РАРИТЕТ
Одарен был Николай Николаевич Воробьев необычайно. Художник, обладатель прекрасного баритона, музыкант.
В 1950 году, к примеру, он создал хор из 120 американских студентов, покоривший буквально все западное побережье Соединенных Штатов. Самое интересное, что исполняло это могучее содружество исключительно русские народные и церковные песнопения. Очевидцы рассказывали, что зрелище было потрясающее: под гром оваций в конце выступления несколько негров в русских народных костюмах плясали “казачка”.
Николай Николаевич очень много времени отдал изучению фольклора американских индейцев, переводил Эмили Дикинсон.
Главным увлечением его жизни была поэзия. От Воробьева заряжались энергией все, с кем ему доводилось встречаться. Студенты боготворили его:
много лет Николай Николаевич преподавал русский язык в Военном институте иностранных языков в Монтерее, в Калифорнии.
А судьба, казалось, сделала все, чтобы этот человек сломался.
Его настоящая фамилия была Богаевский. Родился он в Санкт-Петербурге в 1908 году, в казачьей семье, и, как положено, должен был стать военным. Поэтому дальше был кадетский корпус…
А потом произошло то, что не могло присниться ни в каком страшном сне.
Отец его был растерзан толпой во время очередного революционного выступления трудящихся, мать умерла в тюрьме. Египет, Турция,
Сербия, которую Николай Николаевич очень любил.
Вся его кочевая одиссея закончилась в 1950-м, когда он наконец-то обрел
более или менее спокойное пристанище за океаном.
В июле 1989 года Николай Николаевич умер в городке Пербл Бич в Калифорнии.
Там и сейчас живет его вдова, Марина Николаевна Воробьева, любезно предоставившая материалы для этой публикации.
Виктор ЛЕОНИДОВ,
зав. архивом-библиотекой Российского Фонда культуры.
тогда,
в лихолетья года…
НИКОЛАЙ ВОРОБЬЕВ
К НОВОМУ 1966 ГОДУ
У преддверья Нового Года богоданного
Спешимся, казаченьки, сделаем привал.
Сумы переметные пересмотрим заново,
Чтоб лишней ношею конь не уставал.
По обыку древнему, по уставу Божьему,
По заветам пращуров станем мы рядить —
С лишнею поклажею в путь идти негоже нам.
Сбросим что ненадобно, с чем постыло жить.
Поглядим-присмотримся — уж не позабыли ли
Завещать детишкам мы дедовский наказ?
Всю ль любовь к Отечеству в их сердца мы вылили?
Всю ль им в души влили боль, что была у нас?
Чванство ж непотребное, неполадки старые,
Колкости никчемные — сбросим по пути,
Чтобы тяжко не было старому чубарому
Нас на смотр ко Господу в дальний путь везти.
Не к лицу казачьему нам хулы да жалобы.
Дрязги да поклепы мы выбросим в огонь
Так, чтоб совесть строгая нас не упрекала бы,
Чтобы нес нас радостно отдохнувший конь.
Заведем служивскую, старую, желанную!
Вспрянем мы на коников, и в остатний раз
Пусть година старая поднесет стремянную,
Пусть надеждой Новая окрыляет нас!
СИМФОНИЯ
Над океаном — многозвучен
Гремит орган береговой…
В ключе скрипичном — скрип уключин,
В басовом — ветра медный вой.
А там, где Дева, Ковш и Овен —
Растет божественный хорал,
Чьей гаммы ни один Бетховен
До сей поры не разгадал.
Он горсткой соли на рассвете
Осядет на утесов гладь.
Ее с яйцом рыбачьи дети
Съедят и побегут играть.
Но звук не умер в серебристом
Просторе вечной пустоты…
Нет, он в ребячьем смехе чистом,
В улыбке, красящей черты.
.
Я никогда не умирал…
Скажите, это будет сразу?
В кусочки, вдребезги, как вазу?
Рывком, броском, как в гневе фразу?
Как об пол брошенный бокал?
Я никогда не умирал…
Скажите, это очень больно?
