НИКОЛАЙ ТУРГЕНЕВ
Фрагменты из книги «РОССИЯ И РУССКИЕ»
Рассказав о различных классах населения России, мне остается поведать
о политическом устройстве этой империи.
Начну с личности, более всех пребывающей на виду, лично-сти наиболее
заметной, а именно с государя. Известно, что государь в России является
самодержцем, но, на мой взгляд, недостаточно известно, что он самодержец
в полном, нелепом и ужасном смысле этого слова. Ни при одном из более
или менее размеренных видов правления, которые принято называть не-
ограниченными, единоличная власть никогда не достигала и никогда не
достигнет той степени, каковой она достигла в России, где все управление,
по сути, осуществляется особой императора. Во всех странах, управляемых
неограниченной властью, был и есть какой-нибудь класс или сословие,
какие-нибудь традиционные учреждения, заставляющие государя в известных
случаях поступать так, а не иначе и ограничивающие его причуды; в России
ничего подобного нет. Даже престолонаследие, чрезвычайно важное для
абсолютной монархии, и то не определено законом или твердым правилом.
Петр I завещал корону женщине, взятой из неприятельского обоза, причем
нет даже уверенности, был ли он женат на ней.
Восшествие на престол русских государей и государынь часто сопровождалось
дворцовыми переворотами. Вопрос о государе решался то каким-нибудь иностранцем-авантюристом,
солдатом или лекарем, то своими, местными убийцами. Павел I, ненавидя
собственную мать, особым правилом исключил женщин из престолонаследия,
и в будущем престол должен был переходить от одного лица мужского пола
к другому в порядке первородства. Но уже императору Александру было
угодно — то ли по причине второго брака великого князя Константина,
то ли по какой-либо иной причине — потребовать у брата отречься от короны.
Было ли это отречение хотя бы обнародовано? Нет. Оно осталось государственной
тайной, о которой знали только два или три лица. Император Александр
назначил наследником Николая, другого своего брата, собственноручно
начертал свое волеизъявление, и бумаги были запечатаны и сданы в архив
Сената, Государственного Совета, а также в один из московских соборов.
Когда Александр умер, то с удивлением обнаружили полную неопределенность
в вопросе о наследнике. Между братьями начались переговоры, во время
которых одно из лиц, посвященных покойным императором в тайну, позволило
себе вспомнить о запечатанном пакете, содержание которого было ему известно.
Князь Л.., председатель Государственного Совета, также знал тайну, но
он был слишком хорошим царедворцем, чтобы осмелиться напомнить о том,
что ему известно. Другой же, который, кажется, и писал под диктовку
императора Александра упомянутый акт, счел своим долгом открыть великому
князю Николаю существование таинственного документа.
В Турции и других странах, подобных этой, при таких обстоятельствах
пролилась бы кровь. Сам Петр I отстранил своего прямого потомка от престола,
убив его. Упомянутый пример из недавнего прошлого показывает, что теперь
в России для получения короны достаточно духовного завещания. Кровь
предполагаемых наследников больше не льется, и если видеть в этом определенный
прогресс и известное смягчение нравов, то налицо, разумеется, также
и прогресс в расширении власти государя1.
Меж тем человек, будучи существом ограниченным, встречает на каждом
шагу непреодолимые препятствия, поставленные самой природой и силой
вещей. Поэтому российский самодержец при всем своем могуществе далеко
не всегда может поступать так, как желал бы. Иногда оказывается, что
чем больше власть государя, тем эже та сфера, где он действует свободно.
Он в состоянии заставить исполнять свои желания и капризы, равно как
и внезапные порывы, иногда даже гибельные; но он никогда не может быть
уверен, что поступает разумно и согласно логике, что он понимает причины,
взвешивает не только цель, к которой стремится, но и средства, избираемые
для ее достижения. Самодержец никогда не знает, известна ли ему правда,
ибо вся правда обычно до него не доходит. Предположим на миг, что он
стремится провести какие-нибудь реформы; для этого ему необходимы советчики
и исполнители. Но где они? Где их искать? Во всяком случае, не среди
массы подданных: подданные не смеют высказываться и, кроме того, не
обладают средствами для выражения своих желаний, стремлений, мнений2.
