И.Т.Д.
sans tarder*
ЯНА МИЦКЕВИЧ
Миа любила летнее ночное небо. Она сидела той какой-то ночью и смотрела на небо, на одну звездочку, особенно ярко светившую прямо напротив нее, для нее… Эта звезда переливалась, и Миа вертела в руках сломанный карандаш, на столе лежало письмо, незаконченное, а может, и вовсе никогда не начатое. Уже в который раз ее взгляд перенесся с этой звезды в светлую глубину ночного неба.
Просто небо, девушка в укороченных штанах и открытой майке, листок бумаги и ночь, — сколько раз вы видели это в чужих строках, комнатах, сколько раз та же картина рисовалась невидимым карандашом воображения в вашей голове.
И от этой, ночью охлажденной, пахнущей уже завтра простоты, Миа выпустила карандаш из пальцев и с улыбкой, видной только по ямочкам на щеках, подошла к окну и подумала о том, что если он сделает несколько шагов, выйдет на балкон с обычной последней сигаретой, то увидит то же небо, ту же звезду и подумает о ней. Миа шла за ним этой невидимой тенью, шагнула на ночной балкон и слетела с него вместе с первым выдохом, сделанным Марком после затяжки.
Миа еще сильней заулыбалась этим своим воображаемым путешествиям и потянулась за телефонным аппаратом. Мягкой подушкой своего указательного пальца она набирала знакомый номер, милую комбинацию простых цифр. Гудок, снова гудок… Выщипанные в стрелы брови Мии поползли вверх, а изо рта уже готовилось вылететь обычное бойкое, сногсшибательное приветствие, одинаковое для любого времени суток. Там, в так хорошо знакомой квартире, звонил зеленый аппарат, и звонок бежал по всем комнатам, насквозь, через всю квартиру, в приоткрытое кухонное окно… Звонок вылетел на улицу и, словно опавший лист, падал, теряясь в городском шуме. А в мусорном ведре, на дне, ничком лежала какая-то фотография.
Миа отняла трубку от уха, и та лежала в ее опрокинутой ладони, обнятая большим пальцем. Уже через несколько минут Миа подошла к шкафу в своей спальне, открыла его и стала искать что-то. Зазвонил телефон. С холодком, пробежавшим по коже, она подлетела к аппарату.
— Да? А, это ты… прости, я спешу, поговорим потом, — и повесила трубку. Это был кто-то. Она вернулась и с первого взгляда нашла то, что хотела надеть.
Скоро она стояла у того самого окна, с той же звездой в глазах. Плотно сжатые губы ровной полоской лежали на лице, а рука скользила то вверх, то вниз по шелку занавески. Открыв сумку, лежавшую на полу в прихожей, она проверила кошелек и, нащупав очки, решила их не доставать, а нырнула рукой несколько глубже и ухватилась за связку ключей. Достав их и выбирая нужный, Миа выключила свет в прихожей и захлопнула дверь; в опустевшей квартире слышался потусторонний щелчок замка и удаляющееся цоканье туфель, а в ванной стала ярче гореть невыключенная лампочка — значит, скоро перегорит.
Стоя уже на улице, Миа долго не могла решить — взять такси или пройти несколько кварталов пешком, свернуть в парк и выйти прямо к дому Марка. Подумав, что в парке есть озеро, она соблазнилась негородской свежестью, предлагаемой водой и парком и решила прогуляться.
Дневная духота медленно проходила от легкого ветра; по другой стороне улицы шел какой-то мужчина, медленно выставляя ноги и легко опираясь на тросточку. Красный огонек путешествовал в его руке ко рту, а потом спускался и качался в кисти и снова летел вверх. Миа улыбнулась этому господину, и ее улыбка, слетевшая с губ, растворилась в темноте, так и не достигнув адресата. Потом она свернула в переулок. Миа обрадовалась этой улочке и вспомнила, что посредине ее есть кафе, то самое кафе, в котором год назад она подписала документы о разводе и, расплатившись за себя и за адвоката, довольная пошла по той же дороге, что и теперь. Пошла к Марку. И сейчас она отлично помнила свой тогдашний наряд: на ней было легкое, просвечивающееся белое платье на лямочках, такая же рубашка, туфли на плоской подошве и маленькая сумка в руке, белая с вышитыми на ней серой и голубой ниткой цветами — подарок Гуто, ее мужа, ах да, ведь ее бывшего мужа — значительная, радующая поправка.
Год назад Миа, идя по этой, только утренней, улице, была счастлива, и бойко щекотал ее утренний ветер, солнце мягко ложилось на ее лицо, она щурилась, а за ней летел шлейф белой материи. Миа чувствовала взгляд адвоката и представляла, как он смотрит на ее черные волосы, собранные в хвост и перевязанные белым платком, потом взгляд этого старика скользил по ее шее, спине, виляющей попе и спускался к блеску набоек на каблуках.
Нынешней ночью она, сровнявшись с закрытым и темным кафе, остановилась, но потом, почесав кончик носа, улыбнулась и пошла дальше. Миа перешла на другую сторону улицы, не дождавшись зебры перехода, и двинулась вперед.
Миа только приближалась к повороту, а в мыслях она уже повернула, шла по улице с редко проезжающими автомобилями, а потом спустилась по каменным ступенькам в парк. Высокие фонари голубоватым светом освещали главную аллею парка, и тени ложились на обочину и на саму аллею. В парке, должно быть, пахло цветущей сиренью или черемухой, и шаги Мии были какими-то шуршащими, приглушенными самой ночью. Вот она, опять мысленно, уже дошла до озера, и с другого берега доносилась музыка, игравшая в модном ресторане, недавно открывшемся у причала. Иллюминация заведения отражалась в воде и мутно расплывалась, тускнея. Миа бросила в воду только что сорванный кленовый листок и пошла дальше. Она пошла по другой, уходящей в глубину парка дорожке и прошла скамейку… что-то связано у нее с этой скамейкой, сейчас она не могла вспомнить. И вот она поднималась по каменным ступеням прямо напротив дома Марка. С опозданием в несколько секунд реальная Миа стояла у подъезда дома Марка. Как обычно, она задрала голову и начала глазами считать, где этаж Марка, но сбилась и, ухватившись правой рукой за перила, стала подниматься по лестнице к двери. Еле улыбнувшись консьержу, она быстро прошла к лифту, и сразу по вызову открывшиеся двери впустили ее в кабину, которая стала поднимать Мию на седьмой этаж, не дав ей услышать слов консьержа, брошенных из-за его конторки, о том, что герр Берг не дома… Во время подъема она успела посмотреться в зеркало и затянуть покрепче хвост. Кабина доехала до седьмого этажа, повисла на секунду, потом будто закрепилась, и двери медленно раздвинулись. В коридоре тускло светила лампа у самого потолка, а Миа подумала, что и в темноте дошла бы до нужной двери, последней по коридору. Хоть и было на полу подобие ковра, Миа ступала очень аккуратно, пытаясь ничем не выдать свой приход. Она дошла до знакомой двери, взялась за большую ручку и повернула ее, но дверь была заперта, видимо, на верхний замок и не поддалась. Склонив голову набок так, что левая мочка дотронулась до плеча, Миа нащупала звонок и указательным пальцем надавила на него: за дверью послышалась пронзительная трель. Из двери рядом вышел сосед Марка, начинающий художник. Заметив Мию, он ей широко улыбнулся и, пока закрывал дверь, в очередной раз предложил написать ее портрет.
Полностью читайте в журнале.