Опубликовано в журнале НЛО, номер 6, 2019
Л.М. Баткин
15.04
Чудненько, мы отказались от отчеств. Зачем нам, людям старым и сдружившимся, величания. Так что забудьте о «Михайловиче», я для друзей Лёня. Вам, дорогой Делир, того же троекратного здоровья. И Вашей тоже удивительной Антонине (Андреевне, а не Алексеевне) [1]. <…>
Д.Г. Лахути
2.06
Дорогой Леня,
<…>
Польщен тем, что Вы решили вставить наши с Вами обсуждения (не могу назвать их спорами, поскольку с моей стороны элементы спора появляются там только в связи уточнением изложения Вами моих позиций) в свои избранные труды [2]. Вот и сейчас хочется что-то доуточнить.
В своей книжке «Образ Сталина в стихах и прозе Мандельштама» [3], большую часть которой занимает анализ «Оды», я сказал (на с. 9): «мне близка мысль М.Л. Гаспарова, что “для филолога… писатель — это словесный аппарат, производитель текстов, заглядывать в сердце которому я не имею нравственного права” [4]». Поэтому когда вы говорите: «Причем все ключари считают, что О.Э. обдуманно применил “шифр” или “код”», должен возразить: нет, не все. Я этого не считаю и нигде этого не говорил, как не говорил и обратного — что «одическая» часть была искренней. Я этого просто не знаю, и у меня нет средства узнать это (хотя и не отрицаю, что в его полубезумном состоянии ему такое и могло на минуту «помститься»). И, как я сказал в своей книжке (на с. 166), я согласен с Н.Я. [5] в том, что только стихотворения «Средь народного шума и спеха», «Обороняет сон» и «Как дерево и медь» написаны однозначно в одической тональности, но никак не сама «Ода» в целом. Поэтому Ваша благородно-гуманная идея примирить нас с Лекмановым [6] (по данному вопросу), увы, неосуществима.
Вы пишете: «вовсе не ложные, сознаемся, констатации Гаспарова—Лекманова». Считаете ли Вы «не ложной» констатацию Гаспаровым того, что в словах «и не играю я, и не пою, и не вожу смычком черноголосым» (курсив мой) «все искусства оказываются мобилизованы сталинским образом» [7] (цит. по моей книжке, с. 168)? «Не играю», «не пою», «не вожу смычком» = мобилизую все искусства? Ну, право же…
«И далее сказанье Я б продолжал свое» [8], но я вовсе [не] настаиваю на полномасштабном продолжении нашей дискуссии (хотя был бы очень не прочь и у меня нашлась бы «пара слов»), но только просил бы Вас исправить «все ключари», а также во фразе про Шерлока Холмса после слов «пепел недокуренной сигары определяет преступника» точку заменить на запятую и убрать слова «Так, например». <…>
Л.М. Баткин
03.06
Спасибо. Уже отправил текст издателям, но все Ваши желания постараюсь точно выполнить, когда буду редактировать макет. До 15-го ничем беспокоить Вас не стану. Но, только что закончив полторы страницы новой заметки для 4 тома [9], не удерживаюсь, чтобы не переслать, больше поделиться не с кем.
Д.Г. Лахути
03.06
Дорогой Леня,
до половины одиннадцатого сидел, как проклятый, над внесением дополнений в машинный словарь [10], почувствовал полный ступор и, увидев Ваши Ижоры, махнул рукой на работу — хоть она, пусть и не волк, но если не сбежать, то опоздать сможет — и переключился на них. Получил удовольствие. И хочу оперативно откликнуться (резервируя на всякий случай более обдуманный отклик).
«где Ижоры и где небеса» — Ижоры «против неба, на земле».
«названием скромного городка, известным, очевидно, немногим». Для петербуржцев, читателей Пушкина,
думаю, город знакомый.
А какова аллитерация! «Под — ежж — а» — «под — ижо»…
И какая роскошная у Вас характеристика Лермонтова — «самый гениальный и загадочный спринтер нашей словесности»!
Спортивный термин двадцатого века как характеристика — и насколько меткая! — высокой поэзии.
«грубоватые, как “вампиром именован”» — почему «грубоватые»? В послебайроновские времена вампиры —
это отборная (хочется сказать — патентованная) романтика.
«Не стройный стан и легкие движения, как в обычном словоупотреблении, но — легкий стан и стройные
движения» — отличное замечание! Приводит на память мандельштамовский «зоркий слух» — «зоркий
взгляд» и «чуткий слух» в одном флаконе.
Вот такой разговор я понимаю.
Это — о доставленном Вами удовольствии.
