М.В.Родзянко
ГОСУДАРСТВЕННАЯ ДУМА
И ФЕВРАЛЬСКАЯ
1917 ГОДА РЕВОЛЮЦИЯ
Номинальный характер власти
Временного Правительства
Мало-помалу Совет Рабочих Депутатов, присоединивший к себе имя и Солдатских Депутатов, развивался все более и более, получая поддержку из провинции, главным образом от запасных батальонов, находящихся на местах, о которых я говорил выше.
Приобретая моральную силу и авторитет в глазах револю- ционной демократии, а вернее сказать, рабочего пролетариата в столице и на местах, он немедленно приступил к изобличению Государственной Думы вообще и ее Председателя в частности в контрреволюционности и повел атаку на Временное Правительство.
На чем же основывалось такое обвинение Государственной Думы в контрреволюционности со стороны революционной демократии? Как я уже говорил, Государственная Дума не хотела революции во время войны, отлично понимая, что переменить государственный и связанный с ним общественный строй, произвести это потрясение и благополучно довести войну до конца — такое действие выше сил и энергии какого бы то ни было народа. Но, как видите, сила хода исторических событий оказалась сильнее нашей воли, и Государственная Дума была вовлечена и невольно связана с революцией. Революция пришла снизу, помимо Думы. Но пока дело шло о спасении России, пока революция базировалась на сознании необходимости во что бы то ни стало достигнуть победы, страна могла оправдать позицию, занятую народным представительством. Но когда классовые интересы и классовая борьба под лозунгами “углубления революции” стали затушевывать национальный интерес, затемнять величие родины, ввергая ее в бездну несчастий и позора, и когда ее вели по пути отказа защищать честь, достоинство и целость родины, когда приходилось ответить на вопрос: за революцию и против России или, обратно, за Россию и против революции, то, конечно, Государственная Дума не могла поступить иначе как отвергнуть такой вопрос, и потому прослыла очагом контрреволюции.
Таким образом, вместо согласованных действий Временного Правительства со всеми слоями населения получалось резко и характерно выраженное двоевластие.
Член Правительства Керенский, занимавший тогда пост Министра Юстиции, состоял одновременно с этим и Товарищем Председателя Совета Рабочих и Солдатских Депутатов и не только получал директивы отсюда, но вынужден был на первых порах постоянно являться на собрания Совета, давать объяснения и, естественно, в качестве причастного к этой организации лица, вносить порученные директивы и требовать
их проведения в недрах Временного Правительства.
Здесь уместно будет дать хотя бы краткую характеристику А.Ф.Керенского, этого яркого и гибельного для России государственного деятеля. А.Ф. Керенский для меня, хорошо его знающего, был совершенно ясен. В высшей степени беспринципный человек, легко меняющий свои убеждения, мысли, не глубокий, а, напротив, чрезвычайно поверхностный, он не представлял для меня типа серьезного государственно мыслящего человека. Его речи в Государственной Думе, всегда нерв-но-истеричные, были в большинстве случаев бессодержательны, в виде фейерверка громких, звонких фраз, и не всегда даже соответствовали его внутреннему настроению. Так, например, в начале лета 1916 года, когда стало очевидным, что Государственной Думе нет больше
дела и члены Думы стали поговаривать, что пора бы распустить их на каникулы по домам, Керенский разразился громовой речью по адресу своих товарищей — членов Думы. Он упрекал их в нежелании положить свои труды на пользу Родины, укорял их в том, что они будто бы готовы судьбу Отчизны отдать в бесконтрольное распоряжение бездарного, развращенного Правительства, сыпал на их головы упреки в измене и угрожал народным гневом. Речь была страстная, горячая и стремительная. Я председательствовал в это время, и, когда А.Ф. Керенский кончил, я, передав председательствование своему Товарищу, направился к выходу из зала заседания. Здесь меня встретил Керенский и сказал: “Ко-гда же, наконец, Михаил Владимирович, вы нас распустите — пора и по домам, нам больше делать нечего?” Когда же я вы-сказал ему свое несказанное удивление по поводу несоответствования таких слов с содержанием только что произнесенной им речи, я получил в ответ такие слова: “Одно дело кафедра, где требуется подчинение партийным лозунгам, чтоб нанести
удар врагам, а другое — это существо дела, обсужденное беспристрастно”. В этом ответе Керенский сказался весь по всему своему существу. Я смело утверждаю, что никто не принес столько вреда России, как А.Ф. Керенский. Любитель дешевых эффектов, рисующийся демагогическими принципами, Керен-ский был всегда двуличен, заигрывал со всеми политическими течениями и не удовлетворял решительно никого — безвольный, без всяких твердых государственных принципов, бесспорно тайно покровительствовавший большевикам.
