“Новая Юность” уже обращалась к творчеству Михаила Шапиро, нашего соотечественника, давно живущего в США. Как и роман “Какао-Кока” (“НЮ” № 6 (21), 1996 г.), роман “Запах солнца”, журнальный вариант которого мы предлагаем вниманию читателей, относится к авантюрно-приключенческому жанру и заметно выделяется среди иных произведений этого ряда тем, что основан на действительных автобиографических событиях. В публикации использованы рисунки автора.
ЗАПАХ СОЛНЦА
МИХАИЛ ШАПИРО
САФАРИ
На автобусной станции в Найроби увидел белую ворону. Ну, не совсем белую, а наполовину: грудь и спина — белые, голова и крылья — черные. В этой Африке все наоборот, опровергаются многие установившиеся понятия и представления.
Автобус в Танзанию оказался хорошим: с кондиционером, высоко поднятым над уровнем дороги пассажирским салоном и большими панорамными окнами. Мое место было у окна, и уже минут через двадцать после отправления, едва миновали пригороды, я увидел нескольких жирафов, спокойно пасущихся недалеко от дороги — они не удостоили автобус даже поворотом головы. Потом появились отдельные зебры, антилопы и страусы, и так — до самой границы. Часа через два пути через акациевую саванну водитель дал нам возможность размять ноги.
Было не жарко, несмотря на то, что солнце стояло в самом зените, и мы находились всего в каких-то ста пятидесяти километрах южнее экватора — горное плато возвышалось над уровнем моря более чем на километр.
Я пил кока-колу и рассматривал пассажиров автобуса, которые собрались в придорожном кафе. Среди них было несколько таких же, как я, туристов, хиппи и интеллигентная черная публика — автобус был относительно дорогим, по местным понятиям (по сравнению с грэйхаундовскими ценами это был почти дармовой транспорт). Публика победнее ехала по этому маршруту другим автобусом, который делал много остановок и продавал билеты не по числу сидячих мест, а неограниченно: сколько влезет — столько поедет. Несколько раз мой взор возвращался к негритянке среднего роста, одетой с исключительным вкусом. Я бы сказал — с европейским вкусом, так как американские дамы предпочитали мешкообразные майки навыпуск, напоминавшие мужское нижнее белье, и обтягивающие трикотажные брюки, которыми когда-то пользовались только гимнасты. На ней была свободная, широко расклешенная юбка, которая почти касалась земли, простенькая кофточка из того же материала, что и юбка, и аккуратные узкие туфли на низком каблуке. Она внесла местный колорит в свою одежду: поверх кофточки она набросила через одно плечо яркий африканский платок. У нее были правильные, если не сказать — красивые, черты лица, большие глаза и коротко подстриженные волосы, которые придавали ей задорный молодой вид, хотя на ее висках появились курчавые сединки. Она напоминала мне известную черную американскую модель, только выглядела умнее.
Водитель не дал нам больше времени, чем это было необходимо, чтобы выпить чего-нибудь прохладительного и выкурить сигарету, и засигналил, собирая пассажиров. Совершенно случайно элегантная негритянка оказалась у дверей автобуса рядом со мной, и мы взялись за ручки одновременно.
— После вас, мадам, — сказал я, отступая в сторону.
— Благодарю вас, сэр, — ответила она и посмотрела мне прямо в глаза.
Горное плато шло с подъемом в сторону Танзании, и на нем появились отдельные горы правильной конусообразной формы, как сахарные головы; они не соединялись в цепи и были неравномерно разбросаны по высокогорной равнине. Чем ближе к Танзании, тем зеленее становилась равнина, а на пограничном пункте стали видны первые короткие горные цепи.
Паспорта проверяли два эмиграционных чиновника: к одному выстроилась очередь африканских подданных, к другому — иностранцы. Я был немного удивлен, когда увидел позади себя красивую негритянку.
— Вы из Англии? — спросил я.
— Нет, я греческая подданная, — ответила она и улыбнулась. — Не ожидали?
— Конечно, нет. Хотя нынче греки повсюду, у нас один из них даже президентом хочет стать.
— Не дай Бог. У меня муж грек, и я знаю, что говорю.
Подошла моя очередь, я получил визу — штамп в паспорте — в обмен на десять долларов и ожидал свою спутницу в стороне, чтобы продолжить прерванный разговор. Она отыскала меня глазами и произнесла, улыбаясь:
— Вы — на сафари, конечно.
— Да. Хочу увидеть Серенгети и миграцию.
— Вы выбрали для этого не самое лучшее время, миграция только начинается.
