архивные изыскания
Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 5, 2003
Дочь герцога Карла Леопольда Мекленбург-Шверинского и племянницы Петра I царевны Екатерины Иоанновны принцесса Анна Леопольдовна оказалась вознесенной на вершины российского Олимпа благодаря прихотливой игре случайностей и, подобно многим другим русским монархам, несмотря на неограниченную самодержавную власть, была глубоко несчастлива как в своей личной жизни, так и в управлении государством.
Она родилась в Ростоке 7 декабря 1718 года и там же была окрещена по обряду протестантской церкви и наречена Елизаветой Христиной. Но на родине ей пришлось прожить недолго. Супружеская жизнь ее матери, Екатерины Иоанновны[1], сложилась печально, поскольку характер ее мужа определялся тремя основными чертами: грубостью, сварливостью и самодурством. Терпеливо снося все выходки домашнего тирана, она молча прожила шесть лет, а на седьмой год, поняв, что не удастся ни приучить супруга к семейной жизни, ни отучить его от дурных привычек, приказала заложить карету и, взяв дочь на руки, уехала в Россию.
Родные приняли герцогиню с дочерью неприветливо. Петр I был явно недоволен, что оказался разрушен династический брак, которому он придавал большое значение.
Екатерина Иоанновна поселилась у своей матери — престарелой царицы Прасковьи Феодоровны[2], большую часть времени обитавшей в подмосковном царском имении Измайлово.
Первые тринадцать лет своей жизни Елизавета Христина росла под заботливым надзором матери, тщательно оберегаемая как от сквозняков, так и от излишних занятий науками, к которым герцогиня-мать испытывала давнее отвращение.
Несмотря на роскошь парадных туалетов и апартаментов, во внутренних покоях герцогиня Екатерина Иоанновна целыми днями ходила в широком голубом шлафроке, а голову повязывала простым крестьянским платком. Большей частью ее времяпрепровождение проходило в долгих молитвах, разговорах с бесчисленными приживалками, обитавшими по старинному русскому обычаю в царских дворцах, и приготовлении любимого варенья, которое производилось и потреблялось в невероятных количествах.
Маленькая принцесса принимала самое живое участие в этих занятиях; лишь иногда их прерывала докучливая необходимость по требованию этикета присутствовать на придворных церемониях да в театре, где изредка давала представление заезжая оперная труппа.
Образ жизни девочки изменился лишь в 1731 году, когда вступление на престол ее тетки Анны Иоанновны, не имевшей детей, выдвинуло вопрос о наследнике престола.
Императрица Анна Иоанновна[3], племянница Петра I, была возведена на российский престол в 1730 году, в обход дочери царя, Елизаветы Петровны. В исторической памяти правление царицы Анны I запечатлелось разве что мрачной славой ее фаворита курляндца Бирона да строительством по случаю свадьбы любимых царицыных шутов великолепного Ледяного дома.
Еще не стара императрица Анна Иоанновна — всего тридцать семь лет; есть в ней царственная величавость и достоинство, но не дал Бог женской прелести: тучна, манеры грубые, лицо рябоватое, а голос сильный и пронзительный. Ко всему тому была неряшлива до нечистоплотности; вследствие недуга возле нее постоянно ощущался тяжелый, зловонный запах, неистребимый даже великим количеством мускуса и иных ароматических снадобий, привозимых из-за границы.
Ростом же царица пошла в дядю-великана. И вкусы у царицы под стать иному драгунскому ротмистру: любила карты, верховую езду и охоту. В комнате всегда под рукой заряженное ружье — случится, на свою беду, мимо окна пролететь вороне или голубю, Анна тут как тут: пальнет из мушкета — и комок перьев падает на клумбу возле дворцового крыльца. За два месяца до смерти, уже будучи тяжело-больной, не утерпела царица, поднялась с постели, затеяла великую охоту, на которой егеря и придворные побили разного зверья несметное количество — оленей, коз, кабанов, волков. Одних зайцев загнали почти пять сотен, постреляли тучи уток, гусей, чаек и прочей живности, попавшейся на глаза.