Ведь несомненно кроме того, что Керенский способствовал ввозу в Россию в запечатанных, для видимости только, вагонах того букета главарей большевизма, которые, добившись при помощи, главным образом, тех же революционированных запасных батальонов власти, залили кровью и покрыли позором всю матушку Россию. Это он, несомненно из тайного сочувствия к большевикам, но, быть может, и в силу иных соображений, побудил Временное Правительство согласиться на этот преступный акт. Керенский не мог не понимать, к чему поведет эта свобода проповеди коммунизма и анархии, и тем не менее не принял мер к ограждению Родины от ее растлевающего влияния. Комментарии тут излишни.
Хотя Керенский и балансировал во все стороны, однако же справедливость требует напомнить, что некоторое время он был всеобщим оракулом, вождем и любимцем. Им увлекались все, веря его заманчивым обещаниям, из которых он, однако же, ни одного не выполнил.
Так же точно и Временное Правительство неожиданно для меня оказалось тоже не чуждо влияния Совета Рабочих и Солдатских Депутатов, обнаружив сильный крен в его сторону. Сразу по своем вступлении во власть оно стало как бы игнорировать Временный Комитет Государственной Думы, но чутко прислушивалось к мнениям и прениям Совета Рабочих и Солдатских Депутатов. Была даже учреждена специальная комиссия, называющаяся “контактной”, для согласованности действий. Однако никаких мер для связи своих действий с Временным Комитетом Государственной Думы Правительство не приняло.
Ошибки Временного Правительства
21 апреля состоялось выступление некоторых частей Петро-градского гарнизона, выразившееся в уличных манифестациях с плакатами, на которых было написано: “Долой Милюкова! Долой Временное Правительство!”
Коренная и роковая ошибка князя Львова как Председателя Совета Министров и всех его товарищей заключалась в том, что они сразу же в корне не пресекли попытку поколебать вновь созданную власть, и в том, что они упорно не хотели созыва Государственной Думы как антитезы Совета Рабочих и Солдатских Депутатов, на которую, как носительницу идеи Верховной власти, Правительство могло бы всегда опираться и вести борьбу с провозглашенным принципом “углубления революции”, знаменующим на самом деле лишь развитие национально политической революции в социально интернациональную.
А между тем, в конце концов, необходимость в такой конструкции власти была признана, и, распустив Государственную Думу, Правительство Керенского создало Совет Российской Республики при Временном Правительстве, который вскоре пал под давлением и пулеметами большевиков. Поэтому совершенно непонятно, почему Правительство князя Львова на первых же порах отшатнулось и старалось отмежеваться от Государственной Думы, тогда еще весьма популярной в стране и обладающей всеми возможностями быть буфером для Правительства при напоре на
него чрезмерно революционного течения.
Временное Правительство оказалось, таким образом, однобоким и под настойчивым напором гласной кафедры Совета Рабочих и Солдатских Депутатов, имевших свой печатный орган, не имело, с другой стороны, опоры в более умеренных элементах страны, не создало такого учреждения, вокруг которого эти умеренные элементы могли бы объединиться и дать Временному Правительству надежную точку опоры.
Временному Правительству пришлось танцевать на одной левой ноге, не имея фундамента под правой, а поэтому оно, очевидно, и потеряло равновесие, было вовлечено в водоворот все возрастающего революционного настроения столицы и удержаться на своих принятых позициях — умиротворения страны и доведения ее до Учредительного Собрания, — конечно, не было уже в силах.
Вот та грубая ошибка, которую совершил князь Львов в силу своего безволия, а также и умеренные элементы, входившие тогда в состав руководителей внутренней жизни страны.
Мог ли бороться с таким явлением Временный Комитет Государственной Думы?
Несколько выше мною было указано, что фактически 27 февраля 1917 года реальной силой войска завладели социалистические партии, скрывая, однако, до поры до времени это обстоятельство и прикрываясь Государственной Думой как временным щитом. Но в таком же точно положении оказалось буржуазное Временное Правительство, потому что войска Петроградского гарнизона поддерживали его, “постольку поскольку” его деятельность была согласована с Советом Рабочих и Солдатских Депутатов. Таким образом, при нежелании созданного Временным Комитетом Правительства считаться с первым, Комитету, не обладавшему уже силой штыка, оставался только один путь борьбы — платонические протесты, на которые Временное Правительство перестало даже обращать внимание, хотя само оно оказывалось
бессильным при напоре на него с левой стороны. Между тем влияние Совета Рабочих и Солдатских Депутатов возрастало очень быстро, распространяясь преимущественно среди Армии и рабочих классов. Так, все прибывающие из Армии депутаты, являясь сначала к Председателю Государственной Думы, шли засим в Совет Рабочих и Солдатских Депутатов и с невероятной легкостью усваивали его теории и миросозерцание, возвращаясь в Армию уже сторонниками Совета. Явление это было повальное и принесло свои пагубные плоды, расшатав в корне дисциплину в войсках.
