ТАТЬЯНА ВАЛУХИНА
Татьяне Валухиной 33 года. Родилась в Москве, по образованию
— педагог.
Работает психологом в детском саду. Печатается впервые
КОШКА, КОТОРАЯ СМОТРЕЛА НА КОРОЛЯ
Глава 1
По крайней мере четверть часа я убила на то, чтобы понять, где у этой
дверищи звонок, и, держу пари, никто не справился бы с подобной задачей
быстрее. Я перенажимала все завитки и фигурные шляпки гвоздей, натерла
до блеска носы львам и грифонам и даже попробовала свернуть им головы.
И вот когда уже никаких идей у меня не оставалось, под моим окоченевшим
от тщетных усилий пальцем легко подался язык в пасти дракона. В ответ
где-то в недрах дома раздался мелодичный гонг. Я в панике отступила
на пару шагов — на сколько позволила длина крыльца.
От ужаса внутри живота у меня похолодело, а колени противно ослабли.
Господи, если ты есть, сделай так, чтобы никого не было дома. Или чтобы
он переехал. Или умер. Ведь прошло уже пятнадцать лет. За это время
сколько людей успело помереть. От несчастного случая, например.
Кажется, в доме и правда никого нет. Я сразу же приободрилась, хотя
и упала духом. Это была моя последняя надежда, моя козырная карта, и
теперь я просто не знала, что мне делать. Вообще. Куда идти? Денег нет,
знакомых нет… Три дня я толком не ела, по сведениям, полученным из киношки,
в скором времени у меня должны начаться голодные обмороки. А что, если
это случится прямо здесь? Вот будет номер! Жалкая маленькая фигурка,
распростертая на каменных ступенях готического особняка (если это готика).
Машинально звоню еще раз, уже без надежды и поэтому без страха. И тут
внезапно понимаю, что довольно долго дверь уже открыта.
На пороге стояла такая… Таких в реальной жизни не бывает! В кино, в
сказках, на Гавайях — да, но здесь — нет. Длинные светлые волосы, чистые
и пушистые, точно нимб, сияли вокруг лица. Ресницы до бровей, брови
тонкие, как нарисованные, и лучистые глаза… И еще… Одета она была в
темное нечто — то ли платье, то ли мантию… С ума сойти. Королева.
Мы смотрели друг на друга целую вечность. Хорошо еще, что мои друзья,
знавшие меня как бойкую девицу, не видели этого момента!.. Остекленевший
взгляд, окоченевшие конечности… Как еще лужа не потекла по крыльцу!
— Я ищу одного человека, он жил здесь лет пятнадцать назад, — выпалила
я наконец с вызовом. Да, вот так, и пусть не думает…
Она прикусила губу и помахала ресницами. По-моему, она сдерживала смех.
Я разозлилась. Какого черта я стою перед ней навытяжку на мраморном
крыльце ее невозможно красивого дома? Конечно, она его не может знать,
пятнадцать лет назад она еще училась в каком-нибудь элитном лицее и
мечтала выйти замуж за принца Эдуарда. И ей наплевать, что я три дня
не ела, и штаны у меня мокрые, и свитер тоже, оттого что я спала на
скамейке в парке, а утром пошел дождь. Но повернуться и уйти у меня
не было ни сил, ни мужества. Оставалось лишь подождать, когда ей надоест
стоять вот так и она захлопнет дверь перед моим носом, — а тогда уж
как-нибудь спущусь с этого треклятого крыльца. Хоть на четвереньках.
Но она только зябко поежилась, передернув плечами.
— Может, войдете в дом? — тихо спросила она.
Я вошла. Ей же хуже.
Изнутри дом оказался роскошным, но очень темным. Все окна закрывали
плотные шторы. Верхний свет не горел. Его, по-моему, вообще не было.
Зато были бра, настольные лампы и камин. Настоящий.
Хозяйка медленно прошла через зал (или это был холл?) и села на такую
хреновину без спинки, всю из ткани и на маленьких ножках. Пламя осветило
ее светлые волосы и половину лица. О, как это было красиво.
— Сядьте к камину, — очень усталым голосом приказала она. — Кто вам
нужен?
При свете углей и бра я с трудом нашла записную книжку. Она, конечно,
завалилась на самое дно сумки, и мне пришлось долго месить свои вещи,
стараясь не вывалить их наружу, так как в основном там было грязное
белье и другое, так же мало пригодное для демонстрации.