Хоть и затевала Анна Иоанновна маскарады и пышные балы, но сердце больше лежало к иным забавам: любила перебирать драгоценности, а когда становилось совсем скучно, отворяла дверь в комнату фрейлин и кричала: “Ну, девки, теперь пойте!” — или звала к себе шутов.
Остроты тогдашних придворных юмористов отличались редким цинизмом и скабрезностью. Чехарда, драки, идиотские гримасы веселили царицу Анну Иоанновну до слез. Любимым воскресным развлечением набожной императрицы было наблюдать по дороге из дворца в церковь, как шуты, рассевшиеся на лукошках с куриными яйцами, начинают по очереди громко кукарекать. Великолепной шуткой считалось во время фейерверка пальнуть зарядом в толпу. “Санкт-Петербургские ведомости” с восторгом извещали читателей об этом происшествии: “Слепой страх овладел толпой, она заколебалась и обратилась в бегство, что послужило к радости и забаве высокопоставленных лиц двора Ее Величества, присутствующих на празднике”.
Тем не менее, желая сохранить русский престол за своими ближайшими родственниками, бездетная императрица Анна Иоанновна приблизила племянницу к себе и поручила ее заботам целого штата служителей и наставников, которым строго было наказано в короткий срок обучить принцессу политесу и знаниям языков. Хотя девочке было всего тринадцать лет, уже тогда было решено, что кто-то из будущих детей принцессы Мекленбургской займет русский престол.
Воспитательницей принцессы была назначена француженка, вдова генерала Адеркаса; уроки православия давал знаменитый священник и богослов Феофан Прокопович.
С годами принцесса стала грациозной блондинкой, обладавшей особым искусством, даже улыбаясь, неизменно сохранять слегка брезгливо-флегматичное выражение лица. Она была несомненно умна, но питала, как и ее мать, неодолимое отвращение ко всякому серьезному занятию. Впрочем, в отличие от своей родительницы, она выучилась французскому и немецкому языкам и с детства приохотилась к чтению книг.
Между тем императрица занялась поисками подходящего жениха для племянницы. В Европу со специальным заданием отправился генерал-адъютант Левенвольде, который вскоре предложил двух кандидатов: маркграфа бранденбургского Карла и принца Антона Ульриха Брауншвейг-Беверн-Люнебургского. Каждый из возможных женихов имел четко определенную политическую ориентацию. Свадьба с маркграфом Карлом повела бы к сближению с Пруссией, брак с принцем Антоном Ульрихом, родственником императора Карла VI , давал возможность союза с Австрией.
Венский двор приложил все усилия к тому, чтобы выбор жениха сложился в пользу его кандидата. Опираясь на поддержку русских вельмож, сочувствующих Австрии, Карл VI добился согласия императрицы на то, чтобы Антону Ульриху было разрешено приехать в Россию и вступить в русскую службу.
28 января 1733 года он прибыл в Петербург, а 12 мая 1733 года присутствовал при торжественном обряде принятия принцессой Елизаветой православия. Отныне девушка получила новое имя — Анна Леопольдовна, данное в честь императрицы. А спустя месяц после этого знаменательного события умерла мать принцессы Анны, и она осталась в полном подчинении у тетушки-императрицы.
Вскоре окружающие заметили, что приехавший жених отнюдь не вызывает пылких чувств у девушки. Застенчивый девятнадцатилетний принц Антон Ульрих[4] своей худобой, неловкостью и малым ростом не произвел должного впечатления ни на невесту, ни на ее августейшую тетку. Императрица, видя холодность племянницы к жениху и будучи, в сущности, женщиной доброй души, решила не принуждать девушку к скорой свадьбе, а повременить и отложить брак до совершеннолетия невесты. “Стерпится — слюбится”, — гласит мудрая русская пословица… А пока принца отправили в действующую армию, воевавшую против турок. Здесь он командовал кирасирским полком и отличился при штурме турецкой крепости Очаков.