Для широкой публики остается невыясненным вопрос, почему Государственная Дума как бы стушевалась на первых же порах и не проявила достаточной жизненности, не собираясь в заседания и не продолжая своей законодательной работы.
Причины этого явления довольно сложны и лежат, с одной стороны, в самом существовании революционного переворота, а с другой — находят себе объяснение отчасти в неподготовленности членов Государственной Думы к упорному сопротивлению в революционной борьбе и в сущности отношений к вопросу о созыве Государственной Думы в данный момент различных думских фракций.
Не надо забывать, что Государственная Дума 26 февраля указом Императора Николая II была распущена и занятия ее прерваны на неопределенный срок одновременно с Государственным Советом.
Таким образом, юридически при действующей конституции Государственная Дума собраться не могла, но когда Временному Комитету Государственной Думы, как то разъяснено выше, пришлось возглавить начавшееся революционное движение и взять всю власть в свои руки, явился естественный вопрос, что и акт отречения Императора Николая II с передачей Верховной власти Великому Князю Михаилу Александровичу и отречение от нее последнего должны состояться в публичном заседании Государственной Думы.
Государственная Дума, таким образом, явилась бы носительницей Верховной власти и органом, перед которым Временное Правительство было бы ответственно. Таков был проект Председателя Государственной Думы. Но этому проекту решительно воспротивились, главным образом, деятели кадетской партии, а с нею, само собою разумеется, и все левое крыло Государственной Думы. Как ни настаивал Председатель Государственной Думы на необходимости созыва Государственной Думы, юристы кадетской партии резко возражали ему на основании следующих аргументов: во-первых, говорили они, при созыве Государственной Думы является юридическая необходимость и созыва Государственного Совета, если считать, что действующая конституция остается в силе. С их точки зрения, однако, невозможно было бы подвести обоснованного юридического фундамента под такое толкование. Во-вторых, деятели кадетской партии считали, что созыв Государственной Думы явился бы сам по себе бесцельным, так как Государственная Дума в составе своем, несомненно, была буржуазная и сделалась бы объектом атаки в целях ее свержения со стороны крайних элементов для учреждения Национального или иного Собрания, более демократического и более подходящего к революционному настроению страны. В-третьих, указывалось, что при настоящем положении страны должно быть Правительство, обладающее абсолютной полнотой власти, до права законодательствовать включительно, так как события, сопровождающиеся революционными эксцессами, могли бы потребовать принятия экстраординарных мер, и необходимость в этом случае санкций Государственной Думы, как это проектировал Председатель Государственной Думы, с их точки зрения, тормозила бы только планомерную деятельность Правительства, направленную к упорядочению дела войны и внутренней жизни Государства. Форма опять победила существо. Деятели кадетской партии просто не хотели иметь действующую Думу, чтобы пользоваться во всей полноте своею властью. Опять-таки существо дела принесено в жертву форме.
Таким образом, положение становилось чрезвычайно запутанным. Если припомнить при этом, что еще 27 февраля был созван Совет Рабочих и Солдатских Депутатов, водворившийся, под защитой некоторых частей Петроградского гарнизона, в здании Государственной Думы, то станет совершенно ясным, что конфликт между Государственной Думой и нарождающимся революционно-демократическим органом начал уже назревать с самого начала, остановить же развитие этого явления представлялось почти невозможным.
Если принять при этом еще в соображение отказ признания необходимости созыва Государственной Думы всем левым ее крылом, до партии октябристов, то созыв Государственной Думы — при таких условиях упорного нежелания левого крыла созвать Государственную Думу — привел бы к тому, что было бы ясно всей России и всему миру, что в Государственной Думе существует раскол во взглядах на ее тактику и дальнейшую организацию Государства.
Возражающие просто не посещали бы Государственной Думы, что для меня было совершенно ясно. Пришлось бы под давлением возбужденных умов приступить к новой конструкции Государственной Думы, путем кооптирования в нее революционной демократии, — пришлось бы, может быть, созвать всех членов всех четырех Государственных Дум и объявить их Национальным Собранием, а это, в свою очередь, послужило бы значительным тормозом к успешному и быстрому созыву Учредительного Собрания. На последнем условии сошлись, однако, все партии, обещая в этом случае объединиться вокруг созданного Временного Правительства, поддерживать его и передать ему всю полному власти. Пришлось поэтому избрать этот средний путь.