На последней странице теткиным четким почерком был написан адрес и имя.
Конечно, я и так знаю, кого ищу. Но в горле стоит шершавый ком, и в
носу какое-то щекотание… Короче, вместо членораздельной речи раздается
жалобное мычание или рев, — не думаю, что это сгладило то сильное впечатление,
которое я уже произвела.
Она берет книжку кончиками пальцев, не брезгливо, нет. Устало. И лениво.
Точно томик стихов. Или надушенный платок. Чем может заниматься такая
женщина?
— Кристиан? — Теперь она смотрит на меня удивленно. — Ах, вот как…
— Вы его знали?
— Да. Но вы… Вы-то его зачем разыскиваете?
— Это мой отец.
Она уронила записную книжку. От ужаса. Как в кино. Я кинулась поднимать
и едва не опрокинула ту штуку, на которой она сидела. Локомотив, сошедший
с рельсов.
— О! На вас же сухой нитки нет! — придя со мной в соприкосновение, замечает
она. — Нет-нет, не поправляйте, я все потом сделаю. Эти шкуры всегда
путаются под ногами. Я думаю, вам лучше переодеться.
Конечно, лучше. Было бы во что.
— Я дам вам халат. — Быстрый взгляд на мою сумку. — Идемте.
Вот черт возьми! Откуда она знает, может, я грабительница? Может, я
ненормальная? Хотя на этот счет не может быть никаких сомнений. Конечно,
ненормальная, да еще и буйная.
Наверно, дом под охраной. Или в доме полно слуг. Или скоро придет ее
муж и выставит меня за дверь. Под проливной дождь. Где мне и место.
А чудеса тем временем продолжаются. Халат! О господи, это же вечернее
платье для Золушки. Ванная! О боже! Это же сон наяву. Как здесь мыться?
— Вещи положите в тот бак. Я жду вас через полчаса внизу.
Она уходит обратно. Как она ходит! Это не обычное последовательное переставление
ног в определенном направлении. Это скольжение, это танец.
Я закрыла дверь и заглянула в ванну. Она черная. Над головой зеркало.
В нем — грязная девчонка с соломенными патлами, лохматыми, словно хвост
деревенской лошади. Дочь Кристиана Лорье. Подумать только! Что ты о
себе вообразила, хотела бы я знать? Он, наверно, упал бы замертво, если
бы ему сказали… Он жил в этом доме, был знаком с Королевой-Умеющей-Ходить-Так…
Господи, что ему за дело до меня? Какое ему дело до паршивки с цыпками
на руках, с обкусанными ногтями и заусенцами!
Но какая все-таки красота! Сколько всяких штуковин… Можно вообразить
себя принцессой. В самом деле! Я дочь Кристиана Лорье, воспитанная вдали
от престола, в провинции. Но теперь… теперь все будет иначе. Камеристка.
Слуги. Восторженный шепот придворных. Ах, посмотрите, какая у нее чудная
форма руки! Это наследственное. А волосы! Если их хорошенько помыть
вот этим шампунем и причесать — что за сверкающая пелерина, что за роскошь.
Посмотрите, как она гибка, как стройна. Еще бы грудь побольше. А то
когда надеваешь свободную футболку, такой вид, словно две песьи мордочки
задрали свои носы. Причем щенячьи, и мелкие.
Опять черт-те куда меня понесло. Мысли мои вечно скачут, как кузнечики
в банке. Иногда я могу одновременно думать про две разные вещи. Как
Цезарь.
Когда я влезла в халат (тот самый), мне стало ясно, для какой жизни
я родилась. Я знаю, что меня ждет. Ужин. Чудный ужин. Потом — диван
с включенным телевизором. А когда глаза мои начнут слипаться, медленно
поднимусь и, лениво и бесшумно ступая по шкурам у камина, поплыву в
свою комнату, розовую, точно пастила или леденец. Там, конечно, кровать
с пологом, с десятком маленьких подушек и большим мягким медведем, в
которого так уютно утыкаться. И ночник с такими блестками, которые плавают
то вверх, то вниз. Какая я дура!
В наказание за неуемную гордыню мои мечты немедленно сбываются. Ужин
уже готов, и какой! При виде его чувство голода полностью вытесняется
паническим ужасом. Такое ощущение, как будто… Ну представьте, что вам
предложили пройти по проволоке, жонглируя зажженными факелами…
Из того, что находится на столе, кое-какие предметы мне смутно знакомы.
