Опубликовано в журнале НЛО, номер 5, 2020
Имя Петефи в венгерском сознании равнозначно поэту.
Антал Серб [1]
Воспоминания о знаменитой личности всегда заслуживают интереса как для широкого круга читателей, так и для специалистов. Мемуары могут содержать фактический материал и субъективные впечатления, но чаще всего налицо и то, и другое. Таким предстает и публикуемый нами очерк Агнессы Кун [2]. Политический эмигрант, переводчица и редактор Агнесса Кун рассказывает о том, каким она видела Пастернака — переводчика и человека, с которым она сотрудничала с 1946 года до начала 1950 годов. Их совместной работой были перевод и редактирование сочинений Ш. Петефи для Гослитиздата. Это было главным поводом их встреч, как и важнейшей темой их разговоров и переписки. Небезынтересно кратко представить Агнессу Кун.
На фотографиях запечатлена женщина с веселыми глазами и темными волосами с пробором посередине. Вокруг нее русские, венгерские поэты, писатели, в том числе ее муж Антал Гидаш. Агнесса Кун, дочь социал-демократа, будущего народного комиссара Венгерской советской республики 1919 года Белы Куна и преподавательницы музыки Ирен Гал, родилась в 1915 году в городе Надьенед (ныне Аюд в Румынии) и скончалась в 1990 году в Будапеште. Интерес к литературе отец Агнессы Кун испытывал с юности, его домашним учителем в 1892—1896 годах в Зилахе был ученик кальвинистской коллегии Эндре Ади. Хороший слух, унаследованный от матери, будет способствовать в дальнейшем Агнессе заниматься переводами стихотворений, а также и прозы.
Она попала в начале 1920-х годов в советскую Россию и вернулась в 1959 году в Венгрию. В Московском университете она изучала литературу, историю и философию. Познакомилась с классической русской литературой, входила в московские литературные круги. С венгерской литературой она познакомилась с помощью своего мужа Антала Гидаша, поэта, писателя и переводчика. Начала работать редактором в 1940-е годы под псевдонимом Анна Краснова, составила «Антологию венгерской лирики» (М., 1952), писала подстрочники к стихотворениям венгерских поэтов (в частности, Ш. Петефи, Я. Араня, Э. Ади, А. Йожефа, М. Радноти), а к их переводу сумела привлечь Б. Пастернака, Д. Самойлова, Л. Мартынова, С. Маршака, Б Ахмадулину, В. Левика и др. Агнесса Кун своим тонким чутьем выбирала подходящего для определенного стихотворения переводчика, взвешивая, произведет ли текст должное впечатление на него [3], усердно проверяла адекватность переводов, давала объяснения венгерских реалий. В случае фоносемантики, рифмовки и других вопросов техники стиха Агнесса часто консультировала Гидаша, иногда ему приходилось покинуть свою комнату, чтобы примирить спорящих о переводе жену и приглашенного ею для беседы переводчика [4]. Дискуссии о текстах не мешали тому, что сотрудничество во многих случаях превратилось в дружбу (в частности, с Мартыновым, семьей Чуковских, Тихоновым, Левиком, Заболоцким). Об этом свидетельствуют их письма к супругам, опубликованные А. Кун уже в Венгрии между 1979 и 1983 годами на русском и венгерском языках. В одном из писем 1961—1964 годов (в публикации письмо не датировано) Н. Чуковский писал: «Неестественно, что Вас нет в Москве. Город этот без Вас пустоват, разговаривать не с кем. И так ждем Вас после Нового года» [5]. Н. Тихонов послал А. Кун следующие строки: «Привет горячий милому богатырю Гидашу. Пусть он приедет обязательно — мы соскучились и хотим его видеть!» (письмо 6 февраля 1973 года) [6].
Большой работой было для А. Кун создание подстрочников к пьесе-сказке Верешмарти «Чонгор и Тюнде» и драме И. Мадача «Трагедия человека». Вместе с А. Гидашем она была составителем также однотомников Верешмарти, Араня, Ади и А. Йожефа.
Агнесса Кун и сама переводила: в ее переводах вышли, в частности, проза Ш. Петефи, новеллы Ж. Морица, роман «Звезды Эгера» Гезы Гардони, стихи Аттилы Йожефа, Иштвана Шимона, Антала Гидаша. Агнесса Кун и Антал Гидаш явились первыми популяризаторами венгерских поэтов в Советском Союзе. Благодаря их энтузиазму «наконец венгерская литература потоком влилась в один из мировых языков» [7].