Не надо забывать при этом, что если бы Государственная Дума, возглавившая собою переворот, и была, несомненно, авторитетна и популярна в стране, и признавалась бы ею как действительный источник Верховной власти, то это явление продолжалось бы недолго, а в отношении настроения столицы, как мною уже представлен целый ряд примеров, обнаружилась бы сразу же подозрительность к Государственной Думе революционных элементов, в смысле ее контрреволюционности.
При таких условиях Председатель Государственной Думы не мог принять на себя ответственность созыва Государственной Думы и признал более правильным выждать время, когда — для него было ясно, по крайней мере ясным казалось, — Временное Правительство будет вынуждено обратиться к Государственной Думе для того, чтобы в ней найти опору против чрезмерного развития революционных эксцессов. Но Временное Правительство на первых же порах слишком преувеличивало значение своей популярности, силы и влияния своей власти, а потому ошибочно не использовало популярности Государственной Думы и вовсе не учло того обстоятельства, что крайние революционные демо-кратические и социалистические круги на самом деле отнюдь не намерены были предоставить всю полноту власти Временному Правительству, состоящему в большинстве своем из буржуазных элементов, и что атака на него воспоследует в ближайшие дни.
Считаю теперь уместным сказать несколько слов о том, насколько обвинение Государственной Думы в том, что она на первых порах революции развратила Армию, по существу своему справедливо.
Приказ № 1
Прежде всего я буду говорить об истории пресловутого приказа № 1
*
.
Установилось довольно твердое убеждение, что этот приказ № 1 написан и издан Государственной Думой или, вернее, Временным Комитетом ее, и был издан за подписью Военного Министра Гучкова. Но простое сопоставление исторических дат разрушает в корне обвинение и подозрение.
Приказ № 1 появился утром 2 марта 1917 года, когда Временное Правительство, в состав которого вошел как Военный Министр Гучков, еще не существовало, оно было сформировано днем 2 марта, и декрет об его сформировании Правительствующему Сенату был опубликован Временным Комитетом за моею подписью лишь 3 марта.
Таким образом, Гучков, как Военный Министр, такого приказа подписать не мог. Он не входил в состав Временного Комитета Государственной Думы 1 марта, а был привлечен к активной деятельности только 3 марта.
Кроме того, я категорически заявляю, что Гучков такого приказа не подписывал и никакого участия в его составлении не принимал.
Что же касается до Государственной Думы, то из предыдущего моего сообщения ясно видно, что отношение Думы к Армии было вовсе не таково, чтоб задаваться целью ее разрушить. С другой стороны, фактически не было времени так быстро составить и издать столь опасный и вредный в государственном смы-сле приказ. Логическое течение дела уже поэтому исключает всякую возможность инкриминировать Государственной Думе издание приказа № 1.
Наконец, ведь совершенно очевидно, что если Дума возглавляла революцию, то ей прежде всего необходима была бы строго дисциплинированная и послушная Армия, а не орда диких, разнузданных людей, не признающих ни властей, ни авторитетов. Разложение и уничтожение боеспособности Армии могло быть на руку тем, для кого сильная скованная Армия представляла внушительную угрозу, то есть Германии, и вот почему я ни одной минуты не сомневаюсь в немецком происхождении приказа № 1.
По крайней мере, начальник одной из дивизий Действующей Армии, номер ее ускользнул из моей памяти, генерал Барков-ский прямо заявил мне, что этот приказ в огромном количестве был доставлен в расположение его войск из германских окопов.
Вечером 1 марта в созданную при Временном Комитете Военную Комиссию, под председательством Члена Думы Энгельгардта, явился неизвестный солдат от лица избранных представителей Петроградского гарнизона, потребовавший выработки приказа, регулирующего на новых основаниях взаимоотношения офицера и солдата, на что Энгельгардт ответил резким отказом, указав на то, что Временный Комитет находит недопустимым издание такого приказа.
Тогда солдат этот заявил полковнику Энгельгардту: “не хотите, так мы и без вас обойдемся”.
В ночь с 1 на 2 марта приказ этот был напечатан в огромном количестве экземпляров распоряжением Совета Рабочих и Солдатских Депутатов, которому абсолютно подчинялись рабочие всех типографий Петрограда, и неизвестным Временному Комитету распоряжением был разослан на фронт.
Когда это дошло до сведения Временного Комитета, а Временного Правительства тогда еще не существовало, Комитетом было сделано постановление о том, что этот приказ считается недействительным и незаконным.
Произошло крупное объяснение с Советом Рабочих и Солдатских Депутатов, и в результате этот последний выпустил в одном из номеров своих “Известий” другой приказ, в котором объявлялось для всеобщего сведения, что приказ № 1 обязателен только для Петроградского гарнизона и войск Петроградского Военного Округа.