<…>
Неизменно Ваш,
Д.Л.
Л.М. Баткин
06.06
Развлекитесь еще раз?
ОПЫТ ФИЛАРМОНИЧЕСКОЙ ПОЭЗИИ [11]
у Юрия Левитанского <…> [12]
За последние трудные и часто горькие десятилетия — до и после Бродского, пусть не досягая до него, несопоставимое по масштабности и богатству с Серебряным веком и 20-ми годами, но все же, все же — во время войны и после нее — опять половодье русской поэзии. Среди лучших имен — имя Юрия Левитанского. Среди его лучших стихотворений — приведенное выше, меня сегодня особенно поражающее.
Первое впечатление, сразу стиснувшее горло, обхватившее меня, было филармоническим. Я не сумел сразу же поглядеть в оба глаза, а почему? Позже поясню.
Прежде всего заворожило оживание умерших (до поры) трупов-клавиш под руками «безумного» пианиста. И, как только он отошел, — снова их погружение в темноту, траурный цвет крышки рояля, «огромной» (соразмерно прозвучавшей музыке и не остывшему впечатлению). Это, настойчиво повторено, «мерцающая» чернота, «мерцающий» рояль. Мерцающий, а не померкший (не умерший, пока не окончен концерт) инструмент.
Своеобразие и пленительность этих стихов Левитанского едва ли не в том (во всяком случае, для читателя-меломана), что они — своего рода обстоятельное преображение в поэзию впечатлений осведомленного слушателя в филармоническом зале. Это почти рецензия. Я не припомню ни одного стихотворения на русском языке, в котором — сквозь поэтический «сон» — с поистине музыковедческими деталями (преображенными в краски поэтического воображения)— говорится о музыке и, от первого до последнего слова, только о музыке.
Конечно, о «большой музыке» как о проживании жизни. Но ведь такова она и есть.
В стихотворении появляются «музыкант помешанный» и — рояль. Вот кто стал центральным персонажем филармонического сна. Даже не пианист, а именно рояль, то есть не этот красивый, большой, блестящий предмет, который поставлен в центре подиума, но — звуки, им издаваемые, овеществленная им соната. Рояль как родник музыки.
Рояль был мертв до того, как пальцы пианиста оживили клавиши, и после того, как тот встал из-за рояля. «Безумный», «помешанный» пианист, повторяет поэт. Почему? Рецензент может разобрать технику, манеру игры, интерпретацию. Но всегда остается нечто не поддающееся терминологическим обозначениям и делающее неповторимой, «безумной» игру именно этого музыканта, именно сейчас. Мы, тем не менее, слушая, размышляем не о нем. Мы потрясенно слушаем музыку.
Но вот пианист встает, мы неистово аплодируем ему, раскрытый по-прежнему рояль никого не занимает. Кроме поэта…
Как нас мало интересует и виолончель, скажем, Миши Майского [13]. Да, это сам несравненный Майский, но он всего лишь перебирает и придавливает струны, музыка несется из виолончели.
Горовец [14] летал на гастроли с собственным роялем (и не он один так поступает также сегодня). Домашний рояль был продолжением его тела. Спросите, скажем, знаменитых струнников, почему они срослись со своей скрипкой и готовы ли охотно играть на любой другой. Это, впрочем, другая и очень специальная тема.
«Легкий», то есть на грани бодрствования, поэтический сон — «реальности не перевешивал, а дополнял ее собой». Именно так и происходит в художестве.
* * *
«Сон» искусства становится совершенно иной, собственной, вымышленной, независимой реальностью? Так часто писали и пишут очень умные и проницательные люди. Оспаривать это в общем виде невозможно. Но, мне кажется, известная формула все же не вполне точна. Хотя нужно избавиться от навязшего в зубах «отражения действительности» [15].
Сложность в том, что художество неизбежно также «отражает» действительность. Все равно именно от этой печки оно танцует. Даже инструментальная музыка, беспредметная и создающая взамен мира реальных звуков искусственный, упорядоченный, формализованный звуковой мир. Даже орнаменты и модерная абстрактная живопись. Или архитектура, строгающая реальное пространство.
Такова — если перенестись в культуру научную — придуманная людьми высшая математика, без феерических абстракций которой, непонятных бессознательной Природе, была бы немыслима современная физика, естествознание в целом. Цепочки уравнений «отражают» существо природных феноменов.
«Зеркало на большой дороге» [16], как утверждалось (конкретно о романной прозе) в другой, не менее известной и тоже верной формуле.