Таким образом, самодержец вынужден сообщать о своих благих намерениях
ближнему окружению, то есть как раз тем, кому в силу положения, приобретенного
не всегда достойными средствами, выгодно сохранять status quo3.
Таким образом, защитники абсолютизма (я имею в виду добросовестных защитников,
если таковые еще имеются) ошибаются, полагая, что неограниченная власть
всегда может действовать успешно. С гораздо большим основанием можно
утверждать обратное. Чрезмерность объема власти по необходимости изменяет,
ограничивает и почти уничтожает ее, ибо действовать можно только в пределах
возможного. Иногда, конечно, диктаторская власть изумляет мир своей
активностью; но такое возможно только применительно к инертной материи;
в нравственной или интеллектуальной сфере действия диктаторов почти
всегда обречены на неудачу. Погубив финансы страны, неограниченный государь
может с поразительной быстротой воздвигнуть гигантский дворец, огромный
памятник, даже создать многочисленные вооруженные силы, по крайней мере
материальную их часть; однако каждому ясно, что ограниченная власть
может сделать не меньше, и не делает этого лишь потому, что сперва должна
призвать в советчики разум и пользу.
В делах управления неограниченная власть мало помогает государю. Она
не может способствовать большей плодотворности его деятельности. Управление
только тогда организовано хорошо, когда оно совершается, так сказать,
само собой; если же всякий раз, когда надо действовать, необходим толчок
извне, значит, управление устроено плохо или же вовсе сведено на нет.
Основа хорошего управления — свобода деятельности общин и муниципалитетов.
Нужно, чтобы люди, сознающие необходимость действовать, могли, посоветовавшись
друг с другом, принять необходимые решения; если же вместо этого разрешено
только подавать жалобы или представления властям, тогда никаких решений
приниматься не будет, все остановится, благие намерения забудутся, мужество
пропадет; устав ждать, люди забывают и вспоминают о лекарстве лишь тогда,
когда зло уже достигло крайней степени омерзительности.
Правительство должно вмешиваться в дела только в том случае, когда от
него этого требуют, и лишь постольку, поскольку вмешательство это необходимо.
Люди должны иметь право делать все, что не нуждается в участии правительства,
не спрашивая его об этом вовсе. Однако абсолютизм этого не приемлет,
это не в его характере.
Известно, что закон недостаточно провозгласить; его нужно исполнять.
При неограниченной власти залогом исполнения закона является только
бдительность самой этой власти; поэтому закон призрачен. Как бы власть
ни заботилась, как бы ни старалась, она никогда не сможет надзирать
за всем; а чем больше страна, тем менее возможен там надзор. Закон сам
должен действовать всякий раз, когда это необходимо; следовательно,
люди должны понимать, когда наступает время обратиться к закону, и могли
бы судить о его применении; одним словом, гарантией исполнения закона
может быть только гласность, но она не соответствует природе неограниченной
власти.
Власть самодержца безгранична в отличие от власти конституционного короля,
но в действительности самодержец менее могуществен, чем король конституционный;
и это отнюдь не парадокс. Абсолютный монарх нередко оказывается рабом
в еще большей степени, чем последний из его подданных. Иго льстецов
(а самодержца окружают только льстецы) выносить тоже нелегко. И действительно,
поистине невыносимо слышать постоянное повторение собственных мыслей,
эхо своих высказываний; нигде не услышишь ни одного дружеского, независимого
слова, не увидишь ни одного честного лица, ни одного свободного человека!
На какие только уловки не пускаются придворные в России, чтобы скрыть
от государя истину или извратить ее! В Министерстве иностранных дел,
например, есть департамент, обязанность которого заключается в извлечении
нужных статей из иностранных газет для представления императору. Так
вот, редакторы этих извлечений иногда преподносят эти материалы таким
образом, что те полностью теряют сходство с оригиналами — лишь потому,
что содержание последних может не понравиться самодержцу. Иногда государи
так же поступают со своими подданными. Например, Екатерина II приказывала
перепечатывать в Петербурге номера “Гамбургской газеты”, вычеркнув или
прибавив все, что ей хотелось бы пропустить или прибавить.