Но, конечно, вредное дело было сделано.
Благодаря чрезвычайно активной работе, направленной уже тогда против Временного Комитета Государственной Думы, я не могу с уверенностью утверждать, что распоряжение Временного Комитета, аннулирующее силу и значение приказа № 1, было своевременно напечатано и своевременно получено на фронте.
В книге г-на Клода Анэ “Русская революция”, изданной в Париже в 1918 году, мы находим следующее заявление одного из главных деятелей Совета Рабочих и Солдатских Депутатов г-на Иосифа Гольденберга: приказ № 1 не был ошибкой, это была необходимость. Это не есть редакция Соколова, это есть выражение единогласной воли Совета Рабочих и Солдатских Депутатов. В тот день, когда мы создали революцию, мы поняли, что если мы не разрушим прежнюю Армию, то она в свою очередь раздавит революцию. Нам надо было выбирать между Армией и революцией. Мы не колебались: мы выбрали последнюю и применили, смею сказать, гениальным образом необходимые средства.
Поэтому самым решительным, самым категорическим образом заявляю, что ни Временный Комитет, ни Государственная Дума решительно ни при чем в его издании, а, наоборот, принимались все возможные в то время и зависящие от них меры к аннулированию его значения и даже к уничтожению его и что Гучков никогда такого приказа не подписывал.
Возможно, однако, что приказ этот и появился в некоторых экземплярах с подписью Гучкова, но это было не что иное, как политический шантаж и заведомый подлог.
По всей вероятности, участие Гучкова в издании приказа № 1 смешивают с участием его в до нельзя ошибочном и вовсе ненужном учреждении Военной Комиссии генерала Поливанова, результат работы которой вылился в пресловутой декларации прав солдата. Но опять-таки Гучков повинен только в учреждении вредной комиссии генерала Поливанова, но когда револю-ционное течение взяло в этой комиссии верх и получился прискорбный результат, Гучков отказался подписать декларацию, создался министерский кризис, Гучков вышел в отставку, и декларация была подписана Керенским.
Действующая Армия и Государственная Дума
Тем не менее, Временный Комитет Государственной Думы учел возможные последствия издания этого приказа, и вследствие этого немедленно были сформированы партии из членов Государственной Думы и откомандированы в Действующую Армию на фронт для того, чтобы путем личных бесед с солдатами и офицерами разъяснить смысл и существо происшедших в столице событий, значение совершившегося переворота и те обязанности, которые новая форма правления возлагает на Действующую Армию. Позволю себе предложить одно из моих воззваний к Армии, которое сохранилось у меня в подлиннике и которое ярко подчеркивает мое отношение к офицерам и Армии.
“Братья Офицеры и Солдаты!
Свершилось великое дело. Могучим порывом народа низвержен старый строй. Народившаяся свобода сулит светлое будущее нашей Родине, великой России. В эти радостные дни русский народ шлет свой горячий привет дорогой, доблестной, самоотверженной Армии.
Братья Офицеры и Солдаты!
Враг не дремлет и зорко следит за вами и за нами. Падение старой власти встревожило его, ибо он понимает, что освобожденный народ с большей силой поведет войну к победоносному концу. Но у него осталась одна надежда — коварная надежда. Он надеется на расстройство фронта, на волнение среди вас, он крепко надеется на несогласие между офицерами и солдатами. Братья Офицеры и Солдаты! Напрягите все ваши силы и помогайте друг другу, старайтесь во что бы то ни стало сохранить мир между собой, сохранить порядок и дисциплину. Ибо если, взволнованные вестью о свободе, вы хоть на мгновение расстроите свои ряды, враг может воспользоваться этим и нанесет вам страшный удар. А ведь победа нам так необходима. Необходима теперь больше, чем
прежде, необходима для того, чтобы сберечь эту долгожданную свободу, которая наконец после тяжкой борьбы пришла к нам.
Братья, неужели мы отдадим немцам свободную Россию?
Да не будет этого. С Богом на врага.
Председатель Государственной Думы
М. Родзянко”.
Точного и ясного понимания настроения Действующей Армии и отношения ее к перевороту мы еще составить себе не могли за отсутствием сведений и быстротой развивавшихся событий, но самый факт, что все командующие фронтами, начиная с Великого Князя Николая Николаевича, посоветовали Императору Николаю II отречься от престола, служил достаточным показателем, что к перевороту, совершившемуся в Петрограде, относятся в Армии положительно, а то, что проект текста отречения был составлен в Ставке и послан Императору в Псков, ярко подтверждает эту мысль.