Отражает в несходных между собой зеркалах метаморфоз, конечно. А не просто зеркально. Ясно, что не прямолинейно, а криволинейно. Пространство искусства искривляется, как космическое пространство, по Эйнштейну. У него такая — художественная — физика.
Всегда искусство «иная реальность», но и всегда, более очевидно или косвенно, отражает человеческую действительность. Нам остается две эти соперничающие формулы совместить, наложить друг на друга. «Смешать», по слову Левитанского. Но — «вразнобой». «Покачивая крыльями».
Удачно сравнение поэзии со сном, где обязательно элементы реального опыта «смешиваются» с причудливой фантастичностью. Так что высшим сюжетом стихотворения «Я видел сон», покрывающим конкретные темы, можно бы считать раздумье об эстетическом существе поэтического творчества. Сюжет «поэтического сна» задан в первых десяти строках, а остальная ткань стиха наполняет его плотью, экспонирует, реализует.
Или?
Пора мне протереть глаза. Начиная с «Потом пошли греметь орудия, пошли орудия греметь» (длительная, на две строки артподготовка!) стихотворение наполняется воспоминаниями о войне. Люди на войне — вот равноправный сюжет стихотворения. Слушатель в филармонии был фронтовиком. Тогда «беззаботную» прелюдию приходится истолковать, как привал перед боем. После огня орудий в атаку бросается пехота. «Шеренги плотные взводов линейки взламывают нотные, как проволоку в пять рядов». Удивительное дело, но это все же одновременно о музыке. Речь о нотном стане или о проволочном заграждении?
Иди в ней, поэзии, разберись.
Почему, собственно, я написал, что война начинается якобы со строки об орудийных залпах? Нет, конечно. Переключателем параллельных и сплетающихся смысловых рядов можно бы считать слово «чернота» — уже в двенадцатой строке, сразу после «эстетического» вступления.
Это чернота рояля и это чернота выжженной земли.
Затем «гряда клавиш» как «тонкая кромка берега». А за берегом заброшенное кладбище. И на нем не «трупы клавиш», а останки погребенных солдат. Клавиши, стоит к ним прикоснуться пальцам пианиста, оживают и, «забыв, что были уже трупами, под сенью нотного листа, они за флейтами и т[р]убами привычно заняли места». Музыкальный строй как полковой строй. И наоборот. Но, черт побери, на кладбище? «Они лежали здесь, покойники, отвоевавшие свое». Им не подняться. Хотя у Лермонтова «из гроба встает император» и верные ему гренадеры [17]. Может быть, в подсознании Левитанского роилась и знакомая с детства романтическая фантасмагория. Но это, скорее, моя досужая ассоциация.
Я пытаюсь разобраться, аккуратно распределив по столбцам, где слова о музыке и где о войне. Но ничего не получается. «Запах падали»… Но: «уже во всю вторую часть из первой части просочась»… Запах войны или разбор музыки? «И сладко пахло шерстью жженною»… Но: «…когда, тревогой охватив, сквозь часть последнюю, мажорную, пошел трагический мотив». «…Сожженный заживо»… (но!) «с трудом припоминал ее последнее адажио, ее трагический финал». «Отвоевавшие свое» — значит также отзвучавшие. «И кое-где уже фальшивили, и кто-то в такт не попадал». Оркестранты, конечно? Или (в переносном смысле) люди с погонами в Смерше, либо трусы и дезертиры, либо палившие наобум — не попадали в такт настоящим фронтовикам.
«Там была под каждым клавишем могила звука одного». Звука! «Уже все чаще они падали». Так кто «они», клавиши или пехотинцы? Имеется в виду аccelerando [18] или «потери в живой силе»?
И так до последних слов стихотворения.
Но тогда ужас, страх и отчаяние мы тоже напрасно восприняли как эмоции слушателя? Да нет, не напрасно. Трагическая музыка и страшная реальность, сидение в филармоническом зале и пребывание на войне в такой невообразимой степени амальгамируются, что поэтические смыслы никаким анализом не отодрать друг от друга. Мы их заглатываем вместе при всей рациональной проницательности.
Несложно их определить на школярском уровне как развернутые сравнения и уподобления. Но это ничего не прибавит и не прояснит в поэтическом впечатлении.
Я вряд ли ошибся в названии заметки («опыт филармонической поэзии»). Стихотворение все-таки о музыкальном впечатлении. Но «только о музыке» сказано было слишком сильно и неверно. Тут музыка — через войну. Или наоборот? Полагаю, не наоборот. Но так увидеть (услышать) музыку не мог бы поэт, не прошедший через фронт.