Как свидетельствовали современники, у принца Антона Ульриха было доброе сердце, хотя “ум отсутствовал”, а жизненная энергия, казалось, отсутствовала вовсе. Тем не менее отнюдь не неказистая внешность принца вызвала недовольство принцессы Анны. У девушки существовала гораздо более весомая причина не желать брака. Внешне флегматичная и спокойная пятнадцатилетняя Анна, потеряв голову, влюбилась в красавца и щеголя, саксонского посланника графа Линара.
Ему было около сорока лет, но выглядил он намного моложе. Екатерина II, встретившая графа много лет спустя, с юмором описывала его внешность: “Это был человек, соединявший в себе, как говорят, большие знания с такими же способностями. По внешности это был в полном смысле фат. Он был большого роста, хорошо сложен, рыжевато-белокурый, с цветом лица нежным, как у женщины. Говорят, что он так ухаживал за своей кожей, что каждый день перед сном покрывал лицо и руки помадой и спал в перчатках и маске”.
Этой тайной интриге, как показало время, всячески содействовала госпожа Адеркас, страстная сторонница прусской партии.
Императрице Анне Иоанновне вскоре стало известно о пылком романе ее племянницы. Разгневанная царица немедленно распорядилась выслать госпожу Адеркас за границу, а граф Линар по ее просьбе был отозван своим двором. За девушкой был установлен строгий надзор, чтобы уберечь ее от искушения новых романов. Жизнь Анны стала еще более однообразной, чем прежде: посторонние являлись к ней лишь с официальными визитами, а сама она никуда не выходила. Единственной отрадой оставалось чтение французских романов и бесконечные беседы с ее ближайшей подругой фрейлиной Юлианой Менгден.
Так продолжалось почти четыре года. Трудно предположить, каким образом события развивались бы дальше, но размеренный образ жизни неожиданно нарушил герцог Бирон, который затеял сложную интригу, решив женить на Анне своего сына Петра.
Однако принцесса, поставленная перед необходимостью выбора между двумя одинаково нелюбимыми женихами, предпочла стать женой принца Антона Ульриха — потомка древней владетельной фамилии. “Я много думала и испытывала себя. Во всем готова слушаться Ваше Величество и соглашаюсь выходить за брауншвейгского принца, если Вам так угодно”, — сообщила она императрице Анне Иоанновне.
Тяжелобольная царица была обрадована решением девушки. “Конечно, принц не нравится ни мне, ни принцессе; но особы нашего состояния не всегда вступают в брак по склонности, — поделилась она своими соображениями с придворными. — К тому же принц ни в каком случае не примет участия в правлении, и принцессе все равно, за кого бы ни выйти. Лишь бы мне иметь от нее наследников и не огорчать императора отсылкою к нему принца. Да и сам принц, кажется мне, человек скромный и сговорчивый”.
Свадьба состоялась 3 июля 1739 года, а спустя год с небольшим, 12 августа 1740 года, у Анны родился сын, названный при крещении Иоанном и объявленный манифестом 5 октября 1740 года великим князем и наследником престола[5].
“А ежели Божеским соизволением, — говорилось в манифесте, — оный любезный наш внук, благоверный великий князь Иоанн, прежде возраста своего и не оставя по себе законнорожденных наследников преставится, то в таком случае определяем и назначаем в наследники первого по нем принца, брата его от вышеозначенной нашей любезнейшей племянницы, ее высочества благоверной государыни принцессы Анны и от светлейшего принца Антона Ульриха, герцога Брауншвейг-Люнебургского, рождаемого; а в случае и его преставления, других законных, из того же супружества рождаемых принцев, всегда первого, таким порядком, как выше сего установлено”.
Спустя одиннадцать дней, накануне своей смерти, императрица подписала еще один государственный акт, согласно которому регентом до совершеннолетия наследника престола назначался герцог Бирон.
Вечером 17 октября 1740 года императрица Анна Иоанновна тихо скончалась, а утром столичные жители начали присягать императору Иоанну VI и регенту, герцогу курляндскому, лифляндскому и семигальскому Эрнсту Иоанну Бирону.
