Виктория Угрюмова
АПОСТОЛ ИСКЛЮЧЕНИЯ
Сорок тысяч жизней Чарльза Форта
Жизнь Берлиоза складывалась так, что к необыкновенным явлениям он не привык.
Михаил Булгаков,
“Мастер и Маргарита”.
Всегда были и всегда, наверное, будут люди, которым уготована не-обыкновенная и странная судьба: они становятся первыми в каком-либо деле, они переворачивают наши представления о мире с ног на голову или, вернее, с головы на ноги, но при всем этом едва ли каждый сотый из их числа дожидается признания современников. Знать, что твоя жизнь не прожита напрасно, что то, чем ты занимался, действительно важно, а не только занимательно и неожиданно, это, пожалуй, больше того, на что может рассчитывать любой человек.
Каждое новое открытие или дело, новая отрасль знания, новый раздел науки по определению не могут привлечь к себе пристального внимания масс, хотя бы по той причине, что массы и не подозревают об их существовании. Они (открытия) попадают на расправу специалистам, и расправа эта бывает подчас очень жестокой. Все мы понемногу, по чуть-чуть, по мере необходимости видеть в аттестате удовлетворительные либо отличные оценки, учили историю. И поэтому помним (во всяком случае, должны помнить) о том, как великий Лавуазье на заседании Французской академии во всеуслышание заявил, что метеориты не могут иметь небесного происхождения, ибо всем просвещенным людям известно, что небо — это не твердый свод, а следовательно, и камням там взяться неоткуда. А Альберт Эйнштейн — человек, в корне изменивший взгляд человечества на время и пространство, человек, которому лучше других было известно, насколько нелепыми могут быть самые научные, самые обоснованные, казалось бы, убеждения, — не поверил Максу Планку и категорически отрицал его квантовую теорию. “Здравый смысл — это предрассудки, которые мы приобретаем до восемнадцати лет”, — сказал создатель теории относительности. Смешно, что у него оказались свои предрассудки, которые он так и не смог преодолеть до конца жизни.
У каждого свой горизонт.
Гораздо чаще, чем прижизненное признание, “сумасшедших” исследователей настигала посмертная слава. И еще чаще — посмертное же существование в качестве неисчерпаемого источника уже чужих работ. Ввиду того, что автор не мог предъявить свои права на текст по причине отсутствия в данной конкретной реальности, предприимчивые эпигоны использовали их работы без ссылок на первоисточники, беззастенчиво проговаривая не свои слова и не свои мысли.
За примером далеко ходить не нужно. Блестящий историк, исследователь и знаток Киева, автор огромного труда, в котором он описал буквально каждый дом, ули- цу либо достопримечательность, Н.Закревский, до сих пор известен только узкому кругу людей. Его заслуги стали признавать совсем недавно, а до сей поры все, кому только было не лень, переписывали из его работ основательные отрывки, не утруждая себя такой мелочью, как упоминание его имени.
Чарльз Форт, о котором мы собираемся вам рассказать, пережил и признание, и непонимание, и неприятие современников; и славу — пусть и небольшую, но прижизненную; и славу посмертную; и глубокое забвение… Странная судьба, удивительная и непохожая на многие.
Он был неординарной личностью и — теперь мы уже имеем право так сказать — неординарным явлением, неким загадочным феноменом, который положил начало серьезному изучению аномальных явлений.
Родился Чарльз Гой Форт 9 августа 1874 года в Олбани, штат Нью-Йорк, в семье бакалейщика. Он был почти шести футов, что для того времени являлось редкостью, тяжеловатым, светловолосым и носил усы, торчавшие немного меньше, чем у Ницше. И как говорила его добрая приятельница и горячая поклонница Тиффани Тэйр: “Мне часто приходило в голову, что его телосложение требовало кожи и пряжек, что столешница должна быть голой и бурой, омытой потеками вина от кружек отъявленных пьяниц и до лоска отполированной тяжелыми рукоятями мечей. Свет должен падать от факелов, и — под стать нашим словам — к нам должны были заглянуть Фауст и Вийон по пути к месту казни или на совещание с дьяволом”.
До конца своих дней Чарльз Форт вел жизнь странную и прекрасную одновременно.
В детстве он хотел стать натуралистом и потому ненасытно читал, посвящая этому занятию львиную долю времени; стрелял птиц, делая из них чучела — и мастерски, надо признать; а также ловил бабочек, насаживал их на булавки и приклеивал этикетки, потому что на булавках и с этикетками он видел их в музеях. В этих не детских забавах не было уже детской наивной жестокости, а лишь неуемная страсть исследователя, не определившего окончательно свое призвание.
Кстати, умение засушивать бабочек и набивать чучела птиц довольно долго давало Чарльзу Форту небольшой доход, который в сочетании с мизерными репортерскими гонорарами, которые платили в нью-йорк-ских газетах, позволял ему кое-как существовать и даже заниматься его любимыми коллекциями птичьих яиц, минералов и насекомых.
Спустя какое-то время им овладела жажда написать книгу.
То, что волновало Чарльза Форта, то, что рвалось наружу, было еще смутным, неясным и непонятным даже ему самому. Этим вещам не было найдено имени, оттого они как бы и не существовали. Впрочем, чаще всего именно так и бывает.
Он написал три с половиной миллиона слов. Это был роман, по словам самого Форта, похожий на отпрыска кенгуру — такой же нежизнеспособный, жалкий, недостаточный. Впоследствии, когда чикагская газета “Дейли Ньюс” опубликовала интервью с Чарльзом Фортом на своей книжной странице, он признавался: “Я думал, что если я не буду писать романы.., то у меня не будет никаких побудительных мотивов для продолжения жизни. Юристы и натуралисты, портовые грузчики и сенаторы Соединенных Штатов — что за ужасная участь! Но я не написал того, что замышлял. Мне пришлось начинать заново и стать ультранаучным реалистом”.
В прекрасной книге Ала Цукермана “Как написать бестселлер”, недавно переведенной и изданной в России издательством “Армада”, есть строки, которые могут служить своеобразным целеуказателем не только писателям, но всем, кто пытается создать что-либо свое, какой бы области человеческой деятельности это ни касалось. “Энергия, сила воли и выдержка — такие качества.., которым трудно обучить. Каждый, кто думает, что написать роман легко, просто обманывает себя. Упорство и настойчивость необходимы для того, чтобы покорить не одну высочайшую горную вершину, за первой вершиной вырастает следующая, а за ней — целая гряда. Автор, который не способен перечеркнуть пятьсот—восемьсот исписанных страниц и начать все заново.., никогда не сможет добиться высокого уровня”.
Те книги, которые были написаны Фортом, безусловно, вызывают уважение и восхищение. Но еще большее уважение и восхищение вызывает у меня эта его способность — перечеркнуть все и начать заново, с чистого листа, не ропща при этом на судьбу, не сдаваясь, не отступая, а шаг за шагом следуя к намеченной цели.
Три с половиной миллиона слов — это бесконечно много. Для многих и многих перечеркнуть такое количество слов и признать, что это не то, чего им хотелось, — невозможно, ибо равносильно тому, чтобы перечеркнуть собственную жизнь. Чарльз Форт с легкостью отказался от предыдущей жизни и начал новую, которая и принесла ему в конце концов бессмертие.
Полностью читайте в журнале.