В заключение замечание самого общего теоретического характера. Филолог (искусствовед, всякий исследователь культурных текстов) — должен уметь [ос]тановиться. Если филолог был бы способен добраться до дна поэзии, ее смыслы могли бы быть адекватно заменены их анализом. Тогда и незачем читать Фета или Пастернака, достаточно знать компетентные анализы их стихов. Чуткий анализ даже обнаружит тайну в стихотворении, но раскрыть ее, естественно, не тщится. Эстетическое восприятие незаменимо и невосполнимо. Филолог не перестает быть читателем и не заменит в себе самом читателя. Достаточно того, что филолог — высокополезный и незаменимый помощник читателя. Короче, есть границы проникновения гуманитарного исследования в феномен за пределами исследования. Можно замечательно и научно установить строение стиха, его фонетику и метрику, его лингвистические свойства, образное, идейное и мировоззренческое содержание поэтического произведения, весь его художественный мир.
И упереться в то, что он — неизъясним. Потому что это поэзия.
Итак, Юрий Левитанский видит невидимую музыку.
Филолог должен, по М.Л. Гаспарову, начинать анализ с фонетического словесного ряда, вслушиваться в метрику и созвучия [19]. Я не филолог, и это дает мне вольную. Левитанский увлек меня сразу в метафорический изобразительный ряд, чтобы, тем не менее, превратить вдруг из читателя поэзии вместе с тем в слушателя музыки.
Изъясняясь плоско и скучно, музыканта нет без инструмента, инструмент не живет без музыканта.
Поэт и эти банальные значения преобразил в метафорические смыслы. Так утонченно, так живописно, так выразительно, так неожиданно.
* * *
Р.S. Тут, именно в последнем слове, заключена историческая особенность современных эстетических ожиданий. Особенность состоит в том, что они впервые в мировой истории стали окончательно эстетическими.
Во всех традиционалистских культурах, даже когда искусство уже очень умели ценить и четко отличать от не-искусства, художественность была либо вторичным, дополнительным достоинством артефакта, либо — в п[р]одвинутом случае — скрепой, оболочкой, прекрасной и чарующей явленностью высшего (сакрального или околосакрального) смысла. Искусством давно уже восхищались и любили его (часто за мастерское жизнеподобие или, напротив, за иероглифичность, тайнопись Небес). Но не за то, что это искусство.
Так или иначе господствовал канон. Он исторически мог сдвигаться и сильно сдвигался, но новизна никогда и нигде не считалась самоценной. Творцы к ней сознательно не стремились. Ее отвергали, затем привыкали — как к новому канону. Читательские (зрительские и пр.) ожидания ориентировались на знакомое. В каноническом тексте как таковом, по определению, была невозможна таинственность, которая оставалась абсолютной прерогативой стоявшего за ним Высшего, надтекстового и над[ы]ндивидного смысла. Племенного, мифического, религиозного, обрядового, общинного и т.д.
Лишь с приходом европейского Нового времени мощно, а начиная с романтиков уже привычно, всякая мировоззренческая, философская, бытийная, идейная, психологическая, изобразительная начинка искусства воспринимается отныне исключительно через эстетический окуляр. Все Музы переквалифицировались. Впервые возникают всегдашние и непременные загадочные внезапности художественных смыслов! — в сюжетах, словах, композициях и красках, звуках, мизансценах и интонациях, характере кадров и монтаже, геометрических объемах и пространствах.
Читательские ожидания, как всегда, отличались по-прежнему консервативностью (на то они и ожидания), но в удивительно перевернутом виде. Теперь ожидали и ожидают новизны, привыкли к непривычности. Она стала антиканон[н]ым каноном.
Корень ее (как и великой Модернизации в целом) — в индивидуализме.
Отсюда неожиданные внезапности как свойство индивидуальной поэтики.
Л.М. Баткин
10.06
Опять терзаю Вас. Опять посылаю новую версию [20].
Д.Г. Лахути
10.06
Дорогой Леня,
бросьте, бросьте, Вы меня не терзаете, а радуете. Статья очень хорошая, неожиданная, тонкая и — для меня — вполне убедительная в том, о чем Вы говорите.
Мне только хочется сказать о том, о чем вы не говорите, но что на меня подействовало (может быть, напрасно? Не знаю).
Я хочу обратить внимание на следующие места стихотворения (курсив, естественно, мой):
«реальности не перевешивал, но дополнял ее собой».
Музыка, выслушанная автором, — «праздничная симфония» с «трагическим финалом».
«Еще не веря в свой закат»: «еще» говорит о том, что закат таки наступит, и довольно скоро (ср. «Я царь еще» [21] у Пушкина и «перед смертью… еще пожить» [22] у Мандельштама), а может быть, уже и наступил.