Присяга прошла без каких-либо скандалов, а затем Анна с мужем и сыном переехали в Зимний дворец. Бирон остался в Летнем дворце, намереваясь жить в нем до погребения умершей императрицы.
Регентство Бирона при живых родителях императора многим показалось явлением странным и обидным. В самом манифесте о регентстве были пункты, которые неизбежно должны были вызвать столкновения Бирона с другими вельможами двора и, конечно же, с родителями маленького императора.
На первых порах Бирон пытался наладить хорошие отношения с принцессой Анной и назначил на содержание ее семейства 400 тысяч рублей. Однако такая подачка не способствовала установлению теплых отношений. До регента доходили слухи о неблагоприятных для него разговорах при дворе Анны. Дело дошло до того, что секретарь принцессы Михаил Семенов открыто высказал сомнения в подлинности подписи императрицы на указе о регентстве. Бирон в гневе пригрозил Анне, что вышлет ее с мужем в Австрию, а в Россию призовет принца Голштейн-Готторпского.
В то же время Бирон решил преобразовать гвардию: рядовых из дворян-гвардейцев определить в армейские полки офицерами и заменить их простолюдинами. Это было серьезной ошибкой герцога — гвардия в России всегда была большой политической силой, легко решающей самые сложные политические задачи.
“Теперь нечего делать, пока матушка-государыня не предана земле; а там, как вся гвардия соберется, то уж…” — открыто грозили гвардейцы. Бирон приказал арестовать зачинщиков и бить их кнутом в застенках Тайной канцелярии.
Это переполнило чашу терпения принцессы Анны. Она обратилась за советом к старому фельдмаршалу Миниху[6], который немедленно составил план низложения Бирона. Медлительность была не в характере Миниха, и в ночь с 8 на 9 ноября он в сопровождении своего адъютанта Манштейна и небольшого отряда солдат арестовал регента и его родных. К шести часам утра все было кончено, и на площадях столицы под грохот барабанов глашатаи зачитали манифест об отрешении от регентства герцога курляндского Бирона; Анна Леопольдовна была объявлена великой княгиней и правительницей империи до совершеннолетия ее сына. По случаю этого события были объявлены милости народу и возвращены многие сосланные в Сибирь предшествующим правительством.
Особый суд, длившийся пять месяцев, признал виновником всех российских бед Бирона. Кроме прочих грехов, ему поставили в вину и существование придворного шутовства: “Он же, будто для забавы Ее Величества, а на самом деле, по своей свирепой склонности, под образом шуток и балагурства, такие мерзкие и Богу противные дела затеял, о которых до сего времени в свете мало слыхано: умалчивая о нечеловеческом поругании, произведенном не токмо над бедными от рождения или каким случаем ума и рассуждения лишенными, но и над другими людьми, между которыми и честный народ находился, о частых между оными заведенных до крови драках, и о других оных учиненных мучительствах и безобразных мужеска и женска полуобнажениях, и иных скаредных между ними его вымыслом произведенных пакостях, что натуре противно и объявлять стыдно и непристойно”.
Бирон был приговорен к смертной казни, но Анна Леопольдовна заменила этот жестокий приговор на вечную ссылку с конфискацией имущества.
Первым министром государства сделался Миних, который, кроме того, получил серебряный сервиз, 170 тысяч рублей и имение опального Бирона в Силезии.
Вскоре между членами нового правительства началась глухая борьба; единства в управлении не было. Уже в начале января 1741 года враги Миниха добились того, что в делах военных его подчинили принцу Антону Ульриху, а во внешней политике — Остерману. 28 января 1741 года Кабинет был разделен на три департамента: военных дел, иностранных дел и внутренних. В ведении Миниха остались лишь сухопутная армия, нерегулярные войска, артиллерия, фортификация, кадетский корпус и Ладожский канал, да и то обо всех важных делах он должен был рапортовать принцу.
