КАРМИЧЕСКИЕ МГНОВЕНИЯ
АЛЕКСАНДР СЕНКЕВИЧ
2. НИКОЛАЙ РЕРИХ: ИСПОВЕДЬ ИЗ АСТРАЛА
Вряд ли Н.К.Рериха в кругу семьи подавляло собственное величие. Дело было совершенно в другом. Исторический смерч, которым он, как ему представлялось, отчасти управлял, и впрямь оказался слепой, неукротимой стихией. Было отчего растеряться в конце 30-х годов “водителю духа”, “апостолу новой Вселенской Церкви культуры и красоты”, “организатору для миллионов людей нового религиозного сознания” и “соратнику Бога на земле”. Кем только его не величали. А теперь почти неохота было напоминать о себе. Он основательно устроился в долине Кулу, в Нагаре, своем гималайском поместье. Из Америки его выгнали якобы за неуплату налогов, в Москве арестовали и расстреляли почти всех, с кем он общался во время поездки в Россию в двадцать шестом году, его самого объявили английским шпионом. Но он-то знал, что его главную тайну, сравнимую разве что с секретом кощеевой иглы, никто из них, его фанатических сторонников и последователей, не дол-жен раскрыть и не раскроет никогда. Иначе рассыплется в прах все его величественное царство, сгинет раз и навсегда. А царство такое существовало наяву: уже к 1934-му году в мире насчитывалось семьдесят четыре Обще-ства друзей Рериха, находившихся в двадцати четырех странах.
Остались выцветшая кровь и скисший энтузиазм.
Его культ приобретал всемирный масштаб, выходил за рамки традиционного восхищения даром художника и мыслителя. Так оно и было изначально задумано. Труднее всего оказалось приноровиться к неустойчивой психике большевистских вождей, несмотря на то, впрочем, что среди них встречались люди, хорошо знакомые еще по до- революционной жизни. Такие, например, как Георгий Чичерин.
Однако он пересилил себя, убедил в необходимости сотрудничества, согласился с ними в том, что народ — сырой материал истории, что правом на вечную жизнь обладает не человек вовсе, а вещи, от человека отчужденные временем и историей, продукты его творче-ской деятельности.
Смысл его “Пакта мира” заключался в том, чтобы непресекающаяся культурная традиция содействовала пре-ображению мира. И с этой точки зрения безумие большевистского террора, мас-совые убийства и беспримерный грабеж, о которых говорила, не умолкая, почти вся эмиграция, само собою, воспринимались среди бурной советской жизни, с ее созидательным размахом, как что-то закономерное и естественное, и уже не столь шокировали сознание.
Трудно было не согласиться с евразийцем Николаем Устряловым, про-фессором из Харбина, утверждавшим, что жизнь в теперешней России насквозь диалектична и к ней невозможно применять прежние критерии, масштабы и оценки (особенно христианские). Все стало относительным, кроме его личности, ярых гроз, прошедших по миру, и всеиспепеляющего космического огня. Диалектика принимала образ Молоха, который требовал постоянных человеческих жертв. Это он уже понял, об этом доверительно сообщили ему через жену Елену Рерих гималайские старцы, иерархи света из прошлого и будущего. Приходилось быть терпеливым, гибким и яростным, как тигр, который нередко забредал в его поместье. И, конечно, не терять осторожности, бдительности, не уподобляться Устрялову, который вернулся невовремя в Россию и вместо благодарности за свой патриотизм получил пулю в затылок. А чувствовал же харбинский про-фессор, писал же о том, что у этих людей нет глубокой культуры, нет широкой теоретической подготовки, нет гамлетизма, нет интеллигентской расхлябанности, зато есть свежесть воли, крепкие нервы, практическая сметка и вера в свой путь. Вот и получил сполна за свое легкомыслие. Он же убережется, потому что руководствуется не упрямой решимостью идти в колонне по их дороге к светлому будущему, а общим благом. И путь у него к этому благу свой, особенный. Ведь, как писала его жена, обращаясь и к нему тоже, “у Гуру нет ни одной личной мысли, все решительно направлено и отдано на служение общему благу”.
Он, полагаясь на интуицию, предвидит и предупредит очередной удар врагов. Этих вандалов-злошептателей (видно, нашептали о нем Сталину, вождю всех времен и народов), слабоумцев сомнения, невежд злобы, малодушия и клеветы.
