатский халат. — Чем могу служить?
— У моей жены день рождения… — Николай Ильич запнулся: статуэтка бушмена поменяла позу, нацелив на него копье с медным наконечником.
— Не беспокойтесь, — сказал продавец, — это только свет. — Он показал на зажженную между двумя зеркалами свечу. Пламя дрожало, отблески плясали на полированных поверхностях предметов — казалось, что фигурки едва заметно шевелятся. — Это иллюзия, обман… Итак, у вашей супруги день рождения, и вы, как я понимаю, желаете присмотреть ей подарок. Какого рода?
— Что-нибудь неожиданное, — сказал Николай Ильич, не спуская глаз с бушмена.
— Позволю себе заметить, что тривиальных вещей у нас нет, — с некоторым высокомерием произнес продавец. — И кроме того, — он смягчил тон, — есть предметы, даже выходящие за рамки представлений обычного человека об оригинальности.
— Какие именно? — Николай Ильич бегло осмотрел полки.
— На всеобщее обозрение я их не выставляю, — проследив за его взглядом, сказал продавец. — Одну минуту… Вот, например, книга с рецептами блюд, вызывающих в женщинах страстное желание…
Он выложил на прилавок потрепанный фолиант, на обложке которого была вышита золотом то ли химера, то ли горгулья. Николай Ильич, узрев в вышивке несомненное сходство с Нюсею, — и пусть виной тому был только свет, — энергично замотал головой: “Нет, нет, нет…”
— Тогда амулеты. — Продавец высыпал на прилавок горсть сверкающих камней, в оправе и без. — Талисманы. — Стекло и янтарь добавились к груде амулетов. — Обереги…
За оберегами последовали серебряные монеты Атлантиды, вышедшие из обращения за две сотни лет до того, как, по словам продавца, “эта дивная страна погрузилась на дно океана”; затем была гравюра “Ландшафты Внутренней Монголии”, окаменевший помет дракона, флакончик с ядом, способным уничтожить грифона, прядка волос Клеопатры, покрытые бурыми пятнами жутковатого вида щипцы…
…Ничего из того, что предложил продавец, Николаю Ильичу не подошло. Некоторые вещички, правда, очень понравились, но они явно стоили очень дорого, а у Николая Ильича было при себе ровно столько денег, сколько он рассчитывал, поторговавшись, уплатить за багет. “Нужно уходить из этого магазина”, — вяло подумал Николай Ильич. Мысль, получив этот слабый толчок, полетела: “… из этого проулка, из города — неважно куда, лишь бы подальше…”.
— Если вы любите путешествовать, могу предложить вот это, — словно отозвавшись на крик души Николая Ильича, сказал продавец и извлек из кармана халата плоскую коробочку, украшенную витиеватым орнаментом. Открыв коробочку, он с предельной осторожностью вынул из нее причудливо сложенный лист бумаги, желтоватой и ворсистой.
— Билет на ковер-самолет? — пошутил Николай Ильич.
— Это карта, — сказал продавец. — Старинная карта разных городов, стран и даже тех мест, которые из-за своей отдаленности еще не внесены в современные географические справочники. Извольте взглянуть — И он развернул карту.
— Но… Это же наш Белый Город! — возмущенно воскликнул Николай Ильич. — Вот же смотрите: одна длинная улица — вдоль Города, две широкие — поперек, ручей, меловые холмы, автозаправка… И вы утверждаете, что карта — старинная?! — Уже отчаявшись без последствий для себя пережить Нюсенькин день рождения, Николай Ильич решил, что выйдет из этой ситуации с минимальными потерями, купив-таки багет.
— Не спешите с выводами. Дело в том, что карта всегда открывается топографическим изображением той местности, где она находится, — терпеливо пояснил продавец. — Если бы мы были в Риме или, к примеру, на острове Пасхи, то первый разворот карты изображал бы эти, полагаю, можно так выразиться, объекты. Пожалуйста, убедитесь сами, что это действительно оригинальная вещь. — Он протянул карту Николаю Ильичу.
Николай Ильич положил упакованный в газету пейзаж на прилавок и взял плотный четырехугольник бумаги, необычайно тяжелый.