Вернувшись на родину, А. Кун продолжала ту же миссию, только «наоборот»: вместе с Жужей Раб и Ласло Латором составила 12-томную серию «A szovjet líra kincsesháza” («Шедевры советской лирики»), в которую входили тома переведенных на венгерский стихов Ахматовой, Цветаевой, Есенина, Маяковского, Пастернака и других (серия вышла в 1963 году), кроме того, писала статьи о русских поэтах и писателях, публиковала письма, адресованные ей и Гидашу, и воспоминания.
В издание венгерской классики на русском языке, над которым работала Агнесса Кун в Москве, входил, естественно, перевод собрания сочинений Ш. Петефи (1823—1849), одного из крупнейших лириков Венгрии. Его поэзия обозначила переворот в венгерской литературе, а его участие в революции 1848 года и преждевременная смерть (он погиб, вероятно, в битве близ города Шегешвар 31 июля) превратили его в культовую фигуру для венгерского национального сознания. «Движущей силой его художественного развития является динамичное взаимодействие между исторически понятыми романтизмом и реализмом. С этой точки зрения он наиболее близок к Пушкину и Бальзаку» [8]. Часть его стихотворений по своей тематике и по ритму восходит к народной песне, во многих он предстает мастером жанровой картины и пейзажа. Он создал также незабываемые любовные стихи, а в своей политической лирике писал о злободневных темах эпохи: свержении монархии, перестройке сословного общества, венгерской и мировой свободе, о любви к родине.
В таблице, следующей ниже, приведены заглавия стихотворений, упомянутых в воспоминаниях А. Кун. Рядом с русским названием стоит венгерское, а также указаны место и время создания оригиналов [9]. Не все стихотворения, о которых идет речь в мемуарах, попали в Собрание сочинений — такие случаи отмечены в сносках. Как известно, помимо лирики Петефи Пастернак перевел и его объемную поэму «Витязь Янош» и поэму «Мария Сечи» [10], которые тоже включены в таблицу.
Из-за трудностей, возникавших в связи с переводами, сотрудничество между Пастернаком и Агнессой Кун было напряженным, как она пишет — «весьма драматичным». Ей казалось, что Пастернак не всегда сразу чувствовал идею стихотворения, логику образов, соотношение метафорических или риторических оборотов, а Кун была неуемной, она хотела достичь самого адекватного решения, снова и снова пытаясь прояснить для переводчика сложные места текста. Согласимся с венгерским критиком середины XIX века, который писал: «Петефи прежде всего венгр, даже его самое мелкое произведение носит печать национальности, и именно из этой причины не только его слова, как в случае многих поэтов, но и его чувства, выражаемые в его песнях, понимает каждый венгр» [14]. Спустя столетие, в совершенно другой культуре и на другом языке было не просто передавать эту «венгерскость». Необходимо зафиксировать, что большинство тех стихотворений, к которым Пастернак относился, по его собственным свидетельствам, холодно или даже критически, прочно вошло в венгерский канон («И вот достиг я возраста мужского…», «Волшебный сон», «Странный сон», «Люблю ли я тебя?», «Не обижайся», «Небо и земля», «Последние цветы», «Страна любви»), поэтому оценка Пастернака остается только субъективной. В сложном процессе перевода-редактирования, о котором так страстно пишет мемуаристка, все фрагменты шлифовались до того момента, пока не достигали превосходной языковой формы [15]. Надо добавить, что это был период, когда Пастернак всеми силами хотел писать свой роман-эпопею, поэтому переводы временами казались ему тягостью, мешавшей ему в главном.
Ко многим стихотворениям Петефи Борис Пастернак относился положительно и собственный перевод считал «недурным». Это, во-первых, самые зрелые стихи венгерского поэта («Степь зимой», «Осень вновь», «Зимние вечера», «Вновь жаворонок надо мной…», «замечательное», как он сам пишет, стихотворение «В горах»), во-вторых, некоторые его ранние произведения («Витязь Янош», «На хевешской равнине», «Путешествие по Альфельду», «Ответ на письмо моей милой», «В коляске и пешком»). Отчасти признал Пастернак достоинства «Страны любви» и «У Яноша Араня». Особо надо сказать о «Зимних вечерах», позитивное пастернаковское мнение о которых созвучно, в частности, утверждению крупного поэта ХХ века М. Бабича, который считал, что эта семейная идиллия «относится к самым прекрасным венгерским стихам» [16]. Положительная оценка перечисленных произведений означает одновременно, что русский поэт-переводчик смог вжиться в их содержание и настроение, образы и стилистические приемы, что, конечно, облегчило ему работу над этими текстами.
