Уважаемые читатели
Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 3, 2001
Уважаемые читатели! Итак, снова игра, наша забава, отрада и мука. Мы продолжаем постигать таинственные законы творчества. Собственно, письма мещанина Дурасова — своеобразный учебник литературного мастерства. Пусть и не совсем всерьез, но все же мы учимся. Вы спросите, а надо ли нам учиться? Ох как надо, господа! Разучились у нас писать — вот в чем штука! Откроешь иной журнал — какое убожество! Какое косноязычие! Какая скудость воображения! Поэтому игра наша не только азартная, но и полезная. Авторы детективов, фантастических рассказов, любовных романов (другого сейчас не пишут), ерники, матерщинники, любители клубнички, присоединяйтесь! Авось чему путному и научитесь.
Напоминаем условия игры: признанный столичный литератор пишет письма трубчевскому обществу любителей изящной словесности — письма с заданиями. Вам надлежит выбрать себе соответствующий псевдоним и выполнить эти задания. Напоминаем также, что наш журнал проводит эту игру вместе с Институтом журналистики и литературного творчества (ИЖЛТ — www.iglt.ru). Победителей ждут премии и подарки.
Ректор ИЖЛТ, писатель
Леонид БЕЖИН
Письма мещанина Дурасова,
или наставления для господ, желающих писать,
пробующих себя в этом или уже пишущих
Наставление пятое,
в котором раскрывается таинственный смысл таких понятий, как повествовательный срез и восполнение,
и даются следующие задания.
Когда вчера вечером я возвратился домой, ко мне постучалась соседка и передала ваш конверт, который на этот раз был доставлен не почтальоном, а вашим посыльным — купцом Рутменевым. К сожалению, он меня не застал, и я был лишен возможности познакомиться со столь замечательным человеком, посвятившим себя бескорыстному служению литературному творчеству. Однако надеюсь, что приятное для обоих знакомство еще состоится. Обещаю вам, что такого гостя я приму со всем почетом, усажу на лучшее место, угощу блинами (какие он любит — по-старорусски с сельдью или с паштетом из гусиной печени?), а перед этим опрокинем с ним по стопочке, чтоб пробрало до самого нутра, обожгло, растеклось по жилам, согрело и слезу вышибло…
Однако займемся нашими страничками, вернее, записочками на клочках бумаги, которые вы мне прислали, — записочками с различными версиями развития сюжета. По вашим версиям, суфлер, спустившись перед премьерой в свою каморку, вместо рукописи пьесы видит перед собой и примус, и кальян, и костяной гребень, и даже живого карпа с раздувающимися жабрами и мутными, бесцветными, затянутыми смертной пеленой глазами. Эту несчастную рыбину подложил ему начальник пожарной охраны, тайком разводивший карпов в водонапорной башне. Он слышал от старой цыганки, что если число карпов достигнет магической цифры 888, их владелец обретет бессмертие. Но для того чтобы карпы успеш-но размножались, необходимо читать им пьесу, не поставленную на сцене. Да, да, таково условие — не поставленную, поэтому начальник пожарной охраны и похищает рукопись перед самой премьерой. Лихо закручено! Особенно захватывает сцена: начальник пожарной охраны ночью, при свете луны читает похищенную пьесу засыпающим карпам,
а в это время на водонапорную баш- ню взбирается жаждущий мести суфлер. Так и хочется зааплодировать автору, автор же сей версии не кто иной, как трубчевский гимназист Закордонный, мечтательный юноша с печальными глазами, который вместо уроков подглядывает за барышнями, купающимися в пруду, ловит в камышах лягушек и по копейке за штуку продает аптекарю.Теперь о записочках с версиями второго сюжета — вот они передо мной, разложенные, как карты в пасьянсе. Итак, городские жители встревожены и озабочены тем, что в подвальчике на глухой окраи-не по ночам горят окна и слышатся голоса. Собираясь вместе, они охают, ахают, перешептываются, строят догадки. Мы вправе спросить себя: кто из них первым заглянул в подвальчик? Согласно вашим версиям — учитель математики по кличке Циркуль; живущий одиноко в доме напротив юродивый по имени Чернуша; сторож Анфиноген, тайный агент полиции, по прозвищу Три дырки от бублика, мясник Кухорук, брадобрей Лапердин, подвыпивший конюх Федор, аптекарь, постовой и т.д. Ну что же, — движение сюжету задано, и теперь остается спросить, что же они там увидели. Открываю карты моего пасьянса: пять особ женского пола, подпольную мастерскую по выделыванию петард, старуху и стаю огромных котов, огромного верзилу с лохматыми волосами и верзилу