— Может, повезет.
— Знаете что, я сейчас попрошу моего соседа поменяться с вами местами, и мы продолжим разговор.
— Это было бы отлично.
Мы скоро въехали в городок Моши, и она указала мне на огромную гору, вершина которой была скрыта облаками:
— Килиманджаро.
— Жаль, что снежной кромки не видно.
— Килиманджаро хорошо виден только в декабре-январе. Может так случиться, что и вовсе не увидите в это время года. Как долго вы пробудете в Аруши?
— Где-то около недели.
— А потом?
— Дар-эс-Салам, Занзибар и — домой.
— Хотите, я вам дам несколько полезных советов?
— Конечно! Вы здесь живете?
— Я родилась здесь. Вы богаты?
— О, нет.
— Вот и хорошо. Не берите сафари с гостиницами. Приятно, конечно, принять душ и смотреть на слонов прямо из окон своего номера. Но если вы хотите настоящее сафари, если хотите почувствовать Африку, возьмите кемп-сафари. Вы будете спать в палатке на теплой африканской земле, ночью бабуины будут бегать по вашему лагерю, а может, и лев забредет. Будете есть у костра и слушать звуки саванны. Вы ведь за этим приехали в Африку, а не за удобной постелью?
— Конечно. Я мечтал об этом с детства.
Ближе к Аруши начались кофейные и банановые плантации и дорога значительно ухудшилась — огромный автобус стонал на выбоинах и угрожающе кренился.
— Я думаю, что пришло время представиться. Меня зовут Майкл и я живу в Штатах, во Флориде.
— Полина. Я из Афин. Моя сестра работает в Нью-Йорке, в ООН. Я была у нее в этом году.
Я постеснялся спросить, как звучит ее имя на суахили; Полина — это, безусловно, европеизированная модификация.
— Вы зарезервировали место в отеле?
— Нет, устроюсь как-нибудь.
— Я могу показать вам приличную и недорогую гостиницу, если хотите.
Автобус закончил свой пятичасовой бег возле роскошного отеля на краю города. Одиночный номер стоил пятьдесят три доллара.
— Это для богатых дураков, — сказала Полина. — Далеко от центра города. Вы отсюда Африки не увидите. Меня должны встречать, я подброшу вас к отелю “Сафари”.
Высокий пожилой негр поклонился Полине, взял из ее рук сумку и провел нас к машине. Мне неудобно было спросить ее, кто этот человек, но она, как бы читая мои мысли, сказала:
— Это мой служащий. У меня здесь бизнес, импортно-экспортная контора.
Она высадила меня возле отеля, и я сказал, что хотел бы пригласить ее на ужин, но Полина отказалась:
— Мы еще успеем сделать это. Сегодня у меня много дел, и я буду занята допоздна. Когда вернетесь с сафари — встретимся. Оставьте записку у портье. О’кей? — Она протянула мне худощавую холодную руку — пожатие было крепким, почти как у мужчины.
— Спасибо вам.
— Счастливого сафари!
Машина фыркнула и скрылась за углом, идя, как мне казалось, на верную аварию; здесь, как и в Кении, было левостороннее движение, и я не мог к этому привыкнуть. Я быстро нашел сафари на пять дней: озеро Маньяра — долина Серенгети — кратер Нгоронгоро. “Ленд Ровер” с водителем-гидом и поваром, палатки, спальные мешки, трехразовое питание и билеты в заповедники — все вместе стоило двести долларов. Меня предупредили, что в партии будут еще три человека и обещали заехать завтра рано утром прямо в отель. Я походил немного по центру города около башни с часами, удивился бессмысленности административного здания, построенного по проекту итальянского архитектора в маленьком провинциальном городе, расположенном в саванне, и узнал, что Аруши — это точно середина расстояния между Каиром и Кейптауном. Я находился в самом сердце Африки.
Когда я стоял под душем, услышал, как где-то стучали тамтамы, и ритмы накладывались друг на друга в экзотическом стаккато, но я устал за день и поборол любопытство, не пошел смотреть. Когда я уже засыпал, вспомнил эту удивительную негритянку с точеными руками, бойкой мальчишеской стрижкой и исключительно правильными чертами лица, которое даже полные губы не портили. Африка…
Моими спутниками оказались две молодые новозеландки и соотечественник Джоэл, который, к тому же, был из моего штата — он жил в Таллагасси. Девицы все время хихикали и уделяли повышенное внимание Джоэлу, мне казалось, что этот парень интересовал их не меньше, чем предстоящее сафари. “Ленд Ровер” — машина вроде джипа; две ведущие оси, открывающаяся крыша, запасные канистры с бензином, на бортах привязаны лопаты и траки — куски стальных дорожек, как танковые гусеницы. Кухонная утварь, низкие стульчики на трех ножках, палатки, металлические штыри и ролики пенопластовых матрацев были навьючены на задней части машины и распиханы под сиденьями.
