КНИГА СУДЕБ
ФИРСАНОВ
Николай Варенцов
От публикаторов.
От оживленной и шумной, известной своими домами-дворцами и их именитыми владельцами Старой Басманной улицы в Москве, недалеко от Разгуляя, отходит в сторону Немецкой слободы патриархально тихий Токмаков переулок, который, чуть изгибаясь, открывает взору стройную вертикаль колокольни казаковской церкви Вознесения на Гороховом поле. В XIX в. в этом районе селились купцы средней руки: Струковы, Юдины, Ступины, Каширины. Среди типичной одно-двухэтажной жилой застройки выделялся лишь один ампирный особняк начала XIX века, стоявший (и доныне, к сча-стью, сохранившийся) на углу Токмакова и Денисовского переулков. Сквозь нежную зелень теперь уже двухсотлетних лиственниц просматривается одноэтажное каменное здание с крестообразным мезонином и главным фасадом, украшенным стройным четырехколонным портиком. Предание называет среди владельцев этой усадьбы и писателя Д.И.Фонвизина, и декабриста М.А.Фонвизина, однако документально устанавливается, что участок с домом (после пожара 1812 года частично восстановленным и достроенным) и многочисленными хозяйственными постройками последовательно принадлежал поэту Н.Е.Струйскому, дворянам Белавиным и купцам Четвериковым.
Последним владельцем усадьбы был потомственный почетный гражданин, купец и промышленник Николай Александрович Варенцов (1862-1947).
Перед 1917 годом имя этого человека было широко известно в деловых кругах Москвы и России: владелец нажитого честным трудом одиннадцатимиллионного состояния; директор двух солидных фирм, торгующих хлопком, шерстью и каракулем по всей стране; председатель правления крупной текстильной мануфактуры; общественный деятель. Последующие революционные события, разрушив сложившийся порядок вещей, особенно жестоко прошлись по дворянству и купечеству. В настоящее время сложилась парадоксальная ситуация: мы гораздо больше осведомлены об эмигрантах, чем о тех, кто не смог или не захотел уехать, их следы теряются уже в первые послереволюционные годы; гражданская война, голод, болезни, аресты, ссылки и казни. Чтобы выжить — если посчастливится, просто выжить в нищете и в чужом углу, надо было, чтобы тебя забыли, забыли твое происхождение, род занятий, друзей и близких. Потому мы так мало знаем об оставшихся на родине “представителях буржуазных классов”, практически не имеем точных сведений о том, как они жили и, более того, когда они умерли. Эти данные теперь собираются по крупицам.
Варенцов прожил еще ровно три десятилетия после 1917 года. В 30-е годы он начал писать свои воспоминания; достаточно прочесть начальные главы, впервые опубликованные в журнале “Наше наследие” (1997, № 43-44), чтобы убедиться, что перед нами памятник необычайной стойкости духа, мужества и честности, при этом объективность изложения соединяется с чрезвычайной информативностью и фактографичностью.
Время интенсивного промышленного развития России в конце XIX — начале XX веков до сих пор не нашло достаточного отражения в мемуарной литературе: главные участники этих событий — купцы, промышленники, банкиры — не вели дневников, а после 1917-го, оказавшись не у дел, далеко не многие смогли писать мемуары. Опубликованы и многократно цитировались воспоминания Н.А.Найденова, С.Ю.Витте, П.А.Бурышкина, И.Д.Сытина, С.И.Четверикова, П.И.Щукина и некоторые другие. Расширение этого круга связано с архивными разысканиями: в рукописных отделах музеев и библиотек, в частных собраниях и семейных архивах еще хранятся никому не известные и неизученные произведения мемуаристики, семейные хроники и воспоминания, содержащие ценнейший материал по истории России рубежа веков. Тому пример мемуары Варенцова: до 1980 года они хранились у его потомков, а затем большая их часть была передана в Отдел письменных источников Государственного Исторического музея. Воспоминания уникальны по широте охвата событий, по многочисленности персонажей, по до-стоверности информации и полноте характеристик.
