Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 6, 2001
Вся усадьба и дом дружно предавались сладкому послеобеденному сну. И няня, уставшая рассказывать сказки про щук, лягушек, дураков и лентяев, сидя на крылечке со спицами в руках, с сонной улыбкой на лице и мухой на носу, безответственно спала. Воспользовавшись этим, детские сандалии Илюши мягко переступили через ее вытянутые ноги и оказались на дворе. И здесь все спали: кто под телегой, кто на сеновале, кто с ложкой во рту, кто-то поднял ногу для следующего шага, да так и уснул с поднятой ногой. Федьку сон сморил, когда он падал с крыши курятника. Федька летел и спал. Один водовоз Антип сидел под деревом и, закатав штанину, разглядывал что-то на своей коленке. Илюша незаметно подкрался к дереву и услышал, как Антип то ли удивляется, то ли возмущается:
— Ишь ты, какой гонобобель выскочил, идить его растудить.
Илюше понравилось незнакомое слово, и он решил напугать водовоза. Выскочив из-за дерева, мальчик подбежал к Антипу, сделал угрожающее лицо, поднял над головой скрюченные руки и страшным детским голосом прокричал:
— Я Гонобобель!
Антип в притворном ужасе замахал руками, закрестился и с причитаниями «Ой, боюсь, боюсь» повалился на бок. Обрадованный удачным исполнением роли страшного лесного зверя, Илюша тотчас помчался домой, торжествуя, размахивая пятками, спрятанными в новых сандалиях.
— Папенька, папенька! Я Антипа напугал! — крикнул Илюша спящему в кресле отцу.
— И как же ты его напугал? — сквозь сон спросил Илья Иванович, глаз решая пока не открывать.
— Гонобобелем.
Озорной голос счастливого Илюши звенел колокольчиком, и дремавшие взрослые постепенно начали просыпаться.
— Ты, что же, ягодами в него кидался? — спросил Илья Иванович на сей раз с открытыми глазами.
— Какими ягодами, папенька?
— Как какими? Гонобобель — это ягода.
В углу заскрипело кресло-качалка и послышался не смоченный квасом, хриплый баритон Алексея Наумыча:
— Позвольте, Илья Иванович, но гонобобель — это дурман-трава. Да, знаете ли, на Востоке арабские кочевники перед длительным переходом повязывают на лицо платок с этой травой, и скучный, однообразный пейзаж превращается в цветущий сад. Едет араб на верблюде и монотонно поет: г — оноб — обель, г — оноб — обель. Слова всегда одни и те же, а содержание песни всегда разное. К примеру: «Моя любимая красавица Обель живет в замке на песке, но даже замок не оставляет на песке следов. Где же ты, моя любимая? Где же ты, звезда Обель?»
— Эка вы куда хватили, на Востоке, — вступила в разговор Степанида Тихоновна. — Там одни басурмане живут. Гонобобель — это русская народная сказка о том, как горностай, бобер и белка вместе жить захотели, да ничего у них из этого не вышло. Горностай всех в горы звал жить, бобер к реке, а белка — в лес. Так они и разбежались. С тех пор все несовместимое этим словом называется. Если турок какой захочет жениться на француженке, а жить при этом, скажем, в деревне Лимпоповка, то это полный гонобобель.
Илюше, сидящему на сундуке возле двери, очень хотелось жениться на доброй волшебнице красоты неописуемой и горя с ней не знать, но теперь, из-за явной несовместимости, мечта рушилась прямо на глазах.
— И все из-за какого-то дурацкого гонобобеля, — с трудом сдерживал слезы семилетний мечтатель.
Но не успел он как следует погоревать, как услышал новую оригинальную версию в исполнении неподражаемого Луки Саввича.
— Я, конечно, того, спорить не буду. Однако в молодости довелось мне на флоте послужить. Так там к мачтам, скажу я вам, реи крепятся, а к реям паруса. И каждый рей по-своему называется: брамсель, или того лучше: бим-бом-брамсель. Это самый высокий на фок-мачте. Но был над ним еще один рей, маленький и без паруса. На нем только один человек уместиться мог с мачтой в обнимку. Называли мы его в шутку, но не без уважения, бобель. Как английского джентльмена, невозмутимого в любых ситуациях. Порой попадает наш фрегат в штиль, и, чтобы команда не бездельничала и духом не падала, капитан устраивал гон: соревнование, кто быстрее до бобеля по веревочной лестнице доберется. Так вот, победитель получал приз и почетное звание «бобельмэн», а само соревнование капитан так и объявлял: «Гон на бобель, господа офицеры и матросы, гон на бобель!»
