Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 2, 2003
Творчество Леонида Тишкова уже давно привлекает удивленно-восхищенное внимание тех, кто находится внутри или по крайней мере поблизости от современного (или, как его еще иногда именуют, “актуального”) художественного процесса. И как иначе, если ничего подобного в этом пространстве не существует. Тишков — уникальный мифотворец, сочинитель, поэт, композитор и художник, а еще он — врач (по первому и основному своему образованию), путешественник, издатель, коллекционер. Ко всему этому необходимо добавить редкое обаяние личности, цельность и искренность натуры — качества, которые делают абсолютно реальным не только для самого Тишкова, но и для всякого, кто общается с ним, существование целого сонма замечательных существ. Некоторые из них стали легендой, породили свою разветвленную мифологию, литературу и иконографию — это Даблоиды, Чурки, Стомаки, “Живущие в хоботе”, Водолазы. Но уникальность мифогенного творчества Тишкова состоит в том, что полку населяющих мир художника персонажей день ото дня все прибывает. Сравнительно недавние новые герои Леонида Тишкова — это Никодим, симпатичный “невысоклик”, тряпичный компаньон-попутчик художника в его странствиях по свету — от Гималаев до Японии; и Вязаник — своего рода “вторая кожа” Тишкова, собранная из тряпочных фрагментов старых одежд многих предков, родственников и соседей наподобие деревенского коврика-половичка. И маршруты путешествий Никодима, и происхождение “плоти” Вязаника неизменно приводят художника на его родину — Урал. Именно здесь корни мифотворчества Тишкова, именно сюда он неизменно возвращался мысленным взором — и когда представлял карту России как развернутый в пространстве гигантский желудочно-кишечный тракт, и когда именно на Урале обнаруживал вместе с героями своих теперь уже давних “свитков” комиксов причудливое живое создание — Даблус, которое имеет вид мягкого валика, заканчивающегося с обоих концов женской грудью. Урал для художника Тишкова — гораздо больше, чем просто “малая родина” или результат поиска собственной “географической идентичности”. Это, если угодно, образ мыслей, идеология, начальный и конечный пункт паломничества — в широком и конкретном смысле этого слова.
Несмотря на сугубо личные ассоциации, на которых вырастает весь комплекс сюжетов и образов, связанных с темой “Урал”, его новые идеи и созданные благодаря им произведения представляют самые актуальные тенденции современного искусства. Во-первых, потому, что Тишков каждого своего персонажа представляет как выверенный и хорошо подготовленный художественный проект, снабженный концептуальной, теоретической частью и всевозможной документацией — как фотографической, так и видео. Проект “Никодим” был показан на Московском Форуме художественных инициатив 2001 года, темой которого стали идея и репрезентация путешествия в современном российском искусстве («Искусство как туризм”). Среди многих других экспонатов, которые по-разному отражают эту тему, зрители могли видеть “фотофиксацию” неторопливого пешего путешествия симпатичного героя по горам и весям — как внутри России, так и за ее пределами, например у подножия горы Фудзи и на Тибете. Сам художник не присутствует ни в одном из кадров, но, несомненно, незримо находится рядом с Никодимом, который является своеобразным его alter ego, одушевлением постоянного внутреннего духовного контакта с родиной («Никодим на Урале: шелестят колокольчики — Никодим вернулся!”). Продолжением и кульминацией Никодима-странника стал следующий проект — “Никодим на Урале”, в котором любимый герой Тишкова обретает некую “оседлость” и посещает памятные и хорошо знакомые каждому уральскому уроженцу места, ставшие символами этого края, — например, гору Кукан. Именно у ее подножия находится родное село Леонида — Нижние Серги. Таким образом, Никодим становится для художника еще и “гением места” (Genius Loci), носителем культурной и мифологической памяти его родины.
Духовная связь Тишкова с родными местами в текущем году получила еще более прямое подтверждение, когда по просьбе художника его мама сшила ему костюм — Вязаник. Проект, представленный на Мастерской “Арт-Москва” в мае 2003 года, был подготовлен как весьма “продвинутый” в техническом отношении: видео блужданий одетого в Вязаник Леонида Тишкова по заснеженным полям и лесам (неважно, где на самом деле эти блуждания имели место, — в любом случае, снежные ландшафты должны напоминать о суровой уральской природе), фотографии фрагментов этих путешествий, съемка самого процесса изготовления Вязаника и групповой снимок тех самых родственников и друзей, из лоскутков одежды которых нынешний яркий, пестрый, по-деревенски нарядный костюм и был сделан. И разумеется, сам Вязаник, который представлялся не столько одеждой, сколько необычным художественным объектом, но не умозрительно-загадочным, а каким-то домашним, уютным, притягательным, сохраняющим тепло рук и даже тел всех родных Тишкова. Сам художник прекрасно прокомментировал свой проект — этот текст мы помещаем чуть ниже.
А закончим тем, с чего начали. Нет сомнений, что особая мифологическая повествовательность, напоминающая неторопливые уральские “сказы” (вспомним хотя бы Павла Бажова), и особая, едва слышная, но несомненно звучащая мелодика, которыми пронизаны последние проекты Леонида Тишкова, вливаются в его совершенно отдельную, очень личную и очень органичную, художественную стратегию. Но вместе с тем и очень актуальную для начала ХХ1 века и превращающую не столько сумму отдельных работ и проектов художника, сколько все пространство его интеллектуальной, творческой и просто повседневной жизни в уникальное произведение сразу всех видов искусства, в некий “синтетический художественный продукт”, о контурах которого еще в середине позапрошлого столетия грезил Рихард Вагнер.
Андрей Толстой,
доктор искусствоведения
Леонид Тишков
Вязаник
На старой фотографии я в центре, маленький и слабый, окруженный свой родней, полной жизни и силы, веселья и счастья. Это свадьба моего двоюродного брата Бориса в 1959 году в городке Полевское Свердловской области. Сейчас многих, кто там, на фотографии, уже нет на земле. Их одежду раздали родственникам. А когда она совсем ветшает, ее рвут на ленты — и вяжут коврики. Каждый коврик в домах на Урале хранит память об ушедших людях, как лазерный диск, на котором записаны их голоса и лица.
И вот я попросил маму — ей в этом году исполнится 85 лет, — чтобы она связала из одежды нашей родни костюм. Если ты надеваешь его, он охраняет тебя, окружает и обнимает, как вся моя родня на этой старой фотографии. Я назвал костюм Вязаником. Теперь это новое существо, созданное двумя главными составляющими моего искусства: феноменами времени и места.
Вязаник хранит тепло людей моей деревни, овеществляя память. Ветхий покров семьи изорван на “махорики”, ленты, сшитые в бесконечные клубочки, подобные клубку, за которым следует герой русских сказок.
Народное уральское ремесло вязания коврика мы превратили в магический ритуал возвращения духов предков, переплетение душ в спираль вечности, в солярный знак, в кокон памяти, и получилось новое мифическое существо — вязаный человек, вставший в ряд древних сюрреалистических типов, таких, как домовой и банник.
Примеривая на себя Вязаник, наряжаясь в одежду нескольких поколений, ты становишься безымянным, безличным существом, обретаешь бессмертие. Не из глины, не из дерева, не из сукна, а именно из “махориков” создан наш уральский Голем, как бажовский Полоз, оставляющий в своих следах золотые камни.