Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 6, 2001
Почему Венецианские бьеннале приковывают к себе внимание всей «мировой художественной общественности» (даже той ее части, которая вовсе не является апологетом крутого авангарда, модернизма, концептуализма, трансавангарда и т. д., т. е. «актуального искусства»)?
Почему недавнорожденный бьеннале Медитерранеа N2 (осень 2001 года) проходил как скромное закулисное мероприятие?
Почему даже постановка вопросов кажется некорректной?
Согласимся с очевидностью: первая выставка — всемирная и имеющая долгую историю. Другая — «Средиземноморье» — проходит под девизом «Искусство меж берегов» с участием пока еще всего трех стран — Италии, Испании, Хорватии, и пока лишь второй раз. В старом Дубровнике, на первый взгляд оправившемся от недавнего военного варварства. А первый взгляд не всегда точен. И блеск солнечной цветущей октябрьской Адриатики, древнего Страдуна, днем и ночью мерцающего плитами, и безмятежное сияние нимбов святых в храмах, и белых кораблей на горизонте и в гавани все же не стирали горечи вкуса потерянного рая. Тишина и покой «парадиза» казались порождением не то чтобы «хрупкого мира», а какого-то напряженного, усталого (незавершенного, что ли?) мира-передышки. Изобразительным эпиграфом на первом же развороте общего каталога стала фотография недостроенного висячего моста через бухточку под Дубровником. Войной прерванное строительство, начатое в период СФРЮ, независимая Хорватия из-за своего экономического положения пока еще продолжить не в состоянии. Так и не дотянулась стрела моста с одного берега на другой, так и стоит-висит и символом стремления к соединению, и наглядным образцом «разрыва коммуникаций». А по ней (по картинке) бегут строчки крупными литерами: «Возможно ли еще говорить о средиземноморском самосознании в искусстве?», «Создают ли интернет и глобализация общие (однородные) = homogeneous языки?», «Учитывается ли культурное наследие каждой отдельной страны в общеевропейском наследии?»
Не правда ли, сплошные вопросительные знаки? Трудно утверждать, является ли бьеннале попыткой ответа, пусть и не универсального, но даже осознание и формулировка проблемы в сегодняшних условиях видится акцией если и не героической, то позитивной точно. Проблема идентификации художника в современном мире, его принадлежности «городу» или (sic!) «миру»-проблема прежде всего коммуникационная. Художнику важен «собеседник», его понимающий, зритель, который разберется в его духовном и душевном послании. А разве не формирует дух и душу творчества художника и «место», где он живет,-перекрестье географии и культуры?
Пройдет время, и «произведения искусства», представленные в рамках бьеннале в пяти исторических зданиях на территории старого Дубровника, будут существовать по отдельности, вне подчеркнутого контекста «Средиземноморья» и соседства с работами коллег (как же их назвать, не земляками же… «соморниками», что ли?). Определять общие, в зависимости от «гения места», черты творчества (а не фактов биографии) и их отличия от всего остального «художественного» человечества предстоит будущим историкам искусства и культурологам (интересующимся историей вопроса можно порекомендовать работу Фернана Броделя «Средиземное море и мир средиземноморья во времена Филиппа II»). Ну а нам, сегодняшним зрителям, из-за наглядности сопоставления задача вроде бы облегчалась. И все же литературно-критические рефлексии, которые имели место в каталоге представителей трех стран (кураторов, критиков, официальных лиц), демонстрировали большую глубину толкования проблемы (определим ее как «средиземноморская судьба»-по названию статьи Звонко Маковича), нежели художественные «практики». Итальянец Валерио Део начал свое эссе «Фрагменты света» с ретроспекции: «Ритм-это все, в танце, в искусстве и в жизни. Движение-неотъемлемая часть жизни, а искусство зрительно организует ритм пространства, чередование форм и красок. Культурный слой, объединяющий Средиземноморский бассейн, вероятно, основывается на концепции эвритмии. Все художники северной Европы (по мысли Пауля Клее) ездили на юг, на эту территорию общей истории народов-финикийцев, греков, римлян, этрусков, турок и славян,-в поисках истоков гармонии света, которой они всегда грезили. И-чтобы вновь постичь смену времен года и ценность цивилизации в тесной связке с приветливой и улыбчивой природой. Искусство и поэзия были рождены вместе на берегах моря, породивших греческую трагедию и лирическую поэзию Среднего Востока, александрийский стих и романскую живопись. Это значит, что язык, всегда соратник мысли, прочно связан с ощущениями. И естественно, цивилизация, основанная на солнце и его изнуряющем ритме, никогда не избавится от культурных образцов, тесно связанных с временами года, месяцами, посевами и всходами. Даже рождение алфавита, возвращающее к греческой традиции и Кадму, связано с идеей сева (через засеянные зубы дракона, взошедшие воинами-словами)».