Не разуму же плоскостному доверяться! Морально очень поддерживал старый соратник из Латвии Рихард Рудзитис. Как они его торжественно называли (не между собой, упаси боже, а обращаясь исключительно к нему самому), — “Вождь сердца”. Вот уж Рудзитис, казалось бы, со всех сторон — романтик, а кроме того, как все они, боится очутиться за бортом жизни, за бортом истории. Не то что живущий в Харбине брат Владимир, который люто ненавидит большевиков. Но и его понять можно: служил у барона Унгерна начальником тыла, до сих пор и тянется в обозе жизни. Не верит ни в самодеятельность русского крестьянства (то есть в колхозы), ни в то, что масса чувствует себя правящей и тогда, когда она управляема, ни в догматы и каноны большевистской диктатуры.
Рихард Рудзитис, разумеется, не был таким профессиональным тактиком и теоретиком сближения с советской властью, как расстрелянный Николай Устрялов, однако в психологии совет-ских вождей разбирался тоньше, основательнее. Не купился на идею народоправства, понял, что у них там, по существу, абсолютная монархия. Даже не российская монархия, а что-то вроде Монгольской империи с новым Чингисханом во главе.
Недаром Рихард Рудзитис был поэтом, эссеистом, автором широко известного среди эзотериков “Братства Грааля”. Его, Рериха, статьи-увещевания печатал в своих рижских журналах и сборниках, ко времени и к месту, наряду с речами красного маршала Ворошилова и другими пропагандистскими советскими материалами. Понимал, как демонстрировать из-за границы пре-данность советскому строю. Пророче-ствовал, очень кстати, в 1940 году в статье “Носитель общего блага”: “Мы вступаем в эпоху перестановки мировых устоев. Свирепствуют разъяренные стихии. Отблеском багряных границ сверкают дали. Потрясаются страны и передвигаются границы. Происходит переселение народов. Культура и цивилизация порождают новые законы и понятия. В горниле мира перековываются все ценности”.
Для совсем уж тупых Рихард Рудзитис пояснял: “В одной части человечества поистине уже ощущается приближение мощного, творческого ритма Нового мира. Новый мир уже закладывает прочную ступень дальнейшей эволюции человечества”.
Что было не очень-то удобно говорить ему, Николаю Константиновичу Рериху, великому художнику и академику, брал на себя его верный соратник. Рихард Рудзитис дал однозначный ответ, кто такие носители общего блага. Чтобы не было всяких там кривотолков и пересудов, это “…прежде всего люди с большой устремленностью, огненные люди. Когда они размышляют о благополучии человечества, каждая мысль окрыляет их, земля как будто горит у них под ногами”. По-следнее утверждение, вне всякого сомнения, изобличало в Рихарде Рудзитисе человека, для которого русский язык не был родным.
Земля горела не под их, а под его ногами.
С большим или меньшим основанием об этих людях и о нем самом, Николае Константиновиче Рерихе, можно сказать словами русской пословицы: “С дураками поневоле согрешишь”.
Среди таких грешников он не был, конечно, первым.
Идея, что Россия в конце концов отринет дураков, избавится от них био-логическим путем и при этом не потеряет самое себя (не из одних же дураков она, господи, состоит!) придавала глубокий и сокровенный смысл его коллаборационистской и предатель-ской, с точки зрения ортодоксов-бело-гвардейцев, деятельности. Эти вахлаки того не хотели признавать, что нынешние власти ближе к народу хотя бы тем, что говорят с ним на одном языке (не в фигуральном, а в буквальном смысле), не то что власти прежние: офранцуженные и онемеченные. А на каком языке говорит с махатмами его Елена Ивановна? Не на английском же! Скорее всего они общаются телепатиче-ски. В этом случае даже бытовые представления оформляются, по-видимому, высокими образами. Иначе, как по-духовному, махатмы мыслить не умеют.
Невозможно было также не принять во внимание идею о небывалом царстве правды, которое наступит после крушения “расейского царства”. Она впервые прозвучала еще в XV веке в невразумительных писаниях Филофея, монаха псковского монастыря. Ее суть представляла ригористическая формула: “Москва — Третий Рим, а четвертому не бывать”. Какой конкретный смысл вкладывал в эту формулу сам Филофей, сейчас трудно понять и не столь уж важно. Идея эта, долгое время смутно бродившая в сознании монашествующей братии, спустя несколько столетий в полную силу развернулась как идея эсхатологическая в пророчествах всякого рода побродяг и юродивых, то шептавших по углам, то криком кричавших на площадях, что кончина русского царства есть начало всемирного счастья. Вот до какой степени придавила их не- охватная Российская Империя.