«Запах падали» возникает уже в первой части, проникая из нее во вторую и, очевидно, дальше, вплоть до финала.
В стихотворении — как Вы хорошо показали — неразрывно слиты музыка и страшная судьба страны —
Германии? А может быть, и не (только) ее?
И стихотворение кончается отчаянием автора, его тоской и ужасом от того, что помешанный музыкант снова подходит к роялю — и какую страну сможет теперь накрыть неразрывно связанная с его музыкой действительность «огромной крышкою обугленной»? (Мне невольно вспомнилось — «Замолчи, замолчи, замолчи, сумасшедший шарманщик!» [23]). Ведь до Германии образ растерзанной страны в какой-то момент являла собой Россия.
Стихотворение написано в 1986 г., когда актуальными были «звездные войны» [24]… Или я все это выдумал?
«Вот как-то так».
Неизменно Ваш,
Д.
Л.М. Баткин
12.06
Дорогой Делир, Ваши возражения не остались для текста без последствий. Не согласившись с Вашими догадками в КОНКРЕТНОМ плане, я в очередной раз взял себя за грудки и сделал статью более последовательной. Обнимаю.
Д.Г. Лахути
12.06
Дорогой Леня,
статья, конечно, улучшилась, стала более основательной. Считаю это отчасти и своей заслугой.
Но на мои — не «возражения», а дополнения — Вы все-таки до конца не ответили и меня в них не разубедили.
Для меня (в этом отношении!) главное — последнее четверостишие, в котором нет не только ни одного светлого пятна, но даже и ни одной светлой точки. Только «отчаянье», «ужас» и «тоска». А поскольку причина их — то, что помешанный музыкант опять собирается подойти к роялю (рождаемая которым музыка, как Вы вполне убедительно показываете, неотрывна от войны), то речь идет о войне будущей, и какой стране (или странам? «А может быть, и не» Германии) суждено стать ее жертвой, мы можем только догадываться.
Я, во всяком случае, от этого не могу отделаться. Пространство этого стиха не замыкается концертным залом.
Не взыщите за упрямство.
Неизменно Ваш,
Д.
Д.Г. Лахути
13.05
Дорогой Леня,
в порядке «мрачного остроумия на лестнице»[25]: можно было бы сказать, что, говоря словами Щедрина, все стихотворение Левитанского, кроме последнего четверостишия, посвящено «воспоминаниям о бедствиях, уже испытанных», тогда как последнее — «приготовлению к предстоящим бедствиям» [26].
Неизменно Ваш
Д.
Л.М. Баткин
16.06
Дорогой Делир, я присовокупил еще немалую толику к Вашим заслугам при моей трудной работе над этим стихотворением. Надеюсь, я, выслушав Вас и Розу Коваль [27] (по скайпу 40 минут разговаривал с Бостоном), пришел к действительно последней версии (пятой по счету). И притом все же как-то «остался при своих». Если не так, что ж, feci quod potui, faciant meliora potentes [28]. Ваш Л.
Д.Г. Лахути
16.05
Ну что ж, дорогой Леня, пожалуй, на этом я перестану к Вам придираться. Хотя мог бы.
Вы пишете: «Потому что в самом тексте стихотворения нет ни слова подсказки».
Одно есть: «опять». Т.е. «снова». Т.е. предстоит. И не только музыка (как и раньше).
Но — решайте сами. И публикуйте. Успеха!
Неизменно Ваш,
Д.
Д.Г. Лахути
17.06
Дорогой Леня,
не могу молчать — не могу не поблагодарить Вас за Ваше упрямство, побуждающее меня снова и снова вглядываться в замечательный стих Левитанского, обнаруживая в нем все новые и новые замечательности.
В отчаянье нас повергает то, что с нами произошло, т.е. прошлое. Тоска охватывает сейчас — в настоящем. Ужас грозит нам тем, что нас ожидает, — из будущего (главное оружие Хичкока — ожидание, suspence). Но как он — Левитанский — сумел, располагая эти идеи в естественном для них порядке, уложить выражающие их слова, столь различные на слух<,> — пэоническое [29] отчаянье, ямбическую тоску, хореический (а в косвенном падеже — дактилический) ужас, — в равномерное чередование пяти- и четырехстопного ямба, это моему уму непостижимо.
А рифма «поверженный» — «помешанный»? Я забыл ее и долго пытался придумать подходящую по смыслу рифму на «помешанный». Не вышло. А на самом деле она естественная, никак не зацепляет слух, но не вполне точная, и потому то ли баллада Вийона, то ли рассказ Леонида Андреева, то ли — скорее всего — приговор Нюрнбергского трибунала («Германия»?) подсказывает точную.