Вилка, тарелка, хлеб, поджаренный ломтиками картофель (когда она успела
его начистить?), а в невероятном белоснежном сооружении мне удается
узнать салфетку! Но даже под дулом пистолета я никогда не решусь на
демонстрацию своих навыков в этом вопросе, если в комнате есть хоть
одно живое существо (включая домашних животных, бюсты и портреты). Дома
еда поступала прямо из банки, в лучшем случае из сковороды или тостера.
Я в панике. Может, выброситься в окно? Может, сказать, что я не голодна
или что мне только что сделали операцию на пищеводе… Неужели я и вправду
хотела есть? И для чего вон та большая вилка, если есть еще одна, поменьше?
Их что, держат в разных руках?
— Вы, наверно, еще не ужинали? Составьте мне компанию.
— Да, спасибо. Я три дня не ела.
— Ужасно. Все эти диеты — невообразимая чушь. А при вашем сложении…
Плевала я на сервировку. Я не встану из-за стола, пока на нем будет
хоть что-нибудь из еды. Я должна наесться впрок. Как волк. Потому что,
конечно, меня скоро выкинут отсюда, и на улице меня ждут только объедки
из мусорных баков. Если кому не нравятся мои манеры — может отвернуться.
Несколько минут для меня ничего, кроме еды, не существовало. Только
утолив первый голод, я начала снова воспринимать окружающую действительность.
— У вас… У вас есть еще родные здесь?
— Нет. У меня вообще нет родных. Тетка умерла две недели назад.
Так. Бьем на жалость. О, прекрасная Королева! Не гоните несчастную сироту!
У нее никого нет на белом свете! Никто не позовет ее домой, никто не
купит ей Барби на праздник и не пожелает спокойных снов. Она одна, всеми
покинутая и сопливая, и ей до чертиков себя жалко.
— А сколько вам лет?
— Это ничего не значит! Может, я и не могу голосовать, но вовсе не обязательно
из-за этого изолировать меня от общества.
Она положила вилку. У нее красивые руки, чересчур сильные и в то же
время почти прозрачные.
— Тебя что, ищут?
— Да. Я ничего не сделала такого. Меня хотят отдать в интернат. Но лучше
я сдохну на улице, чем… Не пойду я туда. Вот.
— И что ты думаешь делать?
— Я хочу найти отца. Ему, конечно, не обязательно обо мне заботиться
(тут она усмехнулась и покачала головой) — пусть поможет мне устроиться
на работу. Когда мне исполнится шестнадцать, я смогу жить, как захочу.
Королева закурила. Она нервничала. Легко понять, что человек нервничает,
по тому, как он курит. Во всяком случае, у нее.
— Я не имею о нем вестей больше четырнадцати лет. Можно кое-кого расспросить,
но не думаю… Ты напрасно рассчитывала на Кристи. Не думаю, чтобы в его
жизни произошло что-либо, что изменило его характер к лучшему. Он и
о себе-то не способен позаботиться.
Ее сигарета полетела в камин. Ух ты! Точно падающая звезда. Дым легкой
вуалью окутал опущенное лицо курильщицы.
— Если ты хочешь устроиться на работу… У моего хорошего знакомого небольшой
бар.
— Но у меня нет документов.
— Это неважно. Как тебя зовут?
— Кет. Кет Море.
— Подожди, Кет.
Телефон стоит на низком столике, чуть левее ее кресла. Она невозможно
гибким движением перетекает в положение лежа и снимает трубку.
— Алло? Мик Торель уже пришел? Ах нет… Жаль. Да, если вас не затруднит.
О нет! Скажите — Кармин. Вы так добры…
Трубка бесшумно опускается на аппарат. Зато в голове моей немедленно
раздается громкий щелчок. Я внезапно прозреваю. Я знаю, кто сидит передо
мной. Кармин! Моя тетка говорила мне. Сама она никогда их не видела,
но неизменно приводила мне как пример самого вопиющего разврата. Мразь.
Нечто, не имеющее права занимать место под солнцем, оскорбляющее всех
порядочных и честных граждан и даже нехристиан. Кармин. Красавица-Королева
с походкой богини и с волосами до пояса.
Кармин не был женщиной. Он был педиком и любовником моего отца.
Полностью читайте в журнале