Если вдруг (а такие случаи бывали) вблизи трона окажется человек добродетельный
и способный и если он, принимая участие в управлении, предложит улучшения,
бесспорно сулящие пользу стране, то его соперники, не решаясь открыто
восстать против него из страха навлечь на себя немилость государя, будут
действовать окольными путями. Допустим, монарх отвергнет все инсинуации,
измысленные недоброжелателями, и не поверит интриганам, замыслившим
осуществить свой коварный план под покровом тайны. Но раз реформа объявлена,
ее надо приводить в исполнение; и тут-то возникнут многочисленные, огромные
и непреодолимые трудности. Успех чаще всего зависит от доброй воли исполнителей,
поэтому необходимо, чтобы между лицами, на которых возложено исполнение,
царило согласие. Но как монарху достичь этой доброй воли и согласия?
Несмотря на свою неограниченную власть, его повеление всегда может разбиться
о тайное сопротивление противников его реформ. Чтобы добиться успеха,
нужно быть больше чем самодержцем; нужно обладать поистине сверхчеловеческой
силой, чтобы не поддаться постоянным тайным проискам многоликих Протеев,
во множестве осаждающих монарха; лицемеры эти то играют на самолюбии
монарха, то на полноте его власти, то подвергают нападкам его смелость,
пытаясь доказать, какая страшная пропасть отверзается при принятии самых
мудрых и спасительных мер. К тому же, как бы ни был умен человек, он
не может постоянно быть уверен в своей правоте. Существуют вопросы,
решение которых не допускает ни сомнений, ни колебаний, как, например,
вопрос о рабстве; однако есть и немало других вопросов, решая которые
монарх должен сперва заручиться поддержкой своих подданных. А неограниченный
государь слышит только голоса своих придворных! Поэтому даже вопрос
о рабстве не составляет исключения из общего правила! Именно поэтому,
несмотря на безграничную власть императора Александра и его искреннее
желание положить конец чудовищному злу рабства, все его великодушные
попытки решить этот вопрос потерпели крушение! А будь в стране гласность,
то есть возможность публично обсудить эту проблему, она наверняка стала
бы могущественной помощницей императора в его намерении осуществить
благородную реформу освобождения.
Так происходит всегда и везде. Будь, например, во Франции больше гласности
и желания правительства более тесно сотрудничать с собранием, избранным
нацией, Людовику XVI, возможно, удалось бы провести первые реформы,
предложеные Тюрго, которые этот министр пытался осуществить, по сути,
в одиночку. Несчастный государь и его министр могли сколько угодно любить
народ: успеха они добиться не могли, ибо между троном и нацией стоял
слепой, эгоистичный и склонный к интригам двор. Но люди, тайно противящиеся
спасительным реформам и втихомолку извращающие благие намерения государей,
не решаются открыто бороться против реформ там, где господствует гласность;
перед лицом общественности они никогда не осмелятся прибегнуть к тем
аргументам, которые они используют на своих тайных совещаниях; не дерзнут
они и отстаивать свои взгляды в печати: ночная тьма благоприятствует
преступлениям, а дневной свет их предупреждает.
Поистине всемогущ лишь тот монарх, который опирается на народное собрание;
закон, установленный одной только волей государя, никогда не обладает
такой же силой, как закон, обсужденный и установленный парламентом.
Одно из самых серьезных и неизбежных неудобств абсолютной власти состоит
в том, что, веря в свои возможности сделать все, она не делает совершенно
ничего или делает очень мало. В еще большей степени, чем власть представительная,
она должна была бы действовать так, чтобы управление шло, так сказать,
само собой и ее вмешательство требовалось бы как можно реже; на деле
же вмешательство абсолютной власти происходит очень часто. Сама природа
этой власти возлагает на нее это тяжкое и удручающее бремя; единственное
средство освободиться от него — это передать часть своей власти представительным
органам. Но самодержцы, как правило, не любят, чтобы административные
дела шли единообразно и регулярно, без их непосредственного влияния;
они предпочитают во все вмешиваться. И каков же результат этого? Они
до тех пор будут уделять все свое внимание мелочам и частным подробностям,
всегда более легким и многочисленным, пока не рухнут под их бременем.