А все вместе подсказывает Фаларидова быка, превращавшего запредельные муки в сладкую — на слух — гармонию [30].
Мороз по коже…
Обидно, что никто об этом не сказал автору при жизни. Ну хоть так.
В общем, спасибо Вам. Мне — и Левитанскому — с Вами повезло.
Неизменно Ваш,
Д.
Л.М. Баткин
17.06
Сто раз спасибо. Особенно за одобрение упрямства и за «Левитанскому с Вами повезло».
Да, встретиться бы с ним живым.
Л.М. Баткин
17.06
Нет, моя сотня «спасибо» никуда не годится. Они самолюбивые и только. Очень истомился, печатая с утра для 4 тома, и ответил с хода, закрывая компьютер. Нет, это Вам спасибо, это Вы заставили меня прийти к пятой (!) версии заметки [31], сделав ее более вдумчивой. В Ваших нынешних впечатлениях много остроумных находок (вроде распределения «отчаяния», «тоски» и «ужаса» между прошлым, настоящим и непонятно-предстоящим). Я вот что Вам заявляю относительно «везения» с друзьями. Ведь не просто судьба и случай нам их посылают (хотя куда же без них). Мы их, может быть, зарабатываем — собою? А вдруг я заработал Вас? Вот, что ни скажи, а все равно получается хвастовство. «Скажи мне, кто твой друг…» etc. [32] Спрашивается, кем я хвастаю? Вами, все-таки. Мой новый друг — некий перс [33]… Или опять собой? Дружба — дело запутанное.
Д.Г. Лахути
17.06
Нет, Леня, дружба — на самом деле вещь простая. Она как деньги по Шолом-Алейхему — или она есть, или ее нет. У нас, мне кажется, она наклюнулась.
А еще меня порадовало, что Вы все-таки обратили внимание на мои придумки про «отчаяние» и т.д. Ведь когда найдешь что-нибудь незаметное, но интересное, очень хочется поделиться с кем-то, кто это оценит. Друзья, между прочим, и для этого полезны. Вот стихотворение Левитанского — 30 лет существовало, и никто его особенно не замечал. А Вы заметили — и это хорошо. Теперь, глядишь, и еще кто-нибудь заметит. И Левитанский немножко оживет. Уникальное стихотворение.
Неизменно Ваш,
Д.
Д.Г. Лахути
06.07
Дорогой Леня,
посылаю только что сочиненный текст, о котором рад был бы знать твое мнение [34].
Хорошего состояния и настроения!
Д.
Л.М. Баткин
07.07
Дорогой Делир, по существу ты прав на 200%. Жолковский в молодости слыл будущим гением, но после давнишней эмиграции в США скурвился. Когда-то у меня было резкое столкновение с ним — тоже по поводу Ахматовой и др. делам <—> на заседании у Мелетинского. <…>
Но ответ твой, по-моему, крайне неудачен. Многословие, академические турусы и пр. Я советовал бы: 1) Взять ДВА примера. 2) Принять академический, но очень резкий тон. 3) Указав, что он издавна ОСКОРБИТЕЛЬНО отзывается о великом поэте, добавить, что Ж<олковский> роняет звание русского филолога. <…> Обнимаю.
Д.Г. Лахути
07.07
Дорогой Леня,
для меня главное, что ты считаешь меня правым по существу. Мне кажется, что тон у меня в достаточной мере вежливо-издевательский.
Упрекать его в оскорбительности по отношению к великому поэту мне кажется не лучшей тактикой — тактика этой компании — утверждать, что они говорят правду, а правда не оскорбляет.
Кроме того, последние два дня я очень плохо себя чувствую в смысле головы — она все время болит и очень трудно думать. А откладывать ответ мне тоже не хочется.
Пихну-ка я его в ФБ, а там посмотрим.
С наилучшими пожеланиями,
Д.
Л.М. Баткин
08.07
Дорогой друг, вот и ты омылся в мутных водах ФБ. Я рад. Беспокоюсь относительно жалобы «на голову». Посылаю начисто забытую мною статью 1996 года [35]. Между прочим, против «интертекстуалиста» некоего Жолковского. Твой Л.
Д.Г. Лахути
09.07
Дорогой Леня,
таки омылся. Таки загнал меня туда бессмысленный псевдоинтертекстуализм Жолковского, построенный на фальсификации (между прочим, не помнишь, какое именно из его творений послужило для тебя поводом?).
И получил одобрение от нескольких человек, мнения которых мне небезразличны (в том числе и от тебя, хоть небезусловное).