В книге Гиляровского “Москва и москвичи” несколько абзацев посвящены миллионеру-откупщику Ивану Григорьевичу Фирсанову, которого за скупость звали “костяной яичницей”. За племянником Фирсанова, Иваном Петровичем, была замужем родная сестра Варенцова, Ольга Александровна; от ее мужа, а также от ее свекра, Петра Григорьевича, слышал мемуарист рассказы о жизни и характере Ивана Фирсанова; эти устные источники легли в основу отдельной, 67-й главы воспоминаний.
Валерий ЛЮБАРТОВИЧ,
Елена ЮХИМЕНКО.
Иван Григорьевич Фирсанов, известный московский купец,
наживший в сравнительно короткое время громадное состояние в несколько десятков миллионов рублей, был из бедного мещанского сословия города Серпухова. Родители привезли его в Москву и отдали в обучение купцу Щеглееву, торгующему изделиями из драгоценных каменей в Гостином дворе на Ильинке.
Его работа началась, как и у всех “мальчиков”, отдаваемых на обучение, с уборки помещения, разноски чая, беганья в лавочки и, главное, открывания и закрывания двери за покупателями.
Шустрый мальчик был одарен всеми благами природы: красивый, рослый, сильный, умный и обладающий сосредоточенным вниманием, благодаря чему он быстро освоился с продаваемым товаром; находясь по своим обязанностям большую часть времени в магазине и внимательно слушая разговоры хозяина с мастерами, приказчиками и покупателями, он вскоре стал разбираться в драгоценностях не хуже хозяина.
Уже к году освобождения крестьян Иван Григорьевич сделался опытным приказчиком и, отказывая себе во многом, сумел скопить небольшие средства. С этими деньгами — в это благоприятное для него время разбазаривания помещиками своих фамильных драгоценностей — он начал скупать их по ценам, необычайно дешевым, пользуясь их не-опытностью. Помещики, продавая свои ценности, стремились только скорее выручить за них деньги, чтобы без перерыва продолжать проводить веселую жизнь, какую они привыкли вести от избытка доходов со своих имений при даровом крепостном труде.
Фирсанов ушел от Щеглеева, поняв, что скупка драгоценностей у помещиков в их имениях будет интереснее; начал объезжать имения и скупать драгоценности, наживая от них большие деньги.
Работая так, он в течение нескольких лет составил хороший капитал, что дало ему возможность расширить поле своей деятельности и заняться покупкой нетронутых лесных имений, безжалостно сводя леса, а пустую землю продавая крестьянам.
Однажды, проезжая по проселочной дороге в какое-то имение, он был окружен грабителями, узнавшими, что он ездит с деньгами для расчетов за свои покупки. Фирсанов не растерялся, выхватил запасный шкворень из телеги, одного грабителя убил, другого ранил, третьи, видя такую неожиданную расправу, бежали. После чего он решил бросить поездки по имениям, перенеся свою деятельность в Москву.
Нужно заметить, что ему счастье и удача все время благоприятствовали, можно сказать, до смешного, а с применением некоторых ловких приемов его удачи еще более усилились. И он, обладавший большими дарами, данными ему Богом, исключительно употребил их на свое личное обогащение. Мне пришлось слышать о многих его удачных приобретениях, с разными неблаговидными приемами… но я расскажу о нескольких, так как остальные приблизительно все в том же духе, а потому особого интереса представлять не могут.
Фирсанов от кого-то узнал, что помещик Столыпин тяготится своим подмосковным имением и готов продать его. Я предполагаю, что Столыпин был отцом известному будущему министру внутренних дел при Николае II.
Имение находилось в тридцати верстах от Москвы, имело более тысячи десятин лесу, в нем был большой дом-дворец, роскошно обставленный мебелью, картинами, гобеленами, бронзой, дорогими вазами и с большим количеством фамильного серебра. Покупка состоялась за 75 тысяч рублей. Сейчас же после совершения купчей крепости Фирсанов продал антиквариям за 40 тысяч рублей только очень небольшую часть движимости из дома, в том числе продал этрусскую вазу за 5 тысяч рублей, а купивший ее антикварий перепродал в свою очередь за границу за 15 тысяч рублей. Узнав об этом случае, Фирсанов сильно негодовал на антиквария и всю жизнь не мог забыть о своей оплошности, даже винил антиквария в обмане его, говоря: “Мошенник, ни за что ни про что в один день нажил 10 тысяч рублей!”