Наконец, Анна перестала принимать Миниха для личного доклада наедине, а всегда призывала при приеме и принца. Оскорбленный фельдмаршал потребовал отставки, которая и была ему дана в очень обидной для его самолюбия форме 3 марта 1741 года. Устранение Миниха отразилось прежде всего на внешней политике России: благоприятная прежде для Пруссии, она склонилась теперь на сторону Австрии. Имперский посол, покинувший Россию еще при жизни императрицы Анны Иоанновны, — маркиз Ботта, — вернулся в Петербург; возвратился и любимец Анны — граф Линар. Им без труда удалось привлечь Россию к старому союзнику, Австрии.
Граф Линар преуспел в делах не только политических, но и личных; Анна осыпала своего любимого милостями — он стал обер-камергером русского двора, кавалером высших русских орденов Александра Невского и Андрея Первозванного и обладателем изрядного состояния. Чтобы окончательно привязать к себе, не вызывая лишних пересудов, Анна решила женить его на своей фрейлине Юлиане Менгден. Линар уехал на родину, чтобы устроить свои дела и подготовить все нужное для окончательного переезда в Россию. В шифрованных письмах Анна описывает, как она видит будущую семейную жизнь графа. Великая княгиня в письмах прибегала к помощи шифра, который она вставляла в текст, написанный под диктовку ее секретарем: “Поздравляю вас с приездом в Лейпциг, но я буду довольна, только когда узнаю, что вы возвращаетесь… Что касается до Юлии, как вы можете хотя бы минуту сомневаться в ее (моей) любви и в ее (моей) нежности, после всех доказательств, данных вам ею (мной). Если вы ее (меня) любите и дорожите ее (моим) здоровьем, то не упрекайте ее (меня)… У нас будет 19-го или 20-го маскарад, но не знаю, буду ли я в состоянии (без вас, мое сердце) участвовать в нем; предчувствую также, что и Юлия не будет веселиться, так как сердце и душа ее заняты иным. Песня хорошо выражается: “Не нахожу ничего похожего на вас, но все заставляет меня вспоминать о вас”. Назначьте мне время вашего возвращения и будьте уверены в моей благосклонности. (Целую вас и остаюсь вся ваша.) Анна”.
Появление Линара в России и его роль при дворе напоминали придворным времена бироновщины: многие были недовольны новым фаворитом, а принц Антон Ульрих — в особенности. По свидетельству прусского посланника барона Мардефельда, принц нашел некоторое утешение в чувстве свободы и в ощущении некоторой сопричастности к решению государственных вопросов. Однако Анна не одобряла политических амбиций мужа.
Участившиеся ссоры между супругами способствовали раздроблению и без того недружного правительства. В свою очередь разногласия в правительстве придавали его деятельности характер зубчатой передачи: беспорядочные решения министров принимались без серьезной подготовки и были лишены внутренней логики — непременной составляющей плавной работы хорошо отлаженной государственной машины.
Внутренние мероприятия правительства Анны касались администрации, правосудия, финансов и промышленности. Так, для избавления от вечной российской беды — чиновничьей волокиты при разборе жалоб и прошений на высочайшее имя была учреждена должность рекетмейстера, который, кроме приема, разбора и направления челобитных, объявлял Сенату высочайшие резолюции на его доклады и Синоду — именные повеления. Обращено было внимание на медленность хода дел в Кабинете и Сенате, и приняты меры для ускорения их. Чтобы упорядочить финансы, было предложено пересмотреть все статьи дохода и расхода, сократив, насколько возможно, последние. Были изданы устав о банкротах и “регламент или работные регулы на суконные и каразейные фабрики”, касавшиеся наблюдения за содержанием машин, размера и качества сукна, а также и отношения предпринимателей к рабочим (15-часовой рабочий день, минимум платы, больницы для рабочих и т. п.).
Но гораздо большее внимание уделялось внешней политике. Сближение России с Австрией было нежелательным не только для Пруссии, но и для Франции, которой в конце концов удалось заставить Швецию объявить 28 июня 1741 года войну России. Начиная войну, шведы манифестом, обращенным к русским, объявили себя защитниками прав на русский престол дочери Петра I цесаревны Елизаветы.