поменьше, множество трехлитровых банок с лягушачьей икрой, огромный гипсовый глобус с неведомыми материками. Особенно я бы выделил записочку богатой трубчевской невесты Алины Корниловой: “Он увидел людей в странных полуистлевших одеждах, они ходили взад и вперед по подвалу и бережно смахивали со стен пыль неж-ными кисточками в бархатные мешочки. Это были монахи тайного ордена Собирателей пыли”. О девица Корнилова, вы не только богатая невеста, но и особа с воображением! Орден Собирателей пыли — какая находка! Понравилась мне и вторая ваша версия: “Привидение безвременно скончавшейся в прошлом году цирковой слонихи Марты”. Увидел же его дрессировщик бродячего цирка, случайно заглянувший в подвальчик. Браво!Хочется поаплодировать и господину Адамантову, которого третье задание — описать пещеру гномов — вдохновило на создание волшебного эпоса: “С Юджином-младшим она встретилась на дальней горе. Ну, на холме, если быть точным, разве настоящие горы здесь остались? Тридцать лун назад с запада пришли железные ящеры, и гор не стало. Тогда, почитай, все роды остались без крова, а сколько погибло… И потом еще сколько, когда за чудищами пришли болота, а с ними и странное колдовство, от которого человека сперва бросало в жар, потом трясло, как натянутую осеннюю паутинку, день за днем иссушая, сводя на нет. Ее дед, главный казначей, тоже попал под эти чары, уже и попрощаться со всеми успел, да отходила его бабушка, переломила злую силу. Мощью волшебных трав, целебным паром от заговоренного горного воска отшвырнула, изгнала демонов в ночь, прочь от их очага. А потом бабушка онемела и молчит до сих пор. И кто знает отчего? От страшного ли напряжения, от липкого ли ужаса, испытанного ею тогда, или просто многоликим оказалось то колдовство. А еще позже все начали разбегаться. Вильямсы срубили телеги из немногих уцелевших дубов, нагрузили их железным и бронзовым ломом, единственными, пожалуй, ценностями, еще оставшимися у них. И накануне дня грифона-урожайника, впрягшись в оглобли, потащились куда-то в сторону Малахитового нагорья, в бескрайние трясины, заросли вереска, гиблые земли, откуда еще никто не возвращался, хотя, кажется, никто туда и не ходил. А сегодня один из Вильямсов вернулся, и Динка первая наткнулась на него”.
Ну, а теперь продолжим тему, затронутую в прошлом письме. Как вы помните, мы говорили о замысле и сюжете, и я предупреждал вас о капканах и ловушках, подстерегающих неопытных новичков, которые еще не научились распоряжаться своими замыслами. Вот вам еще один пример такой ловушки, выведенный мною отча-сти из наблюдений за другими, отчасти из собственного опыта. Бывает так: у вас родился замысел, и вы охвачены нетерпеливым, лихорадочным стремлением его воплотить. Вам кажется, что стоит только сесть к столу, и слова потекут рекой, но вот вы сели
— и не пишется. Не пишется, одно к другому не примагничивается, не притягивается, никаких картинок в воображении не возникает, и вме-сто ожидаемого вдохновенного творчества на душе беспросветное уныние, заставляющее смириться с мыслью, что вы ни к чему не способны, что вы бездарность.Гоните подобные мысли прочь, господа, и вместо того, чтобы впадать в уныние, ищите срез, угол наклона плоскости — плоскости вашего письма, вашего повествования. Для тех, кого этот образ смущает своей геометричностью, у меня есть другой, яснополян-ский (там законы творчества понимали как нигде): бутылочка. Наклонили — не льется. Встряхнули, снова наклонили — не льется. Но в конце концов исхитрились и наклонили так (не надо попусту трясти), что и полилось.