Итак, вроде теоретическая база подведена. Однако и внутри теоретизирующего стана нет «железобетонного» согласия. Вопрос автора проекта и его директора Гаэтанно Грилло: «Можем ли мы говорить о средиземноморских чертах в искусстве?» — каталонец Пабло Рико определил как смесь наивности с провокацией. И все же ответил на него-«да», подтверждая идею чередой собственных доказательств.
Однако хоть концептуализм и апеллирует к слову-идее, а «объекты», представленные в дубровницких экспозициях и были концептуальны, все же займемся их «визуальным рядом». Конечно же, при всей симпатии к «приветливой природе» и «солнечной погоде» северная суровость принуждала констатировать качественную неровность «экспонатов». Ведь, согласитесь, идея должна быть сверхнова или глубока, чтобы простить художнику недостаток артистизма при ее воплощении. Здесь же игры с предметами и идеями так часто отдавали дежа вю, что нет смысла и обсуждать их. Правда, надо отдать должное, мало кто из художников что-либо предлагал всерьез.
Шутка (не тот «термин», лучше бы «прикол»)-неотъемлемая слагающая игры без соревнования. Может быть, поэтому такой запоминающейся среди других, анемичных, оказалась инсталляция с железными крысами, аранжированная и выполненная по-театральному мастерски и живо, несмотря на условность пластики (Ферран Агило, Майорка). Тема «животного мира» была продолжена весьма трагически Хоаном Састре (Майорка) в сопоставлении фотографий милых хрюшек, покрытых тартинками с изделиями из свинины.
Заметим, что ранее продекларированная любовь средиземноморцев к свету нашла разнообразное отражение. Шесть лежаков Пеп Герреро (Майорка) разукрасил цветастыми «лоскутами» с пейзажными вставками. Своего рода «кабинетный вариант» отдыха на плэнере. «Плэнер» и вправду узнаваемо-метафизически-средиземноморский. Проблемы «рисуйте» сами. Но забавность очевидна.
Более серьезен, но не менее театрален Деан Йоканович Тоумин (Хорватия) в своей инсталляции «Вокруг / Сзади II». «Суета вокруг дивана» создается иррациональным отсветом неоновых «батонов», в хорошо продуманном беспорядке окружающих разодранную софу. Игра игрой, а впечатление искалеченного организма, погибшей цивилизации, пейзажа после битвы все же создалось.
Вполне сопряглась по идее со «взорванным» диваном и разодранная в клочки карта «сгоревшей» земли Гиллема Надала (Майорка). 100 квадратных метров пола и стен заняты прямоугольниками клетчатой железной арматуры. А по этой жесткой геометрии, как по канве или масштабной миллиметровке, разбросаны вполне органической конфигурации лоскуты-ошметки «карточных» материков. Казалось, они сделаны из обгоревшего дерна. (На самом деле-папье-маше, акрил, кость). Иллюзия полная. Не карты сгорели (как это следует из названия), земля «не дышит». Фантазия, приближенная к печальным реалиям.
Реалии, целиком и полностью погружающие зрителя в фантастический мир, сомнамбулическое пространство-инсталляция Моники Фастер (Майорка) и Николаса Вуда (США) «Логово». Художники устроили ее в подвале крепостной стены. Зрителю предлагалось рассматривать ее сверху. В темноте под медленный «саундтрек» надувалась чудовищно-великая «тортилла», а вдоль стен в витринах, как в аквариумах, фосфорестически-инфернально отсвечивали силуэты ирреальных стеблей-стволов, животных и предметов меблировки. Тут уж точно не трудно было почувствовать себя на дне моря, вполне возможно, что и Средиземного.
Самих художников проблемы организаторов бьеннале словно не волновали. Судьбы средиземноморцев они воплощали в рамках своих биографий. Разве этого мало? Да и для многонационального зрителя (октябрь в Дубровнике-бархатный сезон) все представленное вполне укладывалось в интернациональный художественный контекст, и вряд ли турист из Пуэрто-Рико или Берлина разобрался бы в тонкостях локальных художественных дефиниций. Но если нет точных ответов на рождающиеся вопросы, это вовсе не значит, что и смысла затевать мероприятие не было. Смысл есть. Ибо сказано в Книге: «… и нитка, вдвое скрученная, не скоро порвется». Во времена интернетовской виртуальной глобализации и агрессивной «балканизации» любой реальный шаг к содружеству — акция высокохудожественная.