Когда выезжали из Аруши, моросил мелкий дождик — город расположен высоко над уровнем моря и оказался в тумане. Мы направились на север по хорошему шоссе и, когда спускались по пологому склону, вышли из окутывающего город облака — его нижний край был четко виден. Вокруг простиралась “акациевая саванна” — бескрайняя равнина, покрытая низкими кустарниками и островками деревьев. Акации широко раскидывали свои кроны-зонтики. Мы двигались довольно резво и к полудню остановились на ланч, оставив позади километров полтораста. Повар, длинный и неуклюжий негр, вскипятил на угольной жаровне кофе и чай, зажарил омлет и сполоснул водой фрукты и овощи. Мы ели за столиком под круглым тростниковым навесом, а в отдалении деликатно ожидали продавцы сувениров, их хижины-мастерские были расположены вокруг. Очевидно, эта остановка была задумана нашим экипажем и ремесленниками к обоюдной выгоде: туземцы оборудовали тростниковый навес, стол со скамейками и даже отхожее место, а гид поставлял потенциальных покупателей фигурок людей и животных, вырезанных из дерева эбони — черная, как смоль, и твердая, как камень, сердцевина и более светлые и мягкие наружные слои. Меня удивила вежливость местных людей: ни один из них не нарушил нашего завтрака, они терпеливо ждали окончания трапезы, чтобы предложить свои творения. В Аруши уличные продавцы очень назойливы и липучи; городская цивилизация портит нравы.
Я видел, как повар, готовя еду, вытирал руки о свои засаленные брюки, поэтому принял профилактически маленькую лепешку фосфат-кодеина — отличного средства, мгновенно останавливающего расстройство желудка (у меня был горький опыт по этой части на сафари в Кении). Потом я вспомнил, что прошла неделя со дня последнего приема противомалярийной таблетки, и проглотил одну. Мне не хотелось делать этого, так как после таблеток ощущался жар, легкое головокружение и головная боль, но это было необходимо, чтобы благополучно закончить путешествие по Африке.
Мы тронулись в путь и не успели отъехать десятка километров, как водитель-гид остановил машину:
— Баобаб, — сказал он и показал рукой.
Толстое дерево с причудливо изогнутыми под невероятными углами ветвями величественно возвышалось среди акаций. Его ветки как бы не знали, куда им расти, и меняли свое направление, образуя не-ожиданные причудливые изгибы. Новозеландки почему-то захихикали, я так и не понял, что вызвало их смех, наверное, виной всему был Джоэл: им надо было привлечь его внимание, которое он сосредоточил на путеводителе, старательно перелистывая страницы. Потом баобабы пошли чаще, и гид больше не останавливался около них.
Солнце сильно припекало, когда часа через два мы достигли озера Маньяра, где расположен национальный парк. Пока водитель оформлял пропуск в офисе, на капот и крышу машины вскочили мелкие обезьянки и стали протягивать лапки внутрь кабины. Наш повар схватил палку и стал отгонять их, но достиг немногого: обезьяны атаковали соседнюю машину, где сидели маленькая девочка с матерью — глава семьи был в офисе парка. Одна из обезьянок вырвала что-то из рук девочки, которая громко заплакала от испуга. У этих грабителей была серая с голубоватым отливом шкура, а у самцов — ярко-голубые половые железы. Мы медленно поехали по дороге, образующей замкнутый круг вокруг большого озера. Сначала берег был луговой, но вскоре сменился скалами, покрытыми густым тропическим лесом. Гид выключил мотор, машина прокатилась по инерции и остановилась.
— Замолчите, — прошипел он, адресуясь к дурносмешкам.
Мы увидели сначала великолепного самца куду размером с корову, с длинными завитыми в спираль рогами, а затем — самку, безрогую и меньшего размера. Они настороженно посмотрели на нас, поставив торчком большие уши, и неспеша, степенно скрылись в лесу.
Гид завел машину и раздраженно сказал:
— Если вы хотите хорошее сафари, надо вести себя тихо! И снимайте, пожалуйста, обувь, когда становитесь на сиденья. Куду осталось совсем мало, их убивают из-за рогов, — он сделал паузу, словно вспоминая что-то, и добавил, — и из-за мяса тоже.