На знакомом с детства городе Николай Ильич заострять внимание не стал, а еще раз развернул карту. Перед ним открылся странный рисунок: острые пики гор тонули в лиловатой дымке облаков, длинные тени стелились по каменистому плато, черная река, пересекая плато по диагонали, впадала в океан…
Океан нехотя, словно преодолев брезгливость, потрогал шипящей волной туфли Николая Ильича, а следующей — мощной, грохочущей — облизал его до середины лодыжек. Крупная птица с перепончатыми крыльями спикировала к берегу, села на валун и, запрокинув голову, протяжно закричала.
— Мерзкая тварь, — прокомментировал продавец, со свойственной невысоким толстячкам проворностью отступая от захлебывающихся предвкушением шторма волн, — питается мозгом разумных существ. Прежде чем этот монстр оценит наши шансы стать едой как вполне реальные, разверните карту еще раз.
Что Николай Ильич поспешно и сделал.
Пахло гарью. Плохо одетые люди, выкрикивая что-то на неизвестном наречии и толкая Николая Ильича, пробирались по узкой улочке к площади, на которой полыхал костер.
— По-моему, это средневековый Лондон, — втянув носом воздух, сказал продавец. — Хотите посмотреть, как сжигают ведьм? Нет? Честно говоря, я тоже не горю таким желанием, извините за мрачный каламбур. Разворачивайте карту.
На счастье, Николай Ильич успел сделать это раньше, чем груженная тыквами и яблоками телега опрокинулась на толпу.
…На берегах пронзительно голубого озера темнел густой лес. Расположившись на песчаном пляже, загорелые девушки плели венки из огромных белых пветов.
— Это место я очень люблю, — доверительно шепнул Николаю Ильичу продавец. — Киато. Здесь на две сотни женщин рождается один мужчина. У вас не хватит смелости представить себе, какие приятные неожиданности сулит нашим собратьям по полу этот демографический казус.
Это иллюзия, подумал Николай Ильич. Обман зрения, вроде того, что заставил поверить, будто статуэтка бушмена — живая. Тем временем девушки, не прерывая мелодичного пения, начали наряжать продавца и Николая Ильича в гирлянды из цветов. Тело Николая Ильича немедленно — вот чудо! — отозвалось на нежные прикосновения девичьих пальчиков.
— К сожалению, неожиданности заканчиваются для мужчин так же, как для самцов “черной вдовы”, но вы сможете избежать столь печального финала, в нужный момент развернув карту! — откуда-то из вороха гирлянд выкрикнул продавец.
Напуганный не столько возможным финалом, сколько тактильной правдоподобностью происходящего, Николай Ильич решил не ждать даже старта. Освободив руки, он развернул карту.
…Промозглый ветер ледяной пустыни овеял его разгоряченное лицо.
— Ну, для демонстрации довольно, — очищаясь от белых лепестков, сказал продавец и, наклонившись к карте, что-то коротко прошептал.
Что-то опять изменилось. Николай Ильич увидел, что стоит у прилавка в сувенирном магазинчике. Его мысли в эту минуту напоминали пчел, роящихся у лотка улья в хаотичном для невнимательного наблюдателя движении, тогда как все действия пчел-мыслей были строго подчинены поиску нектара-ответа на вопрос: “Где взять денег на покупку карты?”
— Что касается стоимости, — продавец смахнул несколько крупных снежинок, уже начавших подтаивать на его плешивой макушке, — то карту я готов обменять на пейзаж. — Он коснулся завернутого в газету полотна. — Я знаю одного правителя в Северных пределах, который заплатит за этот шедевр золотом… Впрочем, не буду отвлекаться. Так вот, карту я готов обменять, но Слово я продам.
— Слово? — переспросил Николай Ильич.
— Без Слова, как вы могли убедиться, карта уведет вас на край света и — безвозвратно. Но если вам надоест путешествовать, достаточно произнести Слово, и вы вернетесь домой, в Белый Город. Ну как, берете?
— Сколько? — Николай Ильич почувствовал, как вдоль позвоночника потянуло холодом: с собой у него было совсем мало денег, а дома их не было вовсе.
Но — еще одно чудо! — продавец назвал сумму даже меньше той, что лежала у Николая Ильича в портмоне. Отдав продавцу все деньги вместе с портмоне, он запихнул коробочку с картой за пазуху и, беспрестанно шепча на удивление легко запоминающееся Слово, направился домой. Не желая ловить на себе осуждающие взгляды прохожих — брюки еще не высохли от черной океанской воды, — Николай Ильич проложил маршрут через проулки и подворотни.
Конечно, он купил карту не для Нюсеньки.