О том, как относилась Государственная Дума, ее Временный Комитет и Председатель, лучше всего можно судить по нижеследующим документам. 27 февраля мною были сказаны следующие слова 9-му запасному кавалерийскому полку в конце речи: “Приглашаю вас, братцы, помнить, что воинские части только тогда сильны, когда они в полном порядке и когда офицеры находятся при своих частях. Православные воины, послушайте моего совета. Я старый человек, я вас обманывать не стану, — слушайте офицеров, они вас дурному не научат и будут распоряжаться в полном согласии с Государственной Думой. Да здравствует Святая Русь!”
На Московском Государственном Совещании в августе 1917 года в обращении моем к Правительству были сказаны г-ну Керенскому такие слова: “Ваша вина — это дезорганизация Армии, которая не сумела противостоять неприятельскому натиску. Причина этой дезорганизации не в войсках. Я видел, как наша Армия без ружей отбивалась от вооруженного неприятеля лопатами и топорами, а теперь эти герои оказываются преисполненными страха. Неужели Правительство не имело силы, а если имело, то почему не употребило ее для того, чтобы остановить преступную агитацию, которая развратила нашего солдата и сделала его небоеспособным?”
В резолюции IV Государственной Думы на том же Москов-ском Совещании в пункте 2-м говорится: “Для достижения указанных целей боеспособность Армии должна быть установлена в кратчайший срок путем полного устранения политики из Армии вплоть до избрания Учредительного Собрания. Необходимо восстановление дисциплинарной власти начальников, ограничение деятельности комитетов исключительно хозяйственными функциями, проведение прав солдата и гражданина, строгое соответствие его гражданских и военных обязанностей, предоставление Верховному Главнокомандующему возможности осуществить во всем объеме права, предоставленные ему законом, необходимые для единого руководства делом Армии”.
Если к этому прибавить, что Армия еще задолго до переворота носила в себе признаки разложения, о чем я говорил раньше, то быстрота, с которою это разложение фактически совершилось, станет понятной.
Революция сразу смела все традиционные устои в Армии, не успев создать новые, и спустила вековое политическое знамя. Солдаты, видя это и не ощущая цели дальнейшей борьбы, просто потянулись домой ввиду начавшихся смут в тылу и, конечно, под влиянием преступной пропаганды. Это самовольное обратное шествие по домам шло преступной и кровавой дорогой.
Все, что было возможно, для пресечения этих явлений Государственной Думой было сделано, но еще раз повторяю, что развитие революционного настроения среди пролетариата приняло такие формы, бороться с которыми уже не представлялось возможным, не имея поддержки в вооруженной силе, которая, выбитая из колеи, отказалась повиноваться Государственной Думе и Временному Правительству. Исторический ход событий остановить было невозможно.
Активная и упорная работа элементов, враждебных Государственной Думе, принесла свои обильные плоды, и значение Государственной Думы, не имеющей уже опоры ни в войсках, ни во Временном Правительстве, было сначала мало-помалу поколеблено и в народных массах, а затем начало бледнеть и терять свое значение.
Народная мысль пошла за теми проповедниками, которые заведомо и неосновательно сулили ей рай земной, прекрасно понимая, однако, что выполнить этого они не могут.
Возбужденные умы и легковерные сердца приняли это обещание на веру и пошли за теми лживыми учителями, которые сулили им недобросовестно то, чего дать не могли. Государственная Дума делать таких обещаний не могла, не поступившись своим достоинством и авторитетом, и на путь дешевых посулов не пошла.
Вот логические причины того обстоятельства, что в период наибольшего развития революционного движения, когда оно достигло зенита — высшей точки своего проявления, — Государственная Дума, как элемент законности и порядка, а не разрушения, должна была уступить место более активным и агрессивным элементам революции.
Я не буду более утомлять внимания читателей развитием и объяснением тех обстоятельств и событий, которые привели наше Отечество к настоящему положению. Из изложенного ясно видно, что иного хода событий ожидать было нельзя. Однако, слава Богу, народный ум начинает просветляться.
Все лжеучителя потеряли, конечно, свой авторитет; идеи коммунизма, идеи якобы правильного распределения всех земных благ поровну между всеми, потерпели полное крушение.
Для всех стало очевидно, что вместо пресловутого лозунга: равенство, братство и свобода — стране преподносится жесточайший деспотизм, основанный на насилии, крови, убийствах и таком произволе, о котором не мечтало никогда и самодержавное Правительство, уступившее ему место.
Выводы
Какие же выводы надлежит сделать из всего сказанного?
Последовательное изложение мною нарастания сначала оппозиционных, а потом революционных настроений приводит к первому бесспорному выводу: невозможно и неправильно приписывать краткосрочной работе одного лица или даже одной группе лиц всю вину за вспыхнувшую революцию и отечественную разруху. Последовательные ошибки в управлении Государством в целом ряде десятилетий — вот причина возникновения революции в России. Правящие классы не отдавали или не хотели отдавать себе отчета в том, что русский народ вырос из детской распашонки и требовал иного одеяния и иного к себе отношения.