В этом же году он продал московским дровенникам на сруб часть леса, разбив ее на отруба, и выручил за нее 75 тысяч рублей.
И таким образом имение ему досталось задаром, и сверх того он получил 40 тысяч рублей пользы от него. Имение это оценивалось потом в миллион рублей. На земле этого имения был выстроен Нико- лаевской железной дороги полустанок “Фирсановка”.
Иван Григорьевич располагал всегда наличностью крупных денег, благодаря чему ему удавались дела, не каждому доступные; так, однажды к нему явился какой-то полячек с предложением совместно с ним купить очень большое имение в Западном крае что-то за сумму 600-700 тысяч рублей. Поляк денег не имел, но состоял в близких отношениях к владельцу имения, благодаря чему он мог это дело устроить, с тем чтобы потом вырученную сумму от продажи поделить поровну, уверяя, что они от этого дела в короткое время могут заработать большие деньги.
В имении был большой ценный лес, роскошная усадьба, и, кроме того, на земле этого имения находился город, исключительно заселенный евреями, платящими помещику аренду за нее. Поляк уверял, что евреи стремятся купить землю, находящуюся под постройкой, в собственность.
Фирсанов заинтересовался этим делом и обещал дать ответ после осмотра имения. Сам даже не поехал осматривать его, а поручил одному из своих должников, нуждающемуся в отсрочке своего платежа. Должник съездил, осмотрел и подтвердил все сказанное поляком.
Явившемуся за ответом поляку Фирсанов предложил: имение покупает он один, а ему уплачивает за труды 30 тысяч рублей после совершения купчей. Поляк не согласился и отправился искать других капиталистов в Москве, но не нашел денежного человека, могущего сразу выложить такую большую сумму, и через несколько дней явился к Ивану Григорьевичу с изъявлением своего согласия на получение за сделку 30 тысяч рублей.
Имение Фирсановым было куплено. Сейчас же было предложено всем арендаторам земли приобрести ее в собственность, и в течение короткого времени была выручена сумма, заплаченная за все имение помещику. Пахотные земли, леса и усадьба остались Фирсанову задаром и впоследствии были проданы более чем за миллион рублей.
Владея громадным количеством лесов в разных губерниях, Фирсанову по необходимости пришлось сделаться поставщиком лесных материалов на железные дороги и в другие казенные учреждения. Он умел завязывать и поддерживать хорошие отношения с лицами, ему нужными и влиятельными.
Проводилась железная дорога в какой-то губернии, в которой у него имелись большие леса, да к тому еще совершенно спелые, их по необходимости приходилось сводить скорее. В министерстве Фирсанов стремился получить подряд на лесные материалы, но ему его приятели чиновники дали понять, что навряд ли это ему удастся, так как у министра имеется родственник, тоже имеющий леса в этой губернии, и потому, нужно думать, подряд будет отдан ему. Зная о некоторой близости министра к молодой красивой барыне, он какими-то путями и денежными средствами добился знакомства с ней и через нее был представлен министру у нее в квартире, в которой собирались известные лица в определенные дни и играли в карты по крупной, причем министр тоже принимал участие в игре. Фирсанову было предложено принять участие в игре, и ему не стоило большого усилия проиграть министру несколько десятков тысяч рублей. На другой день он был в приемной министра с прошением об утверждении подряда на железную дорогу. Подряд ему был сдан.
Иваном Григорьевичем был взят очень выгодный подряд на лесные материалы для одной из железных дорог. Его лес, находящийся поблизости поставки, не мог полностью удовлетворить всю потребность, а потому ему пришлось искать еще купить или взять на вырубку лес, принадлежащий другим. Как раз у соседнего помещика был лес, с особенной любовью ухоженный, и он решился его купить, а если не согласится продать, то взять его на вырубку, и сосчитал, что ему будет выгодным заплатить за вырубку сто тысяч рублей.