В XIX веке эту идею толковали уже по-другому. От монахов, побродяг и юродивых, из тесных закутов и замызганных трактиров она перешла к университетским профессорам, в просторные гостиные и салоны в стиле рококо, в готические кабинеты, в которых витражи и цветные стекла так затейливо просеивали и видоизменяли солнечный свет, что, казалось, сосредоточенное размышление в атмосфере такой таинственности и загадочности незамедлительно приведет к величайшим открытиям и прозрениям. Ах, как он любил изящность и легкость отделки интерьеров прежних дворцов и особняков, эту манящую и укутывающую теплоту, которая исходила как от самих помещений, так и от вещей, в них находившихся! И как оскверняли эти уголки духовности слабоязычие и болтовня, разговоры ни о чем некоторых его друзей и знакомых, людей его круга.
Времени самоумаления приходит конец. Наступает время национального величия. Всяким там вивёрам в этом времени нет места. Но он-то сам не из их породы! Главная опасность в том, чтобы не расплодились антропофаги и скорлупчатые пресмыкающиеся, чтобы людей на фоне возрождающегося имперского величия не охватило глубокое и беспрерывное самоощущение своей человеческой никчемности и бездарности. Об этом еще Достоевский предупреждал. Но русский человек и эту напасть переживет, и это наваждение пересилит.
Идея Филофея преобразовалась в символ величия Москвы и России.
Профессора придали этой идее долженствующий блеск и основательность, собрали воедино все ее оттенки и смыслы, привели к общему знаменателю ее разночтения. Согласно их трактовке, Москва объявлялась чуть ли не пупом земли и объединяла все народы, направляя их неведомыми, страдными путями к земному раю. Каждый русский человек, уверяли профессора от Иловайского до Устрялова, убежден в том, что царство русское есть последнее мировое царство, за которым последует вечное царство Христа на земле.
И все сейчас идет по сказанному Филофеем, по растолкованному про-фессорами.
Печально, правда, что праздничные, яркие люди почти перевелись, остались одни правильные, серые люди повседневной работы и мещанского долга. И еще люди филофеевой идеи… Он, вероятно, один из них: демиург и схимник.
Потому-то он и затворился в Нагаре. Ради России, ради спасения и возрождения всего мира. Тогда как некоторые его сподвижники прокудничают и клевещут на него. Сквозь кровь (море крови) благонравных и невинных, простодушных и добрых он провидит сияние ослепительной денницы: еще чуть-чуть, и солнце новой России воссияет во славу всего человечества. Как раньше он этого не понял? Бежал от большевиков сломя голову из Петрограда в декабре 1917-го, приехал на Рождество из Финляндии и чуть было не застрял навеки. Помогли, слава Богу, бумаги из Генерального штаба: с генштабистами и большевики считались. С помощью этих бумаг он благополучно вернулся к себе в Финляндию. А чем он был связан с Российским Генштабом, об этом также никто и никогда не узнает. Это великая государственная и духовная тайна. Вообще-то его отсутствие в России идет ей же на пользу. Ведь Армагеддон, должно быть, находится здесь, в Гималаях или у их подножия, как в давние времена силы света и тьмы боролись неподалеку отсюда, на поле Куру. А потом наступит конец света (неправедного света), конец кровавой человеческой истории. Борьба уже началась, и первыми в сражение вступили те, кого он еще вчера нена-видел и кого презирает сегодня, — большевики.
Не по их принуждению, а по наитию свыше составил он свое завещание. Неужели потомки не оценят его мудрости, его глубокого исторического оптимизма? Не поймут, как ему было тяжело преодолеть аристократизм происхождения, смириться с шантажом и увидеть новое небо и новую землю. Пусть они внимательно вчитаются в текст завещания:
8 мая 1926
Урумчи
Настоящим завещаю все мое имущество, картины, литературные права, как и авуары американских корпораций в пожизненное пользование жене моей Елене Ивановне Рерих. После же ее все указанное имущество завещаю Всесоюзной Коммуни-стической партии. Единственная просьба, чтобы предметам искусства было дано должное место, соответствующее высоким задачам комунизма. Этим завещанием отменяется все ранее написанное. Прошу Г.В.Чичерина, И.В.Сталина и А.Е.Быстрова или кого они укажут распорядиться настоящим завещанием.
Художник Николай Рерих.
Он и слово “коммунизм” написал с одним “м”, еще не привык окончательно к их терминологии. Главное, что у него с большевиками обнаружились общие представления о будущем. Разумеется, они не знали (и не должны знать) его сокровенную тайну: не И.В.Сталин настоящий вождь всех народов, а он, художник Н.К.Рерих, истинный предтеча Майтреи — будды грядущих времен. А если и узнают — не поверят, сочтут его сумасшедшим.