На сиденья мы становились, когда хотели лучше видеть и делать снимки. Мы разъехались со встречной машиной, оба “Ленд Ровера” притормозили, и водители обменялись информацией; такая практика имела место на всем протяжении сафари.
— Что он сказал? — спросил Джоэл.
— Он объяснил, где найти прайд львов. Мы сейчас поедем туда.
Гид вел машину очень тихо, так, чтобы только машина не остановилась. Место назначения мы увидели издалека: несколько машин с заглушенными моторами сбились в стайку под огромным ветвистым деревом. Наш “Ровер” подкатил с выключенным двигателем и присо-единился к группе. Мы сняли обувь и стали на сиденья, высунувшись из люка на крыше по пояс. На ветвях дерева развалились в ленивых позах с десяток львов. Львы на дереве?! Никогда не подозревал, что такое бывает. Они помахивали хвостами, зевали, медленно поворачивали головы, некоторые — спали. Тишина прерывалась только щелканьем фотоаппаратов и жужжанием механизмов перемотки.
Потом мы увидели очень близко небольшие стада зебр, жирафов и разных антилоп. Вечером разбили лагерь рядом с парком. Повар приготовил обед из двух блюд и на третье дал переспелую, очень сладкую папайю и апельсины. Я имел неосторожность похвалить действительно вкусный суп. Когда вечером я сидел у костра и прислушивался к голосам зверей, повар спросил меня, где я живу.
— Один? — удивился он. — Босс, возьми меня в Америку, я буду готовить тебе вкусную еду.
— У тебя есть семья? — спросил я, обдумывая, как помягче отказать.
— Жена и сын. Но ты заплатишь только за мой билет, их я привезу на свои деньги.
— А где вы будете жить? Мой дом небольшой.
— Ты не беспокойся, я построю свой дом у тебя во дворе.
Я обещал ему обдумать предложение.
Какие иронические шутки иногда выкидывает история! Это через Танганьику шли к берегу океана колонны рабов, которых местные царьки обменивали на бусы или ром у работорговцев; если не хватало военнопленных, царек продавал своих подданных. И вот теперь, два века спустя, потомки этих вождей гнут спину на плантациях сизаля или собирают кофе, а потомки тех, кого они продали в рабство, разъезжают по Нью-Йорку в лимузинах, преподают в колледжах или даже заседают в Конгрессе! Недаром говорят, что все что ни делается — к лучшему.
Я смотрел на усыпанное яркими звездами небо, вдыхал терпкие ароматы тропического леса и чувствовал себя у истоков человеческого общества. Все примитивно и первозданно, если забыть об отдыхающем “Ленд Ровере” и звуках музыки из транзистора в палатке новозеландок. К костру приблизилась странная фигура: высокий человек, укрытый красным покрывалом, с непропорционально длинными ногами. Он уселся у костра, поздоровался и стал ковырять палкой угли.
— Кто такой? — спросил я у повара.
— Масаи. Он будет ночью поддерживать огонь и отгонять зверей.
Я присмотрелся к масаи. Его голова была выбрита наголо, а мочки ушей продырявлены в нескольких местах и растянуты так, что почти касались плеч. Одну из растянутых мочек он разрезал на длинные лапшинки и завязал их симпатичным узлом; очевидно, это был верх франтовства. У масаи в руках была дубинка из твердого дерева и короткое копье — он дал их мне рассмотреть.
Я забрался в спальный мешок, застегнул изнутри полог палатки и заснул сном праведника, как только моя голова коснулась импровизированной подушки — моей сумки, покрытой чистой рубашкой.
Мы часто встречали жирафов, большие стада зебр, гну и увидели группу кабанов-бородавочников: самца с большими, выступающими наружу, закрученными клыками, трусящего во главе семейства; самку с более короткими клыками и четырех поросят — все животные бежали, задрав хвосты с кисточками на концах вертикально вверх.
Наш гид был все чем-то недоволен: он то и дело останавливал машину и осматривал буш в бинокль. Наконец, он обнаружил то, что искал:
— Миграция! — воскликнул он, указывая вдаль, где маячили несколько жирафов. Он погнал машину, не обращая внимания на неровности. “Ровер” кидало из стороны в сторону. Он страшно трещал, но упорно бежал вперед — это была очень крепкая машина.
— Миграция! — снова крикнул гид, указывая на клубы пыли.
Машина остановилась на едва обозначенной колее, по обе стороны которой росли высокие акации и кусты.