Фирсанов поехал к помещику, жившему в своей усадьбе. Оказался он больным и ворчливым стариком, принявшим Фирсанова не особенно любезно, и в довольно резкой форме отказал ему в просьбе о лесе. По лицу жены, присутствующей при этом разговоре, он понял, что отказ продать имение ей не пришелся по душе. Провожавший лакей объяснил ему, что барин женился второй раз, она сравнительно с барином молодая, жить ей в глуши, вдалеке от всех родственников скучно, и она стремится всеми силами перебраться в Петербург, а потому между господами бывают довольно часто несогласия из-за этого.
Ивану Григорьевичу ясно представилась вся картина, происходящая в этой семье, он не задумываясь вручил лакею 25 рублей и попросил: если назреет решение у его господ развязаться с имением, то пусть телеграфирует ему по его адресу, он опять сюда приедет и вознаградит его за услугу и беспокойство несколькими стами рублей.
Расчет Фирсанова оказался верным: жена помещика ежедневно пилила мужа — из-за нежелания его развязаться с имением и оттого что им приходится жить в берлоге вдали от всех родственников, говоря: имение родовое, скончайся он — она останется почти без всяких средств, так как со своим пасынком, наследником имения, не ладит, а по закону ей достанется седьмая часть имения, оцениваемого по казенной стоимости, что составит сумму очень небольшую. Может ли она с процентов этой суммы прожить? — и на старости ей придется поступить в гувернантки… Муж упирался, но в конце концов не вынес часто повторяемых просьб, упреков и слез жены — сдался.
Месяца через три после первого своего посещения помещика Фирсанов получил телеграмму от лакея с извещением о подслушанном им решении супругов продать имение. Иван Григорьевич немедленно явился и, воспользовавшись почвой, приготовленной его невольной союзницей — женой помещика, сумел купить все имение за 60 тысяч рублей со всем движимым имуществом.
От продавшего имение помещика Фирсанов узнал, что сын его занимает высокий пост в министерстве путей сообщения, и Фирсанов даже имел с ним некогда некоторые официальные отношения. Сделал распоряжение запаковать все портреты, находящиеся в доме, и отправить в С.-Петербург сыну помещика, причем написал письмо с извещением о покупке имения у его отца, с просьбой принять от него в подарок все портреты, оказавшиеся в доме, предполагая, что они ему должны быть дороги по воспоминаниям. Сын помещика, понятно, был рад такому подарку: они представляли кроме фамильных воспоминаний большую ценность, многие из них были написаны известными художниками Брюлловым и Тропининым. Счел необходимостью лично приехать к Ивану Григорьевичу и поблагодарить. После чего у них завязались хорошие отношения, способствующие к дальнейшему преуспеянию в железнодорожных поставках Фирсанова.
На состоявшихся торгах в какой-то из западных губерний на поставку лесных материалов для государственных учреждений вышел победителем Фирсанов. Председатель, от которого зависело утверждение торгов, нашел, что договор не соответствует интересам казны, и воздержался утверждением.
Председатель был молодой, с университетским образованием, считался честным и идейным человеком, и его нельзя было подкупить взяткой, а потому Фирсанов старался узнать о его других слабостях, и ему сказали, что председатель — любитель поиграть в карты, и хотя играет хорошо, но у него нет выдержки и он очень горяч. В этом городе у Фирсанова был знакомый — разорившийся помещик, тоже любитель играть в карты, про него рассказывали, что он подплутовывает, но человек с большой выдержкой. Фирсанов и наметил его своим орудием и дал ему заимообразно 1000 рублей, с тем чтобы он поиграл с председателем, но с уговором, что если он выиграет, то должен идти до определенной цифры, а потом игру кончить.
Игра происходила в городском клубе, и когда Иван Григорьевич увидал, что помещик обыгрывает председателя, он покинул клуб, отправившись на квартиру председателя.
Отворившему дверь лакею Фирсанов предложил сто рублей, с тем чтобы он разрешил ему войти в спальню хозяина и оставить его там одного на одну минуту, объяснив, что желает председателю сделать сюрприз. Для лакея соблазн был большой, и он про себя думал: чем можно рисковать? В спальне ценных вещей нет, да и наружность и костюм господина указывают, что он солидный, — решил впустить Фирсанова.