А настоящий интертекстуализм для меня — это когда в коротеньком тексте, который добронамеренные, но невнимательные люди (как я понимаю Шварца — «я действительно кот, но люди так невнимательны!» [36]) искренне считают искренним или нет, но восхвалением Сталина, я вижу приметное слово «ошеломляющие» — и узнаю в нем слово «ошеломление» — которым Салтыков-Щедрин определил воспитательное воздействие глуповских градоначальников на опекаемых ими граждан, и понимаю, что одним этим словом (ну, вместе с еще несколькими) Мандельштам поместил Сталина на его законное место в ряду этих градоначальников, куда Щедрин уже определил его державных предшественников [37], — и «виновата ли я» [38], что мне хочется — хотя тем самым для меня определяется незавидное место — поделиться этим с современниками, которым — за исключением маленькой горсточки — это, повидимому (как странно!), совершенно неинтересно.
За статью спасибо. Прочел с большим интересом и сочувствием. Кстати — тем же самым по тому же месту — за двадцать лет, прошедших со времени ее публикации — кто-нибудь на нее откликнулся? Сказал — точно, в самый раз? Или — я совершенно не согласен, потому-то и потому-то? Или — согласен, но не со всем, а только с тем-то и тем-то? Ведь только так создается движение межличностной мысли — важнейшего элемента культуры.
Голова болит меньше и даже позволяет реагировать на чужие мысли. Позволит ли что-то делать самому — посмотрим!
Л.М. Баткин
10.07
Дорогой Делир, я перечитал твою заметку в ФБ и поддерживаю ее БЕЗУСЛОВНО. Жолковский 20 лет т<ому> н<азад> у Мелетинского поносил <…> Ахматову — и грубо прервал меня, вышедшего ему возражать. Никаких откликов на статью в «Октябре» не было… <…>
Злоупотребляю твоим терпением и посылаю статью о Гаспарове [39] — не знаю, включать ли ее в шеститомник.
<…> Обнимаю.
Д.Г. Лахути
10.07
Дорогой Леня,
спасибо за БЕЗУСЛОВНО. Я рад.
Статью о Гаспарове безусловно же надо включить в шеститомник. Она — с полным уважением — говорит о нем то, чего другие не говорили.
И, кроме того, интересна сама по себе.
Если бы мне случилось еще раз высказаться о Гаспарове в связи с Мандельштамом или с вопросом о переводах [40], я бы нашел, что сказать… <…>
Желаю успехов в борьбе с погодой и другими неприятностями,
твой Д.
Л.М. Баткин
11.07
Спасибо, мой друг. Статью о Гаспарове включу в 4 том. Пусть твоя голова не болит. Обнимаю.
Л.М. Баткин
15.07
Сегодня жара и отупение. Как твоя голова?
Д.Г. Лахути
15.07
Отупелая. А твоя?
Читаю понемногу про Леонардо [41]. Уже третью главу!
Обещают еще четыре дня жары, а потом — облегчение. Потерпим…
Л.М. Баткин
15.07
Бог терпел — и нам велел.
Д.Г. Лахути
16.07
Этточно.
Л.М. Баткин
20.07
Июль проносится неведомо куда. Нет ли у тебя, как обычно, какой-нибудь информации?
Д.Г. Лахути
20.07
Увы, никакой информации, заслуживающей этого названия, нет. Чтобы обратить нужду в добродетель, продолжаю читать, что некий Баткин написал про Бальдассаро Кастильоне; заодно и самого Кастильоне почитываю [42]. Хорошие всё были люди! А в голове непрошеным фоном:
Увы, растаяла свеча
Молодчиков каленых,
Что хаживали вполплеча
В камзольчиках зеленых,
Что пересиливали срам
И чумную заразу
И всевозможным господам
Прислуживали сразу.
И нет рассказчика для жен
В порочных длинных платьях,
Что проводили дни, как сон,
В пленительных занятьях:
Топили воск, мотали шелк,
Учили попугаев
И в спальню, видя в этом толк,
Пускали негодяев [43].
Не могу достаточно восхититься этим «видя в этом толк»! Не ради легкомысленного удовольствия, а именно что «видя в этом толк».
О, заря Просвещения!
С благодарностью за доставляемое удовольствие,
Д.
Л.М. Баткин
21.07
Перечитал твои «Приключения двух сюжетов» [44]. Снимаю шляпу перед недоступной мне эрудицией и профессиональным криминальным уровнем неуклонного преследования сюжета. Правда, шляпы сейчас у меня на голове нет, и ты вряд ли простишь столь грубую неточность. Пушкин—Батюшков—Байрон—Диккенс—Тарковский… С ума сойти. Да еще один не пойманный тобою автор, которому редкостно повезло… пока.