Описать миграцию словами, передать чувства, охватившие всех, включая гида, наблюдавшего эту картину, наверное, сотни раз, и кончая хихикающими девицами, почти невозможно. Это надо увидеть. Дорогу пересекала бесконечная цепочка животных. Антилопы гну шли плотным косяком в несколько рядов, почти касаясь друг друга; у них был странный вид: мощный, развитый, покрытый густой длинной шерстью пояс передних конечностей и поджарая с подтянутым животом задняя часть. Крупная голова с горбинкой на носу несла сильно изогнутые рога; длинная борода, грива и хвост с метелкой на конце отличали этих животных — их не спутаешь ни с кем. Их было несколько тысяч (гид сказал, семь-восемь тысяч).
Зебры мигрировали вместе с гну, но шли кильватерной колонной. Мы увидели голову колонны, но хвост ее, судя по пылевому облаку, пропадал за горизонтом. Был слышен глухой топот копыт, ржание и мычание, возникали короткие потасовки между самцами гну; зебры подбрасывали зад и лягали друг друга, кусали за гриву. Они шли и шли, то растягиваясь, то нагоняя передних легкой рысцой, пощипывали на ходу траву, даже пытались заниматься любовью. Вокруг нас появилось множество оводов и кусачих мух, запахло навозом и кислым молоком — в стаде было много телят. Отдельные животные выходили из косяка, приближались к машине и удивленно глазели, мотая головами. Отдельной группой прошли слоны, их было пятьдесят-шестьдесят голов, и они двигались медленно, уверенно и время от времени трубили, подгоняя отстающую молодежь. Хищников не было видно, за исключением шакалов, трусивших рысцой параллельно мигрирующей колонне, но на почтительном расстоянии от нее.
— Це-це, — сказал гид, прихлопнул насмерть муху у себя на руке и показал ее нам: у нее на теле были желтые пятнышки и полоски и она складывала крылья на спине одно на другое.
Гид посоветовал нам сгонять этих мух, так как они разносят сонную болезнь. Поскольку клиентами нашего гида перебывали представители почти всех европейских наций, он изволил выразиться по-английски так:
— Это будет хорошо для вашего гезундхайта1.
Мы стояли часа полтора, а колонна все шла и шла. Девицы забеспокоились насчет обеда, особенно низенькая, Стефани. У этой худенькой невысокой девицы был волчий аппетит. Наши порции не были ограничены, повар всегда готовил с запасом, чтобы не только насытить нас, но и накормить ночного сторожа-масаи. Стефани моментально съедала первую порцию, накладывала себе вторую, а ее голодные глаза тревожно рыскали по сторонам: не пропустила ли она что-нибудь съестное. Но самое удивительное было в том, что неизвестно, куда это все уходило — она была тощей. Она съедала как минимум в два раза больше меня, а когда мы делали остановки в деревнях, первая летела в магазин, чтобы перехватить что-нибудь съестное и бутылку-другую коки; в ее сумке всегда были печенье и конфетки. Не в коня корм, как говорили в России.
Стало быстро темнеть. И мы поняли, что конца шествия нам не дождаться. Мы сделали множество снимков.
— Они идут из Кении, — сказал гид. — Граница километрах в пяти отсюда.
Не успели мы тронуться и отъехать от колонны несколько сотен метров, как гид снова остановил машину: перед нами стояла зебра. Она пыталась уступить нам дорогу и заковыляла к ближайшим кустам, сильно припадая на переднюю ногу.
— Сломала ногу, — констатировал гид, — до утра не доживет.
Вот, оказывается, зачем шакалы сопровождали колонну.
Уже возле самого лагеря мы увидели одну из самых красивых и грациозных африканских антилоп: бушбек гордо стоял под деревом и смотрел на машину. У него вдоль всей спины шел хохолок густой недлинной шерсти, от которого сбегали по бокам тонкие белые полоски, резко контрастирующие с основным красновато-коричневым тоном шерсти на боках.
Рядом пробежала большая стая мангустов, их было не меньше двадцати пяти-тридцати особей. Они двигались довольно резво, внезапно останавливались, поднимались на задние лапки и осматривались. Мы видели мангустов и до этого, когда они высовывали головы из оккупированных ими термитных строений, но никогда сразу в таком количестве.
В лагере мы съели ланч вместе с обедом и с наслаждением вытянули ноги. Впечатления были яркими, такими подавляющими, что говорить не хотелось. Я отошел немного от лагеря и глядел на всходившую луну. Внезапно послышался какой-то хруст и жвачные звуки в соседних кустах. Кто был там?
Когда я влез на четвереньках в палатку, Джоэл уже сладко спал. Я последовал его примеру.