Постепенное развитие образования, развитие русской науки и литературы, общение с более передовыми, культурными странами, увеличившееся сознание в необходимости уважения прав каждого гражданина, сознание в несомненном праве населения знать, что его ожидает завтра, и в
праве участия в решении своей судьбы — все эти запросы народной совести встречали постоянный суровый отпор Государственной власти, явно не желавшей уступить своих позиций и привилегий. Упорная борьба на этой неблагодарной для Государственной власти почве вызвала тот исторический ход событий, предотвратить и задержать ответственные последствия которого и оказалось задачей непосильной слишком поздно призванному к деятельности народному представительству. Последнее, как элемент эволюции, но не революции, не могло, конечно, устоять против долго сдерживаемого народного негодования. Недаром великий сердцевед и патриот Бисмарк в своих мемуарах говорит, что всякая революция сильна не столько своими эксцессами и отказом признавать существующую власть, сколько той долей правды, которая вложена в ее идею. И эта глубокая мысль встречает подтверждение и в нашей Русской революции, уже впоследствии развившейся в дикий разгул неудержимой пугачевщины. Ведь происшедший в феврале 1917 года переворот был встречен всей страной спокойно и с одобрением. Наша Армия — цвет населения, сильная и во-оруженная — тоже не возражала против него и, очевидно, была за переворот. Неужели же не ясно, что от Армии зависело положить решительный предел всяким революционным начинаниям, как от силы реальной и непобедимой внутри страны.
Однако этого не последовало, а следовательно, Армия революцию признала и против нее не восстала.
Из этого обстоятельства вытекает и второй вывод. Политика Государственной власти после освободительного движения 1905 года была в корне неправильной.
Лозунг: сначала успокоение, а потом реформы, оказался нежизненным, так как народное волнение и беспокойство имело корнем своим потребность неотложных реформ, которые доказали бы, что курс Государственного корабля решительно изменен, и это обстоятельство, бесспорно, внесло бы и успокоение.
Из моей работы видно, как гибельно и пагубно отозвалось на целости Государства возникшее с первых же пор революционного движения двоевластие, основанное на недоверии, на классовой борьбе, двоевластие, возбуждающее и пробуждающее неизменные, дурные инстинкты. Да будет это обстоятельство нам ярким примером того, как опасны для нашего собственного бытия раздоры там, где должно быть единство и всеобщее понимание.
Не будем забывать, как низко мы пали в сонме народов в силу разложения национальной Государственности, под влиянием содеянных нами ошибок за целый ряд лет и, преимущественно, за время смутного времени последних дней.
Россия в момент развязки мировой войны оказалась совершенно одна, оставленная своими союзниками и предоставленная поэтому самой себе. Мы сами, своими руками разрушили нашу красавицу Мать-Родину. Обуреваемые революционными страстями и вспыхнувшей взаимной ненавистью на почве классовых интересов и низменных побуждений, мы не сумели понять, что только в самой себе, черпая силы в родном народном творчестве, возможно сохранение целости и нерушимости Отечества. Мы сами, увлекаемые ложными теориями, — правда, приведенные в это состояние всей неурядицей прошлых десятилетий, — положили начало разложению Государства и растлили народную душу.
Преступная пропаганда интернационализма — очевидно беспочвенная — сделала, однако, свое дело. Потухли и принижены были национальные идеи, принижено было и уважение к самим себе.
Да, Россия одна, и она только сама в себе должна черпать силу для своего возрождения, и, я скажу, слава Богу. Пусть те страдания, которые выпали на нашу долю, сметут без остатка все лживые понятия об интернационализме, о ненадобности, даже вреде, национальной идеи, о вреде народной гордости и достоинства.
Да, Россия осталась одна в розыгрыше мировой эпопеи, который теперь совершается.
Единая, Великая, Неделимая, Мощная и самостоятельная Россия никому не нужна, кроме нас, русских, и наших единственных братьев славян, с которыми нас связывает общность национальных интересов, хотя, быть может, не всеми славянскими народами вполне уясненная себе и понятая.
Сильная и могучая Россия даже опасна всем, кроме славян-ского мира.
И мы видим теперь, как прежние союзники, в одинаковой степени как и былые и настоящие враги, упорно не желают помочь России избавиться от ига большевизма и стать на твердые ноги. Но пусть убедятся все, что всемирного мира без самостоятельной сильной России быть не может.