Больнее, чем укол игольный?
Иль медный голос колокольный
Больней для тех, кто провожал?
Да, тем больней, кто шел за гробом,
Кто будет ночи жечь без сна,
Кто будет помнить обо многом,
О том, своем, совсем особом…
А мертвым — память не нужна.
РОССИЙСКИЙ КАДЕТ
Ему и пятнадцать-то было едва ли,
Хоть он и божился, что да.
Ведь даже ребячьи сердца полыхали
Тогда, в лихолетья года.
Не спрашивай имени — столько ведь лет!
Удержишь ли в памяти это?
Но вечно стоит пред глазами кадет,
И мне не забыть кадета.
Донец ли, орловец — не все ли равно?
Из Пскова он был иль с Урала…
С поры лихолетья я помню одно —
Кадетская бляха сверкала,
Да по ветру бился в метели башлык,
Как крылья подстреленной птицы.
Был бледен кадета восторженный лик
И снегом пуржило ресницы…
Он двигался, словно не чуя беды
И пулям не кланяясь низко.
Трещал пулемет и редели ряды,
И красные были уж близко.
И наземь он пал неуклюжею цаплей
И шею он вытянул в небо смешно,
И вытекла Жизнь — просто капля за каплей
Бурля и искрясь, как в бокале вино.
Не спрашивай имени — имени нет…
Был чей-то сыночек. Российский кадет.
ДОРОГИМ НИКОЛАЕВЦАМ
В день Праздника славной Школы
“И будут вечными друзьями
Солдат, корнет и генерал” —
Так, за далекими морями,
Поэт на кольцах начертал.
Но налетела злая вьюга,
Все кольца расшвыряла врозь.
И лишь немногим удалось
По звону отыскать друг друга.
Держитесь тесно, милы други,
Как в песне завещал певец —
Не из кольца, а из колец
Ковали пращуры кольчуги!
Короче сроки и дороги,
И все растет число разлук —
Уже идут “земные боги”
К Царю небесному на цук.
И вы, я верю, на параде
Российской конницы в раю
Предстанете завета ради
Пред Богом в сомкнутом строю.
В глаза глядите, не робея —
За вами столько славных лет…
Проверьте пальцем портупею
И, мимоходом, — этишкет.
АЛАГИР
Много есть чудес в саду у Бога.
Красочен и ярок Божий мир.
У ворот, у райского порога
Стражу держит древний Алагир.
Там внизу Ардон клубится старый,
А над ним — столетние дубы…
Бурки запахнув, стоят чинары
И папахи сдвинули на лбы.
А перед престолом Божьи дети,
И меж ними — молодой джигит.
То Казбек в сверкающем бешмете,
Белоснежною чалмой повит.
Скрип арбы… Улыбка под щетиной,
И зубов приветливый оскал…
Нищего седого осетина
Весь в каменьях дедовский кинжал.
Это было… Полно, было ль это?
Да, всего лишь сорок лет назад.
Сказочным, благоуханным цветом
Расцветал тогда Господень сад.
Расцветали яблони и груши
На прекрасной Родине моей.
Не в колхозе маялась Катюша
И не венгров бил тогда Сергей.
Но давно уж волею Господней
Стерт со скал подошвы детской след.
Я из Калифорнии сегодня
Шлю Казбеку искренний привет.
.
Милая церковка снится мне снова,
В старой столице на низком холме.
Призрак России, кусочек родного
В нашей кромешной безвыходной тьме.
Справа у входа в могиле Врангель,
Старых знамен над могилой сень…
В купол стремится наивный ангел,
В окна струится солнечный день.
Девушка в черном в море свечей
Молит о чем-то усердно Бога…
Помню затылок, детский немного,
Помню печальный овал плечей.
Было все это иль снилось только?
С тысячу лет или только вчера?
Сколько погон офицерских, сколько
Веры, что завтра, быть может, пора…
Помню кадет молодые затылки,
Шелк институтских тяжелых кос…
Было ль все это, иль мозг мой пылкий
В ладанном мареве это принес?
|