Иван Григорьевич, очутившись в спальне, быстро положил под одеяло уже приготовленной для спанья постели пакет с деньгами, а на тумбочку — свою визитную карточку с загнутым углом. Лакей вошел в спальню после ухода Фирсанова, осмотрел комнату, ничего подозрительного не нашел, заметил только визитную карточку на тумбе, успокоился, удивляясь фантазии посетителя, могшего поручить ему положить карточку и не давая ста рублей.
Вернувшийся домой председатель, взволнованный проигрышем, долго ходил по кабинету, обдумывая создавшееся положение: про- игрыш он должен внести завтра, но как и где он достанет деньги? Придется обратиться к евреям-факторам, но они за эту услугу потребуют для себя разных льгот, против чего он все время боролся, и этим гордился. Ложась спать он почувствовал в кровати пакет, взял его и увидал, что в нем лежит сумма, равная почти его проигрышу. “От кого это могло бы быть?” — посмотрел на тумбочку, увидал карточку Фирсанова. В эту ночь, нужно думать, председателю спать не пришлось от борьбы двух противоположных чувств, но совесть спасовала. Акт торгов в пользу Фирсанова был подписан.
Деньги текли Фирсанову большим потоком от лесных операций, он начал заниматься скупкой домов на лучших улицах Москвы и дисконтом. Ростовщиком он был злым, попавшие к нему должники и не могущие уплатить ему своевременно по своим обязательствам были достойны сожаления.
Мой хороший знакомый Михаил Николаевич Лавров, соблазненный жалованьем в шесть тысяч рублей, поступил к нему главным доверенным по всем делам; до этого он был инспектором в Московском университете.
Лавров рассказывал: Фирсанову измывательство над неаккуратными должниками доставляло большое удовольствие, и он чрезвычайно наслаждался унижением и подавленностью духа просящего. Измучив окончательно, он обыкновенно соглашался исполнить просьбу, но у некоторых он требовал исполнения какого-либо хлопотливого поручения, понятно, не платя за этот труд.
Лавров мог прослужить у него недолгое время, и в это время он был свидетелем тяжелых сцен, разбив ими свои нервы, и после одной сцены, когда рыдающий должник, стоя на коленях, с льющимися из глаз слезами, целовал сапоги Фирсанова, умоляя отсрочить платеж и не разорять его и пожалеть его малолетних детей, Лавров не выдержал, подошел к Фирсанову, швырнул ключи от несгораемого шкафа на стол и сказал: “Больше служить у вас не могу — вы не человек!” Бывший при этой сцене служащий потом передавал Лаврову: Фирсанов не понял причины возмущения Лаврова, был только очень удивлен и сказал: “Чем я его обидел? Жалованье платил аккуратно, и немаленькое”.
Корзинкин, хозяин крупного владения в Охотном ряду, расположенного напротив гостиницы “Националь”, пожелал застроить его многоэтажным домом. К этому его владению примыкал маленький домик с площадью земли не более 40-50 кв.сажен, в нем помещалась одна лавка. Оставить этот дом в таком виде значило портить вид дома Корзинкина, а потому он решился съездить к владельцу этого домика — Фирсанову — и предложил ему продать его; Корзинкин знал, что Фирсанов за него заплатил около 10 тысяч рублей, но, зная его скупость, он задумал заинтересовать Фирсанова высокой ценой и предложил 100 тысяч рублей, предполагая, что Фирсанов с охотой согласится.
Но Фирсанов на Корзинкина обиделся и ему ответил: “И не стыдно вам так дешево давать, ведь мы с вами вместе служили и работали, а вы меня хотите обидеть!” Служили они в каком-то общественном учреждении в силу обязанности, налагаемой на каждого купца, платящего гильдию.
Часто потом Фирсанов при разговоре с кем-нибудь об этом случае говорил: “Вот и верь людям! Кажется, Корзинкин хороший человек, а как только дело коснулось его кармана, то не постеснялся за мой дом дать такую дешевую цену, а ведь вместе с ним служили и работали!”
Наследница после его смерти продала этот дом, как говорили, за цену меньшую, чем давал Корзинкин.