Илюша был мальчиком впечатлительным и к морской тематике неравнодушным. Он соскользнул с сундука, тихонько приоткрыл дверь и нырнул в полумрак длинного прохладного коридора, ведущего в библиотеку. В это время в комнате родственники добродушного хозяина дома, раззадоренные Лукой Саввичем, перекрикивая друг друга, сыпали все новыми и новыми толкованиями.
— Это малоизвестный древнегреческий герой, — утверждала Пелагея Игнатьевна. — Он не прославился потому, что во время битв всегда совершал один и тот же подвиг — никого не убивал.
— Это индейское племя в Бразилии, — уверяла Настасья Ивановна. — Они едят только ягоды и поклоняются двухметровым ягодообразным шарам, вырезанным из ягодных деревьев.
— Помилуйте, голубушка, какие ягодные деревья? — всплеснула руками в непритворном изумлении Марья Онисимовна. — Из самого слова слышно, что это ель или какая-то разновидность хвойных деревьев семейства еловых, подгруппы шишконосных.
— Позвольте с вами не согласиться, — вежливо вмешался в разговор самый дальний родственник. — Но из самого слова слышно совсем другое. Что был некий господин, названный для краткости одной буквой «г», и что он боб ел.
— Вы еще скажите, что он обобел, — от души хохотал Илья Иванович. — То ли ошалел, то ли овдовел, то ли обабился или, того пуще, решил присвоить себе одинокое звание бобыль.
— Верно! — обрадованно воскликнула одна близкая, но труднопроизносимая родственница. — Это же воинское звание, предшествующее званию фельдфебель.
— Да угомонитесь вы наконец,-взмолилась восьмидесятилетняя Маланья Петровна.-Ишь разгонобобились. Не русское это слово.
— Почему же, Маланья Петровна? — спросила старушку хозяйка дома.
— Потому что это вовсе и не слово, а выражение из четырех слов.
— Маланья Петровна, помилосердствуйте, уважьте компанию, — неспетым хором запросили мужские голоса.
— И не упрашивайте, все равно скажу. Кто же молодость повспоминать не любит?
Польщенная общим вниманием, старушка поправила платок на голове, выпрямила спину, положила руки на колени и, придав глазам выражение безвозвратно ушедшей молодости, неспешно повела рассказ:
— В наш пансион по большим праздникам приглашали кадетов для совместных танцев. Выпроваживать их обычно выходила наша преподавательница английского языка. Кадеты ждали ее выхода. Он стал традицией, как поцелуй мамы перед сном. Англичанка спускалась в зал по широкой беломраморной лестнице и, не дойдя ступенек пять, громко говорила:
— Гоу ноу бабэ олл! Не ходите к парикмахеру, господа будущие офицеры.
И добавляла, намекая на библейского Самсона, у которого вся сила была в волосах:
— Если, конечно, хотите стать сильными.
Кадеты хотели, но их начальство хотело другого, чтобы они были одинаковыми. Посему на следующий бал молодые люди приходили вновь аккуратно подстриженными, не давая, таким образом, угаснуть традиции выпроваживания.
Илюша тем временем пробрался в библиотеку, достал с полки книгу «Знаменитые мореплаватели» и открыл ее на букве «г». Вот что там было написано: «Гонобобель Роджер, английский мореплаватель. 1528-1589 гг. При короле Эдуарде VI вместе с капитаном Ченселером участвовал в поисках морского пути в Индию и Китай, но попал в Белое море. В результате с 1555 года устанавливаются торговые отношения Англии с Россией. В Ливерпуле одна из набережных носит его имя: Гонобобель-стрит».
Илюша закрыл книгу, посидел некоторое время в задумчивости, затем поставил «Мореплавателей» в тихую книжную гавань, а с другой полки вытащил «Сборник трав, ягод и медов с разъяснениями и картинками».
«Гонобобель, — читал юный барин, — ягода, крупнее черники и голубоватая на цвет, поэтому в народе ее именуют голубика».
— Все, хватит, — с шумом захлопнул Илюша толстый сборник с картинками. — Так я вам и поверил, что голубика — это ягода. Голубика — это жена голубя.