стихотворения
Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 4, 2003
.
Есть жизнь. А в жизни - смерть. Как сухоцвет в конверте, Темнеет на просвет. Совсем немного смерти. Но стоит обогнуть Невидимые сосны, И вдруг, как море: суть, Что жизнь - не смертоносна. Что там внутри сухих Семян, внутри конверта, Внутри моей руки, Внутри большого ветра Всегда другая жизнь, В которой, как в конверте, На дне моей души Всегда немного смерти..
Ночные ханы на твоей могиле Шатры разбили, Коней напоили. И травы, что собою ты наполнил, Пустили волны, На языки шершавые легли. Когда животных сон за подбородки Введет в туман, качая, словно лодки Уплывшие, свободные рули - Их языки - расслабятся и выдох, Донесшись из горячих морд немытых, Заговорит на языке земли..
Одиночество - это вода. Ибо капля, теряясь в воде, Одинока, как никогда, Одинакова, как нигде. И скелетики капель, тех Одиноких - на дне морском, Те, кто верен морской воде, Называют морским песком. Археология неба Неожиданно добрались. Снег идет. На раскопки неба. Черепки старых крыш срослись С переборками пыльных склепов Верхний пласт виден сам собой, Краевые фрагменты ткани. Это в шелк ее - голубой - Погружают тела земляне. Ископаемые, среди Полых глиняных чанов-кеглей, В ней скелеты сидят - дожди, Не пролившиеся на землю. Дальше утварь, игрушки, скарб, Составлявшие сущность быта Обитателей, чья тоска Нами досыта не испита. Печь для радуги, ночь для сна, Гребешки костяных созвездий Нам расскажут о племенах, Населявших миры возмездий. Ножны. Где-то от них любовь? Артефакты тоски и блуда От тоски - будоражат кровь. Ураганные ветры будят. И тогда, раскопав курган, Мы пустою найдем могилу Небожителя, чьи снега Продолжают идти по миру. Гость Время - венгр. Оно ест перец И печалится по ночам. Ходит к морю. Зовется Ференц. Полирует морской причал. Мы его никогда не видим. Он уходит, когда мы спим, Возвращаясь с уловом мидий, И съедает его сырым. Он глотает с полночным боем Механизмы морских часов, Наслаждаясь пустым покоем Вскрытой раковины Tissot. Время венгр. Поселясь в мансарде, Он табличку прибил к двери, За которой играет чардаш, Когда нет никого внутри. И когда на душе премерзко, И когда поливает дождь, Он ругается по-венгерски Так, что слова не разберешь. Этот парень живет, покуда Недоступен глазам невежд. Поднимается стрелка - Буда. Или падает стрелка - Пешт. Из дунайских его элегий Состоит ежедневный пар. Состоит силуэт телеги, Вырываемый светом фар. Состоит часть людей, лишенных Сострадания навсегда, Но по-прежнему протяженных В одиноких своих годах. А от долгих его раздумий В продолжение многих лун - Мы волнуемся накануне, Представляя собой канун. И похоже, весь дом расселят, Когда съедет токайский дух. Только в это никто не верит, Говоря по-венгерски вслух..
Спит фонарь, как семена В маковой коробочке. Спят на свете времена Ночь безостановочно. А на вечной высоте Механизмы сложные Придают еще воде Очертанья должные. И пустынные леса, Тихие и снежные, Простирают к небесам Силы центробежные..
Мы пошли прогуляться, и желтая собака, Идущая с нами, удивлялась нашему счастью. Листья прибило к земле, как к берегу мертвых раков, Небо - река с левобережной снастью. Река с одним берегом, быстрым течением. Ах, если б не резонанс, возможно, Мы достроили мост, разрушенный сердцебиением Тревожным. Но и того, что имеем, достаточно: инфузорий На сладких яблоках, огромного рта голубого, Ответственности за детей и теплоты во взоре Товарища женского пола. Воры воруют, чудовища пожирают. Мы тоже бываем чудища или воры, Но в данный момент нас как будто бы выбирают В свидетели переговоров. Когда развеваются белые флаги И стороны ссорятся попеременно, Братаются или пробуют браги Из фляги товарищей убиенных. Так мы наблюдатели редких явлений. Внутренний наш - и утренний внешний Миры идентичны, как рожки у молодых оленей Порою вешней. Так ощущают умершие непричастность к беседам О собственном погребении. И уже собака, бегущая следом, Не удивляется нашему настроению.