TERRA ПОЭЗИЯ
ОТ РЕДАКТОРА.
Эта рубрика — нечто вроде заповедника:
в ней мы представляем лучшие стихи наших авторов,
ограничиваясь, однако, только двумя-тремя текстами.
Дело в том, что очень часто по тем или иным причинам крупногабаритная подборка поэта не складывается,
но с отдельными стихотворениями редактор отдела
расставаться никак не желает.
Так и возникла новая идея для старой рубрики —
сделать нечто вроде блиц-парада на Terra,
которую мы называем Поэзией.
МОЯ ДОРОГАЯ ЧЕЛЛО
ИГОРЬ ЕМЕЛЬЯНОВ (чин)
.
старуха в желтом платье хромает наугад
за ней бегут по полю сто двадцать пять солдат
они ее бедняжку зажарят и съедят
все оттого что скудно питается солдат
перловка днем и утром баланда на обед
нет разных разносолов и молока за вред
вот тянет на мясное голодных рядовых
но нет у них силенок отведать молодых
и потому старухи желанная еда
на вкус хоть жестковаты но ловятся всегда
.
через прицел гляжу на Ваську
(мы с ним недавно водку дули)
а он дурак снимает каску
и тут я в лоб ему две пули
я ж лучший снайпер в батальоне
уже полсотни душ натюкал
(при современной обороне
цель поразить уже наука)
мне был Василий вместо брата
ведь мы соседи рядом дачи
ему везло ума палата
да что теперь с его удачи
уж коль попался мне на мушку
то все кранты пиши пропало
ведь ты видал мою игрушку
вот только жаль патронов мало
налей-ка мне помянем друга
война грехи конечно спишет
и как бы не было нам туго
а Васе хуже он не дышит
.
пиво в кружках рядом Пушкин
вместе с ним дружок Дантес
держит Пушкина на мушке
Пушкин ест деликатес
говорю Дантесу прямо
“слушай парень это ж “Яма”
вот креветки
прямо с ветки
шашлыки от Фудзиямы”
он кричит и что ни слово
“Гончарова Гончарова”
Пушкин пьет седьмую кружку
вспоминает про старушку
“помню няня говорила
раньше пиво было в жилу
а теперь одна вода
и бывает не всегда”
а Дантес вокруг елозит
видно ерш его разводит
он визжит “какого хрена
няня баба Геккерена”
лезет драться бьет бокалы
это зря кругом фискалы
и Дантеса два сержанта
волокут под аксельбанты
Пушкин хмур ему я “плюнь ты
сё картофельные бунты”
Пушкин мне “да что мне злиться
взял Натаху не девицей
а Дантес хоть парень грубый
но ей мил” мычит сквозь зубы
“а я пятый иль двадцатый
одна мука что женатый
как приду домой под мухой
так она мне оплеуху”
я “вот шлюха” он “не шлюха
просто я не в ее духе”
я икнул а Пушкин залпом
опрокинул свой бокал
улыбнулся как-то жалко
сел на лошадь ускакал
я подумал “из-за дуры
гибнет цвет литературы
русский подлинный талант”
тут меня забрал сержант
ИВАН МАРКОВСКИЙ
.
Надо мной потрудился дизайнер.
Я довольно удачная зверушка.
Которую, правда, никто, никто не пожалеет.
Ни дизайнер, ни какая-нибудь другая зверушка.
Над тобой потрудился дизайнер.
Ты довольно симпатичная зверушка.
Которая сегодня живет, а завтра умрет.
И я о тебе забуду, не вспомню.
Я довольно зеленый еще кленовый листик.
Шелестю (шелещу?), в общем, шепчу какие-то вещи.
И рядом на дереве — ты и другие такие же зверушки.
Хорошо, если завтра — желтые букеты.
Но это неправда. Например,
Одна игрушка — дизайнер, вторая — токарь.
Ну и что? Одна умрет и вторая умрет и все.
И что толку, что они жили-были?
У себя в голове я все это так четко чувствую.
А написать получается почему-то коряво.
Всякая чушь про зверушек, дантистов там, листики.
Я просто думаю, что существует абсолютная смертность.
.
Каково звонарю по утрам просыпаться —
детишки курносые спят,
жена в темноте бормочет,
а ему — на зябкую колокольню лезть
ни свет ни заря —
а лезет, звонит ведь!
А тут и на месте все вроде —
и нервы хороши,
и деньги бывают,
хожу, куда хочется, живу, —
а вот,
тому звонарю на зло —
не живется.
ИРИНА КОТОВА
АЛЕКСАНДР БЛОК
1
Ты — Александр Блок.
А я — исток.
Оставленный на воле Москвой-рекой.
Твоей строке я отвечаю — своей строкой.
Ты — исполин под черным драпом.
Пальто до пят.
Я — глажу ель по мерзлым лапам.
И прячу взгляд.
2
Москва-река. Холодный, влажный пух
На черном драпе Александра Блока.
Гул автострады. Мы читаем вслух
Свои стихи. От ока и до ока
Прибрежных фонарей слова бегут,
Включаясь в жизнь теней. И замирая
В бесчувствии округи. Добрый люд,
Считая нас безумцами без края,
Бесстыдно тычет в спину. Се ля ви.
Ты — Блок сегодня… Снегом — не напиться.
Глотаю снег… Ты скажешь о любви…
А я припомню ночь и наши лица.
СЕРГЕЙ ИЛЬИН
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Выходил я на Волгу сызмлада, чей стон
раздавался над ней? По жаре — пароходов,
а по стуже — ветров. Был налево Затон,
где весной сладким дегтем тянуло от лодок,
а направо Увек с прорисованным чисто,
как японскою тушью, ажурным мостом
стратегическим — там, было дело, чекисты
повязали отца, чтоб не щелкал, гондон,
вредным ФЭДом, снимаючи маму на фоне
их Объекта. И стопками патефон-
ных пластинок росли за великой рекой
бензобаки Тензина, и вечный покой
осенял мою душу, поселив в ней надолго
троезвучие: Вольга, иволга, Волга.
РИММА ЧЕРНАВИНА
ХОЛОДНО МАЛЕНЬКИМ ДЕВОЧКАМ, ХОЛОДНО
Девочка вышла из дома — легко оделась
Сказали, что уже тепло
Сказали, говорят, говорят тепло, жарко
жар костей не ломит, говорят
вышла из дому
холодно маленьким девочкам, холодно
плакальщицы рвут на себе длинные волосы
девочка здесь, но его нет
хотя он тоже здесь
она здесь неузнанная, невидимая, неслышимая
она уходит
он пребывает в неподвижности
Троица великая
неделимая
Матерь Божия
Заступница
ВЛЮБЛЕННЫЙ ВИОЛОНЧЕЛИСТ
Как истово пилит он смычком
по разогретому телу виолончели,
извлекая восторженное упоение,
нежные жалобы,
глухие тихие стоны
ах Челло,
моя дорогая Челло.
|