Приведу вам такой пример: почему-то одноразовые действия и поступки ваших героев описывать гораздо труднее, чем совершаемые на протяжении долгого времени. Особенно трудно описать события одного дня: в понедельник Иван Петрович, поднявшись рано утром, поехал на охоту… пишешь и чувствуешь, какое мучение! И глаголов не хватает, чтобы перечислить все действия Ивана Петровича, и эпитетов маловато, а о сравнениях и вовсе говорить не приходится. Кажется, будто ты стиснут, сдавлен, зажат и вместо того, чтобы описывать, — именно перечисляешь… И совсем иное дело: осенью Иван Петрович частенько ездил на охоту… вот тут-то и эпитеты, и сравнения сами собой находятся, и скованность исчезает, и открывается столь нужный вам повествовательный простор, а на просторе и душа поет. Словом, пишется как по накатанному — верный признак того, что найден срез
.Итак, срез найден, первая страничка написана, и теперь надо ее перечитать и восполнить. Ну, начать с самого простого: тут словечко добавить, там словечко добавить, а затем эту самую страничку взять и снова написать. Вы спросите, зачем ее переписывать, если она и так удалась и вам нравится, а вы все ж таки попробуйте. Попробуйте, и тогда убедитесь, что на самом деле там многого недоставало: не в каждую лунку вода затекла. Да, да, представьте себе некую
плоскость с выдавленными в ней лунками, углублениями разного размера, и побольше, и поменьше. И вот вы льете воду из бутылки (той самой, яснополянской), и сначала вода затекает в самые крупные лунки, льете снова — затекает в те, что поменьше, и лишь с третьего раза вода заполнит все лунки. Так же и в прозе: не с первого, а лишь с третьего или четвертого раза она у вас восполнится и приобретет законченные формы. Правда, прозу восполнять — не воду лить…Право же, редко кому удавалось написать сразу, даже из великих, и почти все восполняли — если не в рукописи, то в верстке. Как ни роптали наборщики, какими штрафами ни грозили — по целым главам вписывали, кроили, меняли, добавляли. И лорд Байрон, и Бальзак, и наш яснополянский граф… Потому-то и я, грешный, никогда не отдаю свои странички машинистке — сам отстукиваю. Так что и вы, господа трубчевцы, не отлынивайте, не увиливайте, совершенствуйте, восполняйте. Правда, при этом можно и лишнего понаписать, и даже испортить абзац, страницу, а то и целый рассказ. Поэтому доверяйтесь чутью: оно вам подскажет, когда остановиться. Главное, чтобы вода заполняла пустоты, затекала только в лунки, но не переливалась через край.
При этом помните золотое правило: каждый раз останавливаться тогда, когда больше всего хочется продолжить, когда все удается, все получается, а вы тетрадку закрыли и в стол-то и спрятали. Хватит! Сегодня на этом месте закончу — завтра с него начать легче будет. Золотое правило, господа! Воистину золотое!
Ну, а теперь задания. Почтенный Никодим Гаврилович, Диана Аркадьевна, Варвара Ивановна, прошу к столу… а вы, господин Адамантов, не раскачивайтесь на стуле и не шуршите фантиками. И сколько можно катать за щекой леденец, любитель сладкого, вас ждет восторг, блаженство, упоение! Улавливаете, угадываете, куда я клоню? Восторг, блаженство, упоение — вот вам некий словесный ряд. А вот еще несколько: пикантный, щекотливый, щепетильный; прелестный, чарующий, обворожительный; ворожея, колдунья, русалка, дива; плюмаж, ридикюль, портмоне; угождать, любезничать, строить куры. Выберите из этих рядов слова, которые особенно вам по вкусу, и придумайте с ними фразу. Но такую, чтобы каждое словцо в ней встало на место, заиграло, переливаясь, как цветные стеклышки в витражах. Точнее, даже не придумайте, а замыслите — фразу с названными по именам героями, персонажами… Замыслите и напишите по срезу. Это ПЕРВОЕ ЗАДАНИЕ. На него вам снова двенадцать минут…
Ну, а теперь ВТОРОЕ ЗАДАНИЕ: восполнить фразу до абзаца. Почувствовать, где пустоты, где лунки, и — восполнить. Пятна-дцать минут…
И, наконец, ТРЕТЬЕ ЗАДАНИЕ: за двадцать минут восполнить абзац до странички, после чего запечатать конверт и вручить первой гильдии купцу господину Рутменеву, которого я на этот раз буду встречать на Павелецком вокзале. Пусть не волнуется — я его сразу узнаю.
Засим прощайте.
Мещанин Дурасов.