Не он их попутчик, а они вместе с ним — до известной станции по дороге к общему благу человечества. Он и его сторонники стоят совершенно особняком от большевиков, которые проводят свои идеи чисто фашистским путем, опираясь исключительно на насилие. Но это мало кто видит из эмиграции. Даже те эмигранты, кто приветствует новое поколение советской молодежи, этих ударников, выдвиженцев, комсомольцев, людей, умеющих работать не за страх, а за совесть и умирать за свою коммунистическую веру. Он видел лица приверженцев советского строя. Лица не обманут его, художника. Лица эти не одухотворены работой, а ею одержимы. И даже таких людей пересилит великая мощь жизни, расставит по их прежним местам. В России на-дежды на выживание имеет итальян-ский фашизм или русский фашизм, как одна из его разновидностей. Русская фашистская партия первоначально была основана зимой 1925-го года в виде русской фашистской организации группой студентов юридического факультета в Харбине и вскоре объявила его, Николая Константиновича Рериха, агентом Коминтерна. Инициатором организации были бывшие молодые офицеры, участники Гражданской вой-ны, активно ненавидевшие установленную на родине коммунистическую деспотию. В 1931-м году был созван первый общефашистский съезд всех дальневосточных фашистских организаций. Его брат Владимир рассказывал об этом сборище идиотов.
В статье “Пакт Рериха”, опубликованной русской эмигрантской газетой “Фашист” (1935 г. № 17), его относили чуть ли не к пособникам большевиков, этих “наглых монстров”, как он их сам называл в 1919-м году. Ему и его сторонникам русские фашисты ставили в вину, что они не подняли свой голос в защиту повсеместно уничтожаемых в России национальных святынь. Знали бы эти молодчики, сколько стоит ему это молчание. После этой статьи он возвысил свой голос в защиту сокровищ русской культуры. Очень многие эмигрантские газеты напечатали тогда его протест. Его риторический вопрос “Куда же дальше идти?”, разумеется, в Совдепии был услышан: они намекнули, что опять арестуют его младшего брата Бориса.
Конечные цели русского фашизма совершенно не скрываются и состоят в том, чтобы насильственно покончить с большевизмом, который русскую на-циональность, основу русской нации, из состояния господствующей низвел на ступень порабощенной. Такое преступление стало возможным якобы потому, что интересы русской национальности всецело подчинены интересам III Интернационала. Сущность происшедшей трагедии русского народа заключалась, как они утверждали, во все-властии исполнительного комитета Коминтерна, во главе которого стоит Апфельбаум (Зиновьев). Русское на-ционалистическое движение за рубежом рассматривает русский народ как лишившийся своей независимости, культуры, государственности, оказавшийся порабощенным вождями-иноверцами. Разумеется, не все идеологи русского национализма пропитаны психологией агрессивного антисемитизма, не все из них строят прогнозы будущего России на физическом уничтожении евреев. Однако, когда Сталин в 30-е годы начал планомерное уничтожение ленинской гвардии, среди которой находились также и евреи, такой видный борец с жидомасонским заговором, как В.Ф.Иванов, с нескрываемой радостью заявил: “Кровавый кат православного русского народа Сталин выступает как бич Божий против мирового масонства, создавшего Вавилон-скую башню, именуемую СССР”.
Тот же Иванов и его разоблачал как розенкрейцера, как масона. Когда его спрашивали журналисты, розенкрейцер он или нет, он был уклончив и несколько кокетлив, не говорил ни да, ни нет. Да и какое это имеет значение! Что с того, что его объявили гроссмейстером русской ложи розенкрейцеров в Мексике. Занимательно, не более того. Значит, существует утечка информации.
А все потому, что он не особенно скрывает свою связь с розенкрейцерами. Их бюллетени с пометой “для служебного пользования” английская почта исправно доставляет в Нагар.
Плохого в масонстве ничего нет: большая часть офицеров гвардии и люди из ближайшего окружения Николая II входят в различные масонские ложи.
Люди преимущественно живут в стае. Ее законы, понятно, волчьи. Законы-предубеждения против другой стаи. В этом смысле любая человече-ская стая — тайная организация. Его давно занимал вопрос, как именно сплотить разобщенное человеческое сообщество против его главного извеч-ного врага. Но и дьявол тоже не сидит сложа руки, действует помаленьку, находит понимание среди болтунов и бездельников. Из соображений осторожности он не должен лезть в самое пекло. Не должен идти на рожон. Ведь он стратег, а значит — пророк.