Что касается переводов, можно согласиться с А. Кун: Пастернак создал замечательные произведения. В них чувствуется голос великого поэта: тексты живые, красочные, по стиховой форме, ритмике и рифме близкие к оригиналу. Только иногда можно заметить расхождение с венгерским оригиналом в семантически значимой концовке («Венгерская нация», не упомянутое в мемуарах знаменитое стихотворение «В конце сентября»; изменение порядка заключительных предложений в «Не обижайся»). В нашу задачу не входит детально сопоставить переводы с оригиналом, приведем лишь несколько примеров. В стихотворении «Степь зимой» в заключительной части Пастернак верно передает строки Петефи, сохраняя не только подспудный политический смысл космического образа, но и игру со сменой ритмов (когда 12-сложные строки заменяются 6-сложными — излюбленный прием Петефи):
Mint kiőzött kiröly országa széléről,
Visszapillant a nap a föld pereméről,
Visszanéz még egyszer
Mérges tekintettel,
S mire elér a szeme a túlsó határra,
Leesik fejéről véres koronája.
Как изгнанный король с границы смотрит вспять
На родину, пред тем как на чужбину стать,
Так солнца диск, садясь,
Глядит в последний раз
На землю, и, пока насмотрится беглец,
С его главы кровавый катится венец [17].
Передать народный дух «крестьянского эпоса» Петефи «Витязь Янош», окрыленность и легкость языка, струящегося, как живая речь [18], было не просто. В большинстве случаев Пастернак удачно справился с этой задачей, но иногда мелькают реплики, расходящиеся с эмоциональной простотой оригинала. Зато удачным кажется с точки зрения звучания замена 12-сложного, 4-тактного венгерского стиха регулярным 6-стопным ямбом при сохранении рифмовки, который у Пастернака прекрасно передает плавный ход повествования в оригинале. Ведь венгерский вариант 12-сложника (так называемый стих Миклоша Зрини, поэта и полководца XVII века) основан на законе венгерского языка, соответственно которому ударение падает всегда на первый слог слова. Этот стих не имеет эквивалента в русском языке. Встречающиеся у Пастернака грамматические рифмы, не чуждые русскому стихотворному фольклору, и его ассонансы также верно передают рифменную технику венгерского поэта, редко использовавшего точную рифму, и дух его «народного» эпоса.
В качестве иллюстрации приведем две строфы. Первая из 5-й песни. Главного героя Янчи, ступившего на путь странствий, застигает гроза:
A világ sötétbe öltözködött vala,
Szörnyen zengett az ég, hullt az istennyila;
Végtére megnyílt a felhők csatornája,
S a tó vize sűrű buborékot hánya.
Степь спрятала лицо под черною одежей.
Трещал небесный гром, разили стрелы божьи,
Разверзлись хляби вод, и в шуме их и гаме
Озерная вода покрылась пузырями [19].
Второй пример взят из 7-й песни, в начале которой Янчи, уже получив опыт встречи с разбойниками, сталкивается с солдатами и предлагает вожаку идти с ними. Ответ звучит так:
Szóplt megint a vezér: „Jól meggondold, földi!
Nem mulatni megyünk, megyünk öldökölni.
Rárontott a török a francia népre;
Franciáknak megyünk mi segedelmére”.
Начальник возразил: «Мы мчим не на пирушку.
Мы едем на войну, а это не игрушка.
Французов турки жмут. Мы, дорожа союзом,
Во Францию спешим на выручку французам» [20].
Временами случается, что у Пастернака стиховая форма более регулярна, чем в венгерском тексте. В стихотворении «Небо и земля» Пастернак чередует с холостыми строками точную рифму (xaxa), в то время как Петефи тяготел и здесь к ассонансу (а позиция рифмы в оригинале — axax):
Isten hozzád, gyönyörű hazugság,
Eszményképek, ábrándok világa!
Már kezemben tartom ajtód kulcsát,
Még egy perc, s örökre zárva léssz.
Прощай, чертог несбыточных мечтаний,
Спускаюсь вниз по твоему двору.
Вот ключ от всех сокровищниц. Мгновенье,
Я за собой входную дверь запру [21].
В одном из процитированных А. Кун писем Пастернак размышляет о том, с какими трудностями сталкивается переводчик. Эти мысли Пастернак относит не только к своим переводам из Петефи, но к любому переводу, в том числе своих собственных произведений. Самокритично он считает, что ошибки в переводах восходят к слабым местам оригинального текста. Недостаточно ощутимые образы или недостатки в их логике не могут корректироваться и переводчиком.
