РАРИТЕТ
“Ариэль”. Так назвал Валерий Перелешин своего многолетнего друга по переписке, московского поэта и переводчика Евгения Витковского. Наверное, он сам так мог назвать и себя. Как невероятная комета, пролетел Валерий Францевич сквозь несколько культур и континентов и закончил свой жизненный путь в Бразилии, многократно читая о себе, как о “лучшем русском поэте Южного полушария”.
Образованность его была уникальной. Уже в старости, почти ничего не видя, Перелешин продолжал переводить китайских поэтов на русский, а русских на португальский. Как за Михаилом Кузминым, за ним ходила скандальная слава поэта, слишком много внимания уделявшего теме любви между мужчинами.
Валерий Францевич Салатко-Петрище (псевдоним “Перелешин” он взял потом) родился в Иркутске в 1913 году, происходил из старинного польско-белорусского рода. Печататься начал в газетах Харбина, там же посещал литературное объединение “Чураевка”. Один из немногих среди русских, он выучил китай-ский язык, обучался на юридическом факультете китайскому гражданскому праву, но защитить диссертацию не смог, так как японские власти закрыли факультет. Его стихи были напечатаны в антологии поэзии русской эмиграции (“Якорь”, Берлин, 1936), что для русского поэта не из Европы было большой честью. А первый сборник стихов “В пути” увидел свет в Харбине в 1937 году. На втором сборнике “Добрый улей” (Харбин, 1939) стоит также имя “Монах Герман” — Перелешин в 1938 году принял постриг. Потом он преподавал в русской духовной миссии в Пекине, но вскоре уехал в Шанхай, где сблизился с русскими поэтами. Поступив переводчиком в отделение ТАССа, Перелешин вскоре отказался от монашества и даже получил советский паспорт. В 1950 году он решил переехать на жительство в США, но оттуда его выслали за попытку “создания китайской коммунистической партии”. Впоследствии запрет на въезд в США снял лично Генри Киссинджер. В 1952 году Перелешин окончательно поселился в Бразилии.
В совершенно новом мире, без всякой русской языковой среды, этот удивительный человек кем только не работал — и преподавателем, и продавцом в ювелирной лавке… С 1967 года его стихи вновь начинают появляться на страницах эмигрантских газет и журналов русского зарубежья.
Это был своего рода культурный шок. Перелешин вернул в русскую литературу мастерство сонета. Его сравнивали с Вячеславом Ивановым, зача-стую отдавая предпочтение Перелешину. Снова стали выходить книги стихов. Всего их вышло тринадцать.
Изумляя своей работоспособностью, Перелешин много сил отдавал поэтическим переводам — мало кто переводил стихи с португальского и китайского языков.
Некоторую оторопь в кругах эмиграции вызвали воспоминания Перелешина “Два полустанка”, частично опубликованные у нас. Но Валерий Францевич пошел еще дальше и, вслед за этим, поместил в канадском русском журнале “Современник” часть своей огромной “Поэмы без предмета”, где его мемуары были поданы онегинской строфой.
Этот глубоко русский мастер поэзии стал во многом гражданином мира — в самом высоком смысле этих слов.
Несколько раз приходили известия о его смерти, затем они опровергались.
Ушел из жизни Валерий Францевич Перелешин 7 ноября 1992 года.
Тексты публикуются по сборникам “Звезда над морем” (Харбин, 1941), “Жертва” (Харбин, 1944), “Заповедник” (Франкфурт-на-Майне, 1972).
Виктор ЛЕОНИДОВ,
зав.архивом-библиотекой Российского Фонда культуры.
ОПРОКИНУТЫЙ ВЕК…
ВАЛЕРИЙ ПЕРЕЛЕШИН
НОСТАЛЬГИЯ
На скудные доли я сердце мое не дроблю,
Россия, Россия, отчизна моя золотая:
Все страны вселенной я сердцем широким люблю,
Но только, Россия, одну тебя больше Китая.
У мачехи ласковой — в желтой я вырос стране,
И желтые кроткие люди мне братьями стали;
Здесь неповторимые сказки мерещились мне
И летние звезды в ночи для меня расцветали.
Лишь осенью поздней, в начальные дни октября,
Как северный ветер заплачет — родной и щемящий, —
Когда на закате костром полыхает заря,
На север смотрю я — все дольше и чаще, и чаще.
Оттуда — из этой родной и забытой земли —
Забытой, как сон, но во веки веков незабвенной —
Ни звука, ни слова — и осенью лишь журавли
На медленных крыльях приносят привет драгоценный.
И вдруг опадают, как сложенные веера,
Улыбки и сосны, и арки… Россия, Россия!
В прохладные эти, задумчивые вечера
Печальной звездою восходит моя ностальгия.
1943
РОК
Все рассчитано, взвешено, сжато;
Неусыпно тебя берегут
Календарные верные даты,
Расписанья часов и минут.
Пароходиком, втиснутым в шлюзы,
Ты вдоль жизни судьбою несом,
Но под голос то ветра, то музы
Ты тоскуешь совсем об ином.
Ах, ты жаждешь концы перепутать,
Обмануть календарную власть,
Отступить, ошибиться в минутах,
Опоздать, оступиться, упасть,
Чтоб тотчас же совсем по-иному
Закружил в опрокинутый век
На планете досель незнакомой,
Незнакомый себе человек.
Нет, забудь об отрывах и скатах!
Ведь уж издавна так повелось:
У таких безупречных вожатых
Не летят поезда под откос.
Грохотал ли ты, выл ли под голос
Обезумевших вьюг или муз,
Изнывала ль душа иль боролась —
Все равно, запирается шлюз.
И от этого званья ты плачешь,
Что мы движемся, как поезда,
Что ни с кем не бывало иначе
И не будет ни с кем никогда.
Что ты будешь шагать, как бывало,
В ту страну, где поглотят твой век
Многолюдные белые залы
Академий и библиотек,
Где холодные мертвые славы,
Расселившись в просторных углах,
Добродетельно и величаво
В металлических стынут венках.
Ах, от мысли, что все неуклонно
— мы как пленники, мир как тюрьма, —
Короли оставляли короны
И Кассандра сходила с ума!
1935
ЛЕТО
Земля безветренной жарой
Весеннюю простуду лечит,
И солнце, в ступе золотой
Стремящееся ей навстречу,
Висит над самой головой,
Над выжженными облаками,
И тает твердь за их крылами,
Лазурный плавится базальт…
Внизу под теми же лучами
Дымится стоптанный асфальт,
Внизу по площади соборной
Ты — с кожей темной на плечах
И на руках почти что черной, —
Под зонтиком огнеупорным
В пунцово-выцветших цветах
Проходишь зорко и задорно,
И нежится в твоих глазах
Июльский зной изнеможденный
И так колышется, плененный
В безостановочных шелках,
И каждое твое движенье
И каждый мимолетный жест
Так помнят о грехопаденьи,
Что даже голуби в смущеньи
Взлетают на соборный крест.
1934
Полную подборку стихов читайте в журнале.
|