И если революция, причинившая нам столько горя и страдания, пролившая потоки крови братской, измучившая всех и каждого, ценою этих страданий приведет нас к убеждению в необходимости спаять себя в одно целое, прочное ядро; если последствием всех кровавых событий террора окажется прочное возрождение всеми
понятой и навсегда усвоенной национальной идеи, уважения самих себя русских людей, и убеждение в наличии огромных и неиссякаемых духовных и материальных богатств нашего родного Отечества войдет в плоть и кровь русского народа, — если произойдет такая эволюция народной мысли и возродится неудержимое стремление нации создать исключительно своими руками из себя действительно мощный, культурный народ, руководимый исключительно велениями русского сердца, русского ума и русских интересов, то я скажу, что революция сделала в народном самосознании огромное завоевание.
Нам не на кого рассчитывать. А между тем есть ли согласие между нами? Всюду партийность и взаимное непонимание. Партийность может окончательно погубить Россию.
Сейчас нам нужно быть ни правыми, ни левыми, ни социали-стами, ни буржуями, ни монархистами, ни республиканцами — нам нужно быть прежде всего русскими людьми, безмерно любящими Отечество свое и верующими в его силы, и, несмотря на все наше временное унижение, мы должны воспрянуть в духе уважения
к себе, к своей национальной идее.
На нас, русских людей, выпало тяжелое испытание обнаружить силу духа не только во внешней борьбе, но и во внутренней — с собственным бессилием и малодушием. Да сумеют русские граждане-патриоты выстоять до конца так же, как выстояли назад тому 300 лет русские люди в ужасную и в то же время славную эпоху смутного времени иноземного нашествия, да найдут русские люди в себе эту доблесть!
Все пережитое нами, несомненно, есть болезнь, болезнь тяжкая, но болезнь к росту, — болезнь, после выздоровления от которой русская государственность должна расцвесть еще более мощной и страшной по силе своей для всех.
К прошлому возврата нет и быть не должно, но Россия должна воскреснуть на основаниях горячего и безграничного чувства патриотизма, чувства любви к своей родной земле, чувства сознания необходимости вновь воссоздать, и в лучшем устройстве, нашу великую Родину, памятуя, что в течение тысячи лет наши предки создавали ее путем горя, страдания и потоков крови, в цепях рабства и угнетения, в тяжких лишениях и бесправии.
И если последствия тяжких, грубых ошибок управления неправомерными взаимоотношениями граждан и иными им подобными причинами нас довели до национального унижения, до оскорбления национальной гордости, то пусть переживаемые нами страдания, горе и позор послужат источником очищения нас от этих пороков.
И пусть из этих страданий мы поймем, что только вокруг иных начал народной жизни может создаться мощное и сильное Государство
.
* Приказ № 1.
1 марта 1917 года.
По гарнизону Петроградского Округа всем солдатам гвардии, армии, артиллерии и флота для немедленного и точного исполнения, а рабочим Петрограда для сведения.
1. Во всех ротах, батальонах, полках, парках, батареях, эскадронах и отдельных службах разного рода военных управлений и на судах военного флота немедленно выбрать комитеты из выборных представителей от нижних чинов вышеуказанных воинских частей.
2. Во всех ротах, батальонах, полках, парках, батареях, эскадронах и отдельных службах разного рода военных управлений и на судах военного флота немедленно выбрать комитеты из выборных представителей от нижних чинов вышеуказанных воинских частей.
3. Во всех своих политических выступлениях воинская часть подчиняется Совету Рабочих и Солдатских Депутатов и своим комитетам.
4. Приказы военной комиссии Государственной Думы следует исполнять только в тех случаях, когда они не противоречат приказам и постановлениям Совета Рабочих и Солдатских Депутатов.
5. Всякого рода оружие, как то винтовки, пулеметы, бронированные автомобили и прочее должны находиться в распоряжении и под контролем районных и батальонных комитетов и ни в коем случае не выдаваться офицерам, даже по их требованиям.
6. В строю и при отправлении служебных обязанностей солдаты должны соблюдать строжайшую воинскую дисциплину, но вне службы и строя, в своей политической, общегражданской и частной жизни, солдаты ни в чем не могут быть умалены в тех правах, коими пользуются все граждане.
7. Равным образом отменяется титулование офицеров: ваше превосходительство, благородие и т.п. и заменяется обращением: господин генерал, господин полковник и т.д.
Грубое обращение с солдатами всяких воинских чинов, и в частности обращение с ними на “ты”, воспрещается, и о всяком нарушении сего, равно как и о всех недоразумениях между офицерами и солдатами, последние обязаны доводить до сведения ротных комитетов.
Настоящий приказ прочесть во всех ротах, батальонах, полках, экипажах, батареях и прочих строевых и нестроевых командах.
Петроградский Совет Рабочих и Солдатских Депутатов.