Кому на Руси жить хорошо
Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 4, 2001
Анамнез (архивные изыскания Александра Крылова):
Кому на Руси жить хорошо?
Один великий поэт в минуту душевной невзгоды написал гениальные строки: “И скучно, и грустно, и некому руку подать…” Спустя четыре года другой русский поэт ответил пародией: “И скучно, и грустно, и некого в карты надуть / В минуту душевной невзгоды… Жена?.. но что пользы жену обмануть? / Ведь ей же отдашь на расходы!”
Первый поэт, конечно же, был Михаил Юрьевич Лермонтов; второй — Николай Алексеевич Некрасов.
Подлинный Некрасов так же мало напоминает своего хрестоматийного двойника, как полная луна былинный месяц. Приходится признать: он был посредственным поэтом, гражданский долг воспринимал весьма своеобразно, борясь с крепостничеством, владел сотнями ревизских душ, любил роскошь, запойно пил, распутничал, сквернословил в быту и в стихах.
Но была область, в которой поэт действительно являлся классиком: Некрасов был азартнейшим картежником, и, что чрезвычайно редко случается с игроками, — очень удачливым.
Само понятие “игрок” представляет собой чрезвычайно интересный комплекс психологических, эмоциональных, поведенческих феноменов, изучению которых посвятили себя многие великие умы. Любопытно, что некоторые из них предпочитали экспериментировать на себе. Один Федор Михайлович Достоевский чего стоит!
Некрасов открыл в себе азарт игрока, уже будучи достаточно взрослым человеком и известным поэтом. В детстве он лишь разминался, перекидываясь в дурачка с дворовыми; потом, когда сбежал в столицу и перебивался с хлеба на квас, денег не то что на игру — на сапоги и то не хватало. А играть без денег — только карты портить!
Но в 1842 году на Некрасова обратил внимание Белинский и привел его в дом к Панаевым. Новичок произвел неприятное впечатление: сильно горбился, нелепо прижимал локти к бокам и постоянно теребил едва пробившиеся усики. Некоторые натуралистические подробности стихов, которые он читал, хоть и были произнесены тихим, сипловатым голосом, тем не менее жестоко шокировали присутствующих дам.
После лирики и застолья гости захотели отвлечься. Белинский предложил сесть за преферанс. И тут начинающий пиит в полной мере показал себя: когда игроки встали из-за стола, Белинский раздраженно произнес: “С вами, батенька, играть опасно, без сапог нас оставите!”
Шли годы, материальное положение Некрасова улучшилось; он с блеском отбил жену у Панаева, в доме которого жил; завел лакея и кучера. Неплохо обстояли дела и на литературном фронте: выходили сборники стихов, процветал журнал “Современник”, которым он руководил, народники наизусть учили его поэмы.
Все вроде бы налаживалось в жизни народного трибуна, но тут… “У Некрасова очень изменился характер, — вспоминала Панаева. — В начале пятидесятых годов Некрасов стал ездить в Английский клуб и очень счастливо играл в коммерческую игру… Я как-то раз заметила Некрасову, что, втянувшись в игру, он не в состоянии будет остановиться и тогда, когда его счастье в картах изменит ему.
— В чем другом у меня не хватает характера, а в картах я стоик! Не проиграюсь! — самоуверенно отвечал Некрасов.
Я напомнила ему факт, как он в какой-нибудь час проиграл тысячу рублей, которые для него тогда составляли очень значительную сумму. Однако, играя, он забывал об этом.
— Это был исключительный случай. Я слишком был поражен своим необычайным несчастьем и одурел. Но теперь я играю с людьми, у которых нет длинных ногтей…”
Конечно, Некрасов опасался не какого-нибудь майн-ридовского индейца Длинный Ноготь, а людей вполне респектабельного вида, типа беллетриста Афанасьева-Чужбинского, более известного своими наманикюренными перстами, нежели романами. Еще поговаривали о нем как об отчаянном картежном шулере. Именно его и вспомнила в разговоре Авдотья Яковлевна Панаева.
Однажды этот господин обедал у Некрасова, и после обильной трапезы, по обыкновению, засели расписать пульку. Играли недолго, было скучновато, и беллетрист предложил поэту сыграть в банк.
— Я давно не играл в банк, — нерешительно сказал поэт.
— Знаем мы вас, как вы плохо играете! — отвечал беллетрист, прекрасно знакомый с поэмой Гоголя. — Ладно, Бог с вами, ставьте целковый. Авось он вас не разорит!
Некрасов написал мелом рубль, прикрыл карту и, пока ставил небольшие куши, все выигрывал.
— Вот какое вам счастье. Знаем мы вас, как вы плохо играете! — с досадой произнес Афанасьев, тасуя карты.
— Ну, не злитесь, — попросил Некрасов и поставил все 25 рублей, которые перед тем выиграл.
Его карта была немедленно бита. Некрасов ставит еще пятьдесят… Так в один час его бюджет уменьшился на тысячу рублей.
После ухода довольного гостя хозяин осмотрел колоду и удостоверился, что все карты были помечены ногтем. Этот случай привел Некрасова к выработке своеобразного кодекса правил карточной игры:
никогда не следует играть с партнером, имеющим длинные ногти;
если в игре удача не катит, упорствовать не стоит. Не везет в преферанс — переходите на пикет; не везет в пикете — сыграйте в винт, но никогда не испытывайте судьбу;
перед игрой надо посмотреть партнеру в глаза: ежели он взгляда не выдержит, игра ваша, но если выдержит — лучше больше тысячи не ставить;
расчетливого, умного игрока надо брать измором: играть час, два, три, сутки, пока он не начнет ошибаться;
и последнее: играйте только на те деньги, которые у вас заранее на это дело отложены.