В Петербурге, еще до войны, шведский посланник Нолькен и французский посол Шетарди пытались убедить цесаревну Елизавету вступить на престол, обещая значительную материальную помощь. Но Елизавета хорошо понимала, что главная ее поддержка — не шведы и французы, а гвардия. Интриги Шетарди велись довольно неловко и не были тайной для русского двора. Английский посол подробно рассказал о них канцлеру Остерману. Канцлер немедленно передал полученную информацию правительнице, но ни его представления, ни убеждения Ботты и принца Антона Ульриха не убедили ее принять решительные меры против сторонников дочери Петра I.
Многие советовали Анне Леопольдовне для прекращения всяких попыток государственного переворота поскорее принять титул императрицы, но, будучи беременной, она решила отложить этот акт.
Принц Антон Ульрих порывался расставить по улицам пикеты, но Анна запретила супругу вмешиваться в ее дела, пообещав серьезно поговорить с цесаревной Елизаветой Петровной. Разговор состоялся на одном из приемов. Анна Леопольдовна указала Елизавете на недопустимость ее контактов с французским посланником и пообещала принять самые строгие меры. Испуганная цесаревна поняла, что дальше медлить нельзя…
Про обстоятельства восшествия Елизаветы на престол существует обширная литература, сохранились воспоминания современников, донесения дипломатов. Многие из этих документов были опубликованы в русских исторических журналах, легли в основу авантюрных романов.
В ночь с 24 на 25 ноября Елизавета Петровна в сопровождении отряда гвардейцев арестовала правительницу, ее мужа, малолетнего императора и его сестру Екатерину, родившуюся 26 июля 1741 года.
Цесаревна лично вошла в покои правительницы и разбудила ее словами: “Сестрица, пора вставать!” Анна не сопротивлялась перевороту, а лишь просила не делать зла ни ее детям, ни Юлиане Менгден. Елизавета успокоила ее, обещала исполнить просьбу, после чего вышла из спальни.
В апартаментах остались гренадеры, которые стояли с лампадками. Анна Леопольдовна второпях надела на себя юбку, а фрейлина натянула ей чулки и башмаки. На плечи она набросила бархатную шубу и при выходе из комнаты попросила еще капор на голову.
Все делалось очень тихо, солдаты говорили между собой шепотом. Анна Леопольдовна двигалась почти машинально, не обращая внимания на окружающих. Когда ее выводили из комнаты, она вдруг спросила у солдат, увидит ли она еще цесаревну Елизавету и будет ли та с ней говорить.
Когда Анна Леопольдовна ушла, принц Антон Ульрих все еще сидел на кровати. Два гренадера набросили на него простыню и, подхватив на руки, быстро понесли по лестнице вниз. Только на улице, в санях, на него набросили шубу.
Гренадерам было приказано не будить маленького императора Иоанна, и около часа они молча стояли около колыбели. Наконец младенец проснулся и заплакал. Только тогда они приказали кормилице отнести его к цесаревне. Взяв маленького императора Иоанна на руки, Елизавета поцеловала его и произнесла: “Бедное дитя! Ты вовсе невинно; твои родители виноваты”. Младенец улыбался, а собравшиеся солдаты и прислуга в восторге кричали “Ура!” новой императрице.
Все семейство бывшей правительницы было отправлено во дворец цесаревны. В ту же ночь арестовали Миниха и других министров.
В манифесте 27 ноября 1741 года, говорившем об упразднении правительства императора Иоанна VI, было объявлено о всей брауншвейгской фамилии, что императрица, “не хотя никоих им учинить огорчений”, отправляет их за границу.
Началось царствование Елизаветы Петровны. Каждому было воздано по заслугам: кто примерял ордена, а кто отправлялся в ссылку или дальние вотчины.
12 декабря 1741 года Анна и ее семейство выехали в Ригу, где их, однако, заключили под стражу и держали так до 13 декабря 1742 года.