Тогда, убедив себя, что совесть их чиста, они говорят себе, что трудятся
для страны, жертвуют временем, отдыхом, даже здоровьем, что они, наконец,
исполняют свой долг монархов с поистине религиозным рвением. Но, поглощенные
мелочами, они не замечают, как упускают важные дела, предоставляя их
небрежности, неспособности или дурным страстям своих министров или низших
чиновников или вообще оставляя их на волю случая. Заботиться о деталях
и одновременно управлять ходом правительственной машины — задача, с
которой одному человеку справиться невозможно, даже если он употребит
на это все свои силы. Поэтому, идя таким путем, самодержцы верны себе:
они прежде всего и в основном занимаются частностями. Но не будет ли
достойнее оставить за собой лишь высшее управление, а остальное предоставить
созданным законом властям, самому народу, более всего нуждающемуся в
хорошем управлении?
1 Говорят, что отречение
великого князя Константина от своего права на престолонаследие было
следствием его второго брака с одной польской дамой (княгиней Лович).
Но слух, что Константин не будет царствовать, возник в обществе задолго
до этого брака. Однако один из его доверенных придворных рассказал мне
однажды, что когда в беседе с великим князем он упомянул о возможной
смерти императора Александра, Константин ответил, что в этом случае
он взойдет на престол. Как бы там ни было, отречение Константина произошло
следующим образом. После одного из многочисленных конгрессов, последовавших
за миром 1815 года, Александр, возвращаясь в Россию, предложил Константину
проводить его. Во время поездки император с грустным и разочарованным
видом сказал брату: “Я устал, утомлен, мне нужен отдых, я хочу отречься!”
Константин был изумлен и, понимая, что не сумеет убедить самодержца
отказаться от его решения, заявил, что он тоже не желает царствовать.
Тогда император, дав брату почувствовать серьезность сказанного, просил
его хорошенько подумать. И прибавил, что если Константин настаивает
на своем решении, он должен письменно известить его об этом. “Хорошо,
— ответил Константин, — но я не смогу написать вам по-русски”. — “Пиши
по-французски, — ответил император, — я переведу!” Письмо с отречением
было написано и переведено. Впоследствии оно послужило основанием для
исключения великого князя Константина из престолонаследия.
2 В небольшом сочинении, озаглавленном “Кто
может быть добрым гражданином и верноподданным” и приписываемом императрице
Екатерине II, о тех, кто обычно окружает престол, говорится следущее:
“Толпящиеся вокруг престола придворные — это стена, отделяющая монарха
от остальных граждан, мрак, скрывающий от государя людей из народа и
низшие классы. Так как же скромной добродетели докричаться до восседающего
на престоле государя? Гражданин, коего одушевляет добродетель, будет
похоронен в земле раньше, чем о нем узнают”.
3 “Не следует забывать, что дворцы государей
окутаны атмосферой лжи, ибо в ней проще взращивать неискренность; эгоистичные
натуры, окружающие монархов, лишают их естественных привязанностей,
и те становятся жестокими — отчасти из-за страха, который внушает всем
их положение, отчасти же из-за безнравственных, фальшивых и лицемерных
существ, именуемых придворными, с которыми государям приходится иметь
дело; раболепство, которое монарх встречает в душах всех, с кем ему
приходится соприкасаться, воспитывает его тираном; среда, усиленно подталкивающая
государей к злоупотреблению властью, не только не сопротивляется желанию
монархов господствовать над всеми, но и активно развивает это стремление.
Подобно залетной птице, высиживающей в окровавленном гнезде стервятника
из его яйца будущего хищника, истинным отцом взращенного во дворце тирана
является паразит-придворный”.
Полностью читайте в журнале