Несмотря на трудности, усилия переводчиков и А. Кун увенчались успехом. Н. Чуковский писал ей: «А насчет русского Петефи — Вы правы, он действительно получился на редкость единым. У нас нет другого собрания сочинений иностранного автора, переведенного на таком уровне…» [22]
Помимо истории работы над сочинениями Петефи в воспоминаниях оживляются и другие сцены: первая встреча мемуаристки с Ольгой Ивинской, некоторые моменты из жизни Пастернака в Переделкине во время травли из-за Нобелевской премии и др. Но главной целью Агнессы Кун было нарисовать свой образ великого поэта, дать свое объяснение его поступков, выделить главные черты его характера. Многие из них по-настоящему значительны: они запечатлены в его философии искусства, воплощены в его произведениях. Это пастернаковские порыв, стремительность, а также «поток сознания, который… у него то и дело прорывается речью». А. Кун отмечает: «Он, как ребенок, каждый миг удивлялся миру». Мемуаристка описывает свои впечатления о поэте («Ниагара слов», «фейерверк ума, чувств, жестов»), воспроизводит детали их встреч в издательстве и дома, дает психологический анализ его поведения и речевой манеры, реконструирует свои с ним разговоры.
Из воспоминаний Агнессы Кун вырисовываются составляющие феномена «Пастернак» с точки зрения венгерского литератора, прожившего чуть ли не четыре десятилетия в Советском Союзе и способствовавшего ознакомлению русского читателя с венгерской литературой. Мемуары содержат три письма Бориса Пастернака.
[1] Szerb А. Petőfi Sándor // Szerb А. Magyar irodalomtörténet. <1934.> Budapest: Magvető, 1986. 376. o.
[2] Воспоминания вышли в 1986 году на венгерском языке (в переводе с русского) в журнале «Nagyvilág» (Kun Á. Emlékezés Paszternakra // Nagyvilág. 1986. № 1. 94—109. o.).
[3] Ср. с ее статьей: Kun Á. Néhányszó Nyikolaj Csukovszkijról // Szovjet Irodalom. 1979. № 6. 165—167. o.
[4] См.: Мартынов Л. Петефи // Он же. Воздушные фрегаты. М.: Современник, 1974. С. 296—303.
[5] Szovjet Irodalom. 1979. № 6. 172. o.
[6] Szovjet Irodalom. 1979. № 11. 152. o.
[7] Д. Ийеш. Цит. по: Zappe L. Kun Ágnes 1915—1990 // Nagyvilág. 1991. № 3. 445. o.
[8] Szegedy-Maszák M. Világkép és stílus Petőfi költészetében. Irodalomtörténeti Közlemények. 1972. № 76 (4). 441—456. o.
[9] Поскольку в русских изданиях нет венгерских заглавий и указан только год создания, таблица может послужить для интересующихся источником более точных данных. Датировки и правописание приводятся по изданию: Petőfi Sándor összes versei. Budapest: Osiris Kiadó, 2004.
[10] Поэма не вошла в Собрание сочинений Петефи по цензурным соображениям: в ней над идеологией берет верх любовь, что в советской системе ценностей было недопустимо.
[11] Пастернаком упомянуто как «Бесподобный сон». Стихотворение вышло в переводе М. Замаховской.
[12] Пастернаком упомянуто как «Расцвет возраста мужского». Стихотворение вышло в переводе В. Левика.
[13] Пастернаком упомянуто как «Жаворонок».
[14] Eötvös B. József. Petőfi Sándor Összes költeményei // Pesti Hírlap. 1847. május 17 (http:// magyar-irodalom.elte.hu/sulinet/igyjo/setup/portrek/petofi/eotvos.htm).
[15] О своей переводческой работе с А. Кун над стихами Э. Ади Л. Мартынов писал так: «Ади я могу делать лишь вместе с Агнессой и, все ж, считаю, что подписывать переводы мы должны вместе, настолько это общий наш труд. <…> Ибо все дело в интонациях, в ассоциациях, в разговоре по поводу, который при всей своей невразумительности более убедителен, чем что-нибудь иное» (Письмо к А. Кун и А. Гидашу 21 ноября 1968 года // Szovjet Irodalom. 1981. № 7. 184. o.).
[16] Babits M. Petőfiés Arany (1910) // Babits Mihály. Irodalmi problémák. Budapest: Nyugat, 1917. 155—178. o. (http://magyar-irodalom.elte.hu/sulinet/igyjo/setup/portrek/petofi/babits2.htm).
[17] Петефи Ш. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 2. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1952. С. 278.
[18] Эти приметы выделены Д. Ийешем: Illyés G. Petőfi. Budapest, 1936 (http://magyarirodalom.elte.hu/sulinet/igyjo/setup/portrek/petofi/babits2.htm).
[19] Петефи Ш. Собрание сочинений… Т. 3. С. 48.
[20] Там же. С. 52.
[21] Петефи Ш. Собрание сочинений… Т. 2. С. 203.
[22] Письмо 27 апреля 1964 года (Szovjet Irodalom. 1979. № 6. 172. o.).