Этому простому совету никак не мог научиться Достоевский, просаживавший все до последней копейки. Некрасов, напротив, каждый год откладывал на игру двадцать тысяч, выигрышами увеличивал эту сумму в два-три раза, после чего начинал играть по-крупному.
Литературный успех, бешеная работоспособность, точное попадание в свою идеологическую нишу позволяли Некрасову жить безбедно. Но отнюдь не гонорары составляли основные источники его дохода. Он действительно проигрывал лишь в исключительных случаях. Более удачливого картежника в длинном списке русских литераторов, имевших склонность к игре, не было. Пушкин, Крылов, Толстой — всем им не везло в игре. А выигрыши Некрасова нередко достигали астрономической цифры в сто и более тысяч рублей серебром. За всю свою карьеру игрока он лишь однажды крупно проигрался, отдав долг в восемьдесят три тысячи рублей. Что делать: долг игрока красит!
Некрасов был картежник азартный, но в то же время очень осторожный; словно охотник, подстерегал он в засаде свою добычу: слабого игрока или, что еще лучше, новичка. Своего интереса радетель за народное счастье не упускал никогда!
Однажды познакомиться со знаменитым поэтом пришел провинциальный купец, приехавший в столицу продавать лес. Знакомство это дорого обошлось простаку. Спустя несколько дней Белинский поинтересовался у Некрасова:
— Что, хороша ли была игра?
— Да он у меня восемь тысяч украл! — с гневом воскликнул Некрасов.
— Как украл? Ведь вы его обчистили!
— Да, обчистил… Он умудрился в другой дом пойти и там еще восемь тысяч проиграл — не мне! Не мне!
Некрасов свято верил в приметы, относящиеся к игре. С этим была связана одна из самых горьких страниц его биографии. Среди картежников считается дурной приметой одалживать деньги перед большой игрой. Так случилось, что именно в тот день, когда поэт предполагал расслабиться после трудов праведных, к нему обратился сотрудник “Современника” Игнатий Пиотровский с просьбой выдать триста рублей в счет оклада. Некрасов был возмущен:
— Я ему в прошлый раз утром дал денег, а вечером по его милости вдрызг проигрался. Мальчишке еще вздумалось угрожать, что если я откажу, то ему придется пустить пулю в лоб.
Панаева пыталась его уговорить, но Некрасов заупрямился и вскоре уехал в клуб. На другой день Некрасов встал почти к обеду. Когда подавали пирожные, в комнату вошел бледный Чернышевский:
— Сейчас только от несчастного Пиотровского, он застрелился!
Пиотровский должен был всего тысячу рублей, но ему грозила огласка, долговая тюрьма. Смерть он предпочел позору; юноше не так давно исполнилось двадцать лет…
Некрасов был потрясен случившимся, он оплатил похороны самоубийцы и все его долги.
— Я охотно дал бы десять тысяч, чтобы избежать такого мучительного состояния, в котором теперь нахожусь, — признался он Панаевой.
“Кому не везет в картах, тому везет в любви”. Вряд ли бы Некрасов согласился с печальным утешением плохих картежников. Несмотря на неказистую внешность, постоянные болезни — от банальной простуды до сифилиса голосовых связок, — он был неутомим в любви! Начав амурные приключения с горничных в отчем доме, он продолжал пользоваться услугами дешевых проституток до тех пор, пока не познакомился с Панаевыми. Авдотья Яковлевна — очаровательная невысокая брюнетка с выразительными бархатными глазами — была двумя годами старше Некрасова. Он пылко влюбился в нее и, несмотря на холодность и насмешливость жены друга, смог добиться взаимности. Они прожили вместе пятнадцать лет. Пятнадцать лет скандалов, взаимных упреков, ревности… Когда ей было уже сорок, они расстались.
Некрасов сходится с француженкой Селиной Лефрен. Любовь по-французски дорого стоила русскому поэту: Селина транжирила его деньги, меняла туалеты, открыто изменяла и в конце концов упорхнула в свой любимый Париж. Подсчитав издержки, Некрасов вздохнул с облегчением.
Последней серьезной привязанностью Некрасова стала девятнадцатилетняя Фекла Анисимовна Викторова, которую он по поэтической прихоти именовал Зинаидой. Она полностью соответствовала некрасовским стандартам: невысокая, пышногрудая. Кроме того, в отличие от предыдущих спутниц поэта, Зинаида любила его. Она повсюду сопровождала Некрасова, разделяла его увлечение охотой, ухаживала за ним, когда он болел, и подносила по утрам опохмелиться. А последние годы он пил очень много, стремясь уйти от болезни, душевных и физических страданий.
За полгода до смерти Некрасов обвенчался с Зинаидой. Венчание прошло дома — он уже никуда не выходил. Его три раза обвели с нею вокруг аналоя — он еле шел, босой, в одной рубахе.
Он умирал тяжело — от рака прямой кишки. Зинаида до послед-ней минуты находилась рядом. Некрасов умер 27 декабря 1877 года. Когда смерть наложила свою печать на лицо покойного, на нем не было умиротворения — только след страшных физических страданий…
Когда-то Некрасов задался вопросом, ответ на который не найден по сей день: кому на Руси жить хорошо? Назывались разные профессии, звания, чины. И никто почему-то не подумал: может быть, хорошим игрокам? Причем совершенно неважно, в какие игры они играют — картежные, политические или банковские…