стихотворения
Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 5, 2002
Вермеер Чердак сиял. Черпак сиял. Сидел чудак, В упор глядел. (А может, то была чудачка. Дабы начать, нужна раскачка). Сиял чертог. Сверкал сапог. Да кто бы то Представить мог! (Дверной затвор не дал осечку, Последний луч скользнул за печку.) Закатный пыл Смелей белил, Позолотил - Да и в распыл. (Кого не звали - вот, явился. Качался колокол, свалился.) Вот и домой Пришли, родной. На что мы день Убили свой? (Как мы топтались, луч закатный, Кто невпопад, кто на попятный.) Вечерний зов Небесных сил. Кто захотел - Тот и простил. · Небо, Ваше Высочество, поле, Ваше Величество, не переходите на личности - зачем вам мое отчество? Считайте меня горошиной, вы все-таки не полиция. Дайте побыть безлицею, бесчувственною, скукошенной. Периной прикрытой, ласкою снежка - но деталью, заданной поверхности. Вдруг угаданной - и ни черты под маскою. Зазубриной, заусеницей на убранном поле, резкостью вскрытой на снимке местности, где больше никто не селится. Чтоб ни черты под именем. В пейзаже отменной ровности - глядящей на вас подробностью, свербящей: ну, подыми меня. Рождение Вселенной Сложи свои карандаши в гремящую коробку. Дыши себе иль не дыши - в стекле ты, рыбка. Как этот свет после дождя, вмурована в "Аиде", плывешь, руками разводя, с собой в разладе. И выдыхает свой петит пузыристая ранка. Все смотришь: где она летит, смерть-самобранка. Ты думаешь, что ты одна в такой стеклянной тверди, что ты ее прошла до дна под марши Верди. Но рыбка инь и рыбка ян - одна с другой вселенной - друг к другу бросятся в тоске слепой, мгновенной. Ты будешь вся в его груди, в иссиня-черной тверди, он будет весь в твоей груди, соленой глуби. То вырвется всего одно звено из долгой цепи, и полетит, посвящено лазурной цели. И все что недо-перелет, что было: чет и нечет - движенье в мокрый отольет блестящий мячик. И он пойдет наверх, наверх еще быстрее звука, и выгнет выпукло разбег сила-разлука. Но перед тем, как без следа - в лазурной и зеленой, он станет светлой, как слюда, новой вселенной волны оборчатой изгиб стеклянный, пенный, вращающийся, новых рыб летящих полный. Сумерки в парке Утка стоит на краю водопада, тюкает воду, чего-то ей надо. Все ее родичи сбились поодаль. Ух, демонстрирует удаль. Это плотина, хотя небольшая. Зябко от зрелища всякого края. Пена кипит не шутя, но, похоже, утка спокойна - а женщина тоже. Медленно двигаясь, интеллигентно, хвостик и ножку отставив пикантно. …Мимо бегут бегуны дорогие, все мне родные, немного другие Тапочки с ласковым шарканьем, топом, икры, облитые лаковым потом. Заяц тревожный похож на оленя, смотрит, в траве по колени. Сумерки. Все тут, похоже, при деле. Так ли бывало в родимом пределе? Все мне родные - и утки, и зайцы. Что ж, и китайцы? - Ага, и китайцы! Я же - от лени своей отдыхаю тем, что ей больше еще потакаю. Даром балде достается работа: шесть не сойдет, и в седьмой - не до пота. Если бы знали, ах, знали бы если все мои мысли - нет, даже не мысли: дно шелестящее, думы двусложные, весла ленивые, стебли подкожные! · Сегодня дождь, и светится подвал окном, задернутым серебряной травой. Две жизни есть - ну кто бы знак подал, куда еще деваться от второй?