Он купил ее для себя.
Заперев замок двери на два оборота ключа, Николай Ильич вытащил из кладовки фибровый чемодан, бросил его на тахту в гостиной и, суетясь, начал складывать в жадно разверстую пасть чемодана свои вещи.
В средневековом Лондоне он решил не задерживаться (о плато с черной рекой, естественно, вообще не могло быть и речи), а сразу перескочить в Киато, к девушкам и цветам, затем — дальше, дальше, в новые города и страны: на вид карта имела много разворотов…
“Зубную щетку не забыть бы, — командовала сборами та часть Николая Ильича, которая отвечала за своевременную покупку моркови и капусты, — бритву взять, паспорт, смену белья…”
“Ее взбалмошностъ, — двигалась по нарастающей досада, — ее чудовищные пейзажи… А раньше? До живописи? Поэзия — гадкие, тупые стишки, обиды от того, что никто не хотел их слушать. Что еще?”
“Йога и уринотерапия, — между делом подсказала практичная часть Николая Ильича. — Грамоту за участие в областных соревнованиях по шашкам надо бы взять — на всякий случай, теплую куртку — обязательно…”
Развод с Нюсенькой Николай Ильич оформил как раз после того, как едва не умер от пневмонии, — в череде Нюсиных увлечений это была эпоха обливаний холодной водой при двадцатиградусном морозе. Но как регистрация брака не изменила — вопреки надеждам, наивным, юношеским, — его жизнь в лучшую сторону, так и расторжение семейных уз не принесло желаемого результата: сославшись на прописку, недомогание и занятость в клубе поклонников концептуального кино, Нюся категорически отказалась выезжать из квартиры Николая Ильича.
И уже после развода, состоявшегося почти пятнадцать лет назад, Николай Ильич принимал участие в паломничестве к святым местам, вызывал потусторонние силы, медитировал… И все для чего? Лишь для сохранения хотя бы видимого благополучия он делил с Нюсей охватывающие ее одержимости — и это единственное, что омрачало его, в общем-то, уютную жизнь. Жизнь, в которой было все, что нужно: жаркое лето, белая зима, приятная работа, старинный приятель Семеныч, презабавно рассказывающий “бородатые” анекдоты, и, конечно, — теперь можно признаться и в этом, — милая дама в светлом жакете, которую Николай Ильич частенько встречал в летнем кафе недалеко от своего дома; ловя на себе ее взгляд, он обмирал и думал, что, если бы не Нюся…
— Чего ж это я? — остановившись посередине гостиной, изумленно спросил Николай Ильич. — Чего это я тогда? — повторил он, посмотрев на чемодан.
… В летнем кафе рядом со своим домом Николай Ильич занял крайний столик. К пиву он даже не прикоснулся, не говоря уж о том, чтобы обернуться и поприветствовать даму в светлом жакете, — она пила кофе и читала журнал, сидя за соседним столиком.
Николай Ильич ждал темноты.
Вскоре в домах, смутно белых под синим вечерним небом, стал зажигаться свет, но окна квартиры Николая Ильича по-прежнему были темными, хотя Нюся вот уже несколько часов как вернулась с рынка. Николай Ильич видел, как она, навьюченная пейзажами (“Опять ничего не продала”, — подумал он), вошла в подъезд.
“Так, три минуты, чтобы подняться на второй этаж, еще две, чтобы открыть дверь и зайти в прихожую, пять минут на то, чтобы поставить пейзажи у стены, итого пусть будет двадцать минут, — в который раз просчитывал Николай Ильич, не веря, что задуманное свершилось. — Плюс пять минут, чтобы войти в кухню и найти на столе коробочку с картой… так, что там у нас потом? Ага, записка… Очки! Сначала Нюся наденет очки. Еще десять минут уйдут на чтение и осмысление записки. “Подарок ко дню твоего рождения, разверни, посмотри внимательно…” Самое большее — час на все”.
Милая дама в светлом жакете взялась за спинку стула, стоящего у столика Николая Ильича, и спросила:
— Свободен? — Это Слово — вот чудесное совпадение! — звучало замечательно, когда его произносили вслух…
— Свободен, — внятно сказал Николай Ильич, будто пробуя на вкус это Слово, которого в записке он, естественно, не написал, и, уже не в силах сдержаться, наверное пугая милую даму, захохотал, повторяя снова и снова: — Свободен… Свободен, свободен наконец!
г. Белгород