У низложенной династии оказались деятельные враги и друзья; первые были сильнее вторых. Прусский посланник от имени своего короля, а также и сам Шетарди советовали сослать брауншвейгскую фамилию в глубь страны. Маркиз Ботта и Лопухины интриговали, впрочем ограничиваясь разговорами в пользу низложенного правительства. Но нашлись и решительные сторонники Анны: камер-лакей Турчанинов замышлял цареубийство с целью освободить престол для Иоанна VI. Все это ухудшило положение семьи бывшей правительницы. В декабре 1742 года она была заключена в крепость Дюнамюнде, где у Анны родилась дочь Елизавета. В январе 1744 года их всех, вместе с верной Юлианой Менгден и адъютантом принца полковником Геймбургом, перевезли в город Раненбург, находившийся в глубинке Рязанской губернии.
В июле того же 1744 года в Раненбург прибыл барон Корф с приказом императрицы перевезти брауншвейгскую семью сначала в Архангельск, а потом на Соловки. Бывшая правительница, больная, отправилась в далекий и тяжелый путь. Ее страдания усугубились тем, что Юлиану Менгден вместе с полковником Геймбургом оставили в Раненбурге под стражей.
Но до Соловков семья Анны Леопольдовны добраться не смогла — помешал лед, сковавший Белое море, и ее оставили в Холмогорах, поместив в бывшем архиерейском доме, обнесенном высоким тыном, под бдительным надзором караула. Единственным развлечением заключенных были прогулки по саду при доме и катанье в карете, но не далее двухсот сажен от дома, и то в сопровождении солдат.
Жизнь августейших заключенных была несладкой: денег на их содержание отпускалось мало, так что порой на столе у бывшей правительницы России отсутствовало самое необходимое. Немало довелось испытать им и от грубости стражи, избравшей бывшего принца мишенью своих грубых шуток и оскорблений. Общая беда сблизила супругов, они испытали чувство, которого были лишены в пору своего благополучия… 19 марта 1745 года у Анны и Антона Ульриха родился сын Петр, а спустя год, 27 февраля 1746 года, Анна Леопольдовна родила еще одного сына — Алексея.
Последние роды оказались роковыми: Анна заболела родильной горячкой и скончалась на 28 году жизни. 7 марта 1746 года начальник стражи майор гвардии Гурьев отправил, согласно данной ему инструкции, тело бывшей правительницы в Петербург. Императрица Елизавета Петровна сама распоряжалась траурным церемониалом. Погребение происходило с большой торжественностью и помпой в Благовещенской церкви Александро-Невской лавры, где была похоронена мать Анны Леопольдовны герцогиня Екатерина Иоанновна. Царица Елизавета Петровна, по словам очевидцев, сильно плакала…
Рождение принцев Петра и Алексея было скрыто от народа; причиной смерти Анны объявили “огневицу”. После смерти жены Антон Ульрих жил в Холмогорах еще 29 лет. Бывший император Иоанн Антонович в 1756 году был перевезен из Холмогор в Шлиссельбургскую крепость, где и погиб 5 июля 1764 года во время попытки к его освобождению. Остальные дети Анны провели в ссылке более 36 лет. В 1779 году императрица Екатерина II вступила в переговоры о брауншвейгской семье с датским двором (датская королева Юлиана Мария была сестрой принца Антона) и в 1780 году повелела отправить потомков бывшей правительницы в Горсенс, выдав им 200 тысяч рублей. Они отправились морем из Ново-Двинской крепости и после трехмесячного путешествия прибыли в Горсенс. На их содержание императрица выдавала ежегодно 32 тысячи, по 8 тысяч на каждого. Принцы и принцессы были православные; из России с ними прибыли духовенство и слуги. 20 октября 1782 года скончалась принцесса Елизавета, 22 октября 1787 года — умер принц Алексей, а 30 января 1798 года — Петр. Осталась одинокая, глухая и косноязычная, умевшая говорить лишь по-русски, принцесса Екатерина. В 1801 году она просила императора Александра I о разрешения вернуться в Россию и окончить жизнь монахиней. Однако по каким-то причинам приезд принцессы в Россию не состоялся, и 9 апреля 1807 года она скончалась в Горсенсе, где и погребена была вместе с сестрой и братьями.