Иван Григорьевич был большой знаток лесов, он ни разу не ошибся в покупке, определяя почти без ошибки возраст, качество и на какую надобность мог бы идти лес с наибольшей коммерческой пользой.
В разрабатываемых лесах ставил опытного приказчика с маленьким жалованьем, глядя на его небезгрешные доходы весьма легко, если они не были в ущерб интересам хозяина.
Одному из соседних помещиков вздумалось рассказать Фирсанову о проделках его приказчика. Иван Григорьевич спокойно выслушал и ответил: “Странно, если бы он этого не делал, получая у меня жалованья 50 рублей, имея большую семью, как же бы он мог иначе прожить? Я им доволен: он дает мне хорошую пользу”.
В домашнем обиходе был скромен и скуп, распекая домашних за каждый небрежный расход; так, одному из его родственников пришлось прийти, когда он распекал свою супругу за покупку почтовой марки в лавочке, с переплатой одной копейки против почтамта.
Ремонт домов производил с чрезвычайной экономией, употребляя лесной материал, оставшийся у него на складе, гнилой, съеденный червями, то есть такой материал, какой не брал ни один из покупателей, даже невзыскательный. М.Н.Лавров говорил: “Я боюсь по его домам ходить, всегда ожидая какую-нибудь катастрофу”.
Женился Фирсанов по любви, выкрав из какого-то института пансионерку. У них была лишь одна дочь — красавица Вера Ивановна, хорошо известная потом многим москвичам.
Отец выдал ее замуж за Воронина, служившего в Московском Учетном банке, где Фирсанов хранил свои деньги. Предполагают, что она вышла замуж, чтобы только скорее вырваться из-под тяжелого гнета папаши, не любя мужа.
…Смерть Ивана Григорьевича была чрезвычайно тяжелая, он сильно страдал.
Всю жизнь он нарушал законы духовного мира, все сосредоточивая в плоскости материальных выгод, и это сказалось при его кончине. Ключ от несгораемого шкафа, сохранявшийся в течение болезни под подушкой, и был объектом его последних дум и желаний. Было видно, как сильно его заботила мысль о последствии громадных сбережений — результата трудов всей его жизни. Он перед началом агонии вскакивал, оглядывал безумными стеклянными глазами всех присутствующих и с болью и страхом на измученном лице схватывал ключ, стараясь запихнуть его в нос.
После смерти отца Вера Ивановна получила громадное наследство, вскоре развелась с мужем, уплатив ему миллион рублей за принятие им на себя вины. Сошлась с известным артистом Малого театра Лен-ским, тоже обошедшимся ей недешево. Начала кутить, потеряв всякий стыд и совесть, устраивая в своем доме афинские вечера. На один из них попал молодой красивый офицер Ганецкий. Его мужественный вид пленил ее. Он наотрез отказался от мимолетного сближения, чем сильнее возбудил в ней вспыхнувшую страсть, и она решилась сделаться его женой. Ганецкий круто повел себя с нею, неоднократно его нагайка стегала ее за распущенность; с ним она тоже развелась, и этот развод ей обошелся тоже не меньше миллиона.
Жена Фирсанова после смерти мужа скоро вышла замуж за какого-то авантюриста Соколова и вскоре после замужества умерла, оставив по духовному завещанию все в пользу своего мужа. Пошли усиленные слухи по Москве, что она отравлена мужем; пришлось прокурорской власти начать обследование; вырыли труп, находившийся в земле несколько месяцев, признаков отравления или задушения не нашли, и дело этим кончилось. В это дело замешали известного профессора Чичерина, выдавшего удостоверение об естественной смерти госпожи Соколовой.
Все описанное об Иване Григорьевиче Фирсанове мне пришлось слышать от самых близких к нему лиц: от его брата Петра Григорьевича и его племянника Ивана Петровича, женатого на моей сестре Ольге. Иван Григорьевич был дружен со своим братом Петром и любил его; вызвав его из Серпухова, научил лесному делу, и Петр Григорьевич оказался достойным учеником его, сделавшимся скоро миллионером.
Иван Григорьевич рассказывал брату и племяннику все эти эпизоды не с целью хвастовства перед ними, а из желания научить их способам и приемам наживы.
Москва, 13 мая 1933 года