И вдруг ему пришла в голову мысль, что его основное дело сейчас не рисование вовсе, а быстрота и точность в сборе всякой пророческой информации. Среди русских в изгнании развелось немало пророков. Чего стоит, например, хотя бы Иван Шмелев. Уж как ненавидит большевиков, а все равно в будущее России смотрит с радостной надеждой. Пророчествует на страницах эмигрантской печати, каким образом и когда кончится господство большевиков в России:
“Скорее всего стихийным взрывом. Его могут произвести в России слои русских людей, привыкших командовать на любом поприще — в армии, в общественной или хозяйственной деятельности… — может быть, даже и коммунистов, или, вернее, надевших личину коммуниста, в ком просыпается и начинает расти задавленное национальное сознание, кто даст себе труд окинуть великое прошлое и низкое настоящее России-Родины. Это уже идет. И придет. Мне представляется даже, что наиболее активные силы “переворотчиков” выйдут из комсомольства. Может произойти: отпетые русские комсомольцы будут очень способствовать перевороту. Этот “стихийный” взрыв отзовется по всей России, уже готовый разбудить со страшной силой национальное сознание унижения и позора, и даст России единую по духовному подъему национальную армию, и никакие сепаратизмы не будут страшны. Духовный подъем России грядет — и будет невероятной мощности, — освободит в ней скованные силы. Так я чувствую свой народ. Я знаю его и верю, что иначе не может быть. Рос-сия — будет!”
Фашистов на Руси не любят, и фашизм в его немецкой национал-социалистической и большевистской оболочках и интерпретациях там не имеет никаких шансов на успех. Только по одной причине: русских людей невозможно, как немцев, поставить по ранжиру, всех пронумеровать и рассовать по социальным ячейкам. А затем манипулировать ими по своему усмотрению. Ничего из подобной затеи не получилось и вряд ли получится даже у большевиков. Суть фашизма не диктатура национальной буржуазии, как считают большевики, а выделение элиты (у большевиков по классовому признаку, у немецких национал-социалистов — по расовому), а также построение тоталитарной гиперструктуры, замкнутой на саму себя. Все остальное — демагогия или художественный вымысел публицистов. Именно элита обеспечивает априори успех в решении всех проб-лем в любой сфере жизни. Так он то- же думает и выстраивает иерархиче-скую лестницу, свою дорогу к вершине пирамиды.
Самая главная отличительная черта фашизма, как ему представляется, это “витальный прорыв” в будущее, волевое построение общества по заранее заданному сценарию. Неважно, что Гитлер останавливается на полпути, по-видимому, внутренне испугавшись собственного сценария, в то время как Сталин осуществляет свои тоталитарные замыслы почти что до конца. Но и в последнем случае успех окажется хуже всякого поражения. Грубым насилием общего блага не достичь.
Действия фашистских вождей не детерминированы социально-политическим контекстом, а находятся над ним и стараются им управлять. Нельзя забывать того, что на сценарном пути, экстатически сочиняемом идеологами фашизма, все пойдут под нож, кто не войдет в элиту, в том числе и национальная буржуазия. И в этом смысле фашизм наднационален, надпартиен и надчеловечен и внешне напоминает его, Рериха, Иерархию света. Только внешне! Его строительство нового мира не требует человеческих жертв. Его основ-ная цель — создание теократического общества, подчиненного закону строгой иерархии и кастового по своей сути.
Как немецкие национал-социали-сты, так и российские большевики реанимируют антропоцентристский миф. Это уже само по себе обеспечивает им поддержку некоторой части национальной интеллигенции, желающей хоть как-то повысить качество человеческого бытия. Но при этом они не хотят знать того, что критерием добра и зла является не та или иная идея, а обыкновенная человеческая жизнь.
Это и его ахиллесова пята.
Все идет своим чередом. Одна только дерзкая и странная мысль не дает покоя. А вдруг все эти представления, предчувствия и предвидения, его и большевиков, — великое ничто, плоды фальшивого сознания? От этой пытливой мысли становится не по себе. Он словно проваливается в какую-то бездонную яму, опрокидывается в холодно-черное небытие. Тогда получается, что испокон веку существуют какие-то ученые-фанатики, ученые-садисты, которые сами страдают от своих всеобъемлющих концепций и доктрин и других терзают возможностями своего преступного интеллекта. Но и такой поворот событий предвидели индусы и их махатмы, считая окружающий человека мир и события в нем происходящие — майей, иллюзией.
Так, или приблизительно так, мрачно размышлял Н.К.Рерих, прогуливаясь по утрам и вечерам в узком пространстве между домом и обрывом и подходя почти вплотную к божеству долины, всаднику на коне, которого он переставил поближе к собственному дому. Туземцы втихую повозмущались, но на открытый протест не решились. Именно тогда он убедился, что в долине Кулу он тоже представляет власть. От этого чувства было радостно. Не за себя — за Россию.