Л.М. Баткин
21.07
«Хорошие всё были люди!» Так я оказался в одном склепе с Кастильоне.
Д.Г. Лахути
21.07
Это ты мою голову считаешь склепом?..
А «были» — это про друзей-приятелей Кастильоне.
Д.Г. Лахути
24.07
На декаду вперед нам обещают жару.
Почитаю-ка я про Леонардо да Винчи!
Л.М. Баткин
24.07
То есть Леонардо — в роли прохладительного…
Д.Г. Лахути
24.07
Нет — жара в роли побудительного.
Д.Г. Лахути
27.08
Дорогой Леня,
твой текст [45] и наши разговоры о нем простимулировали мою сонную мысль в неожиданном направлении, и появился текст, наделенный двумя достоинствами: безусловным — краткостью, и проблематичным — осмысленностью. Вот он тебе на суд.
Две толпы А.С. Пушкина
(два абзаца о поэтической синонимии и омонимии)
У Пушкина есть два знаменитых стихотворения, в которых речь идет о поэте и о толпе. Первое написано в 1828 году и так и называется — «Поэт и толпа». Характеристика толпы в нем однозначно и эмфатически отрицательная, можно сказать — клеймящая. Коротко говоря — «Душе противны вы, как гробы». И этот свой клеймящий ответ толпе Пушкин начинает словами «Молчи, бессмысленный народ!» — то есть в этом стихотворении «толпа» и «народ» — синонимы, так что все пушкинские инвективы толпе относятся и к народу.
Второе стихотворение написано через два года, в 1830 году, и называется «Поэту». В нем тоже есть народ, любовью которого дорожить не стоит, поскольку любовь эта становится смехом толпы, плюющей на алтарь, на котором горит огонь поэта. Вроде бы снова та же синонимия «народ — толпа», только вместо гневных филиппик по их адресу — пренебрежение («пускай себе бранятся»). Но есть и фраза, говорящая о том, что синонимы «толпа — народ» здесь омонимичны самим себе из «Поэта и толпы»: «и в детской резвости». Толпа, она же народ, здесь не «гробы», «противные душе», а несмышленые дети, которым предстоит вырасти и, может быть, дорасти до понимания поэта.
Л.М. Баткин
27.08
Хорошо дружить с умницей. Добавь еще не менее известную фразу из «Пиндемонте» (sic), суммирующую все это. «Не все ль равно…» И «Памятник», с его все же надеждой «пробуждать добрые чувства». В любом случае поэт нуждается в одиночестве, (независимости) от толпы, он сам по себе, он ВНЕ «народа», который, как ты справедливо пишешь, до чувств поэта должен дорасти. Тут нет презрения, окромя случая, когда «народ» превращается в «толпу» и становится противен душе. Тут замечательное понимание трагической сложности отношений между поэтом с его беззащитным треножником— и читателями. Сложность в том, что писать приходится все же для них… Не сидеть же одному у треножника? А вместе с тем — «Подите прочь, какое дело поэту мирному до вас… не оживит вас Музы глас» [46]. Навсегда останется проблематичным — оживит? не оживит? Что ж, скажу я излишне торжественно, мы с тобой оживлены. А мы ведь тоже народ. Твоя сонная мысль хороша, так что спокойно спи дальше.
Д.Г. Лахути
27.08
Ты не только пробудил, но и обобщил мою сонную мысль. И это хорошо.
А насчет «сидеть [же] одному у треножника»: а «живи один»? Ты прав: это трагедия (даже не драма): поэт предполагает читателей (слушателей); а если их нет? Вот и живет он от «ты царь, живи один» — через надежду на завтрашних детей — до «веленью Божьему, о муза, будь послушна — не требуя венца»…
Кстати — по этому поводу вспомнил я Лермонтова: кого он имел в виду, когда писал:
В наш век изнеженный не так ли ты, поэт,
Свое утратил назначенье,
На злато променяв ту власть, которой свет
Внимал в немом благоговенье?
Твой стих, как Божий дух, носился над толпой<;>
И отзвук мыслей благородных
Звучал, как колокол на башне вечевой,
Во дни торжеств и бед народных [47]?
Чей и когда это стих носился над толпой<,> как колокол на башне вечевой? Я что-то не могу придумать…
Л.М. Баткин
28.08
Мой сонный друг, чтобы понять мысль Лермонтова, нужно, разумеется, остаться в пределах его жизненного кругозора. А это Отечественная война и то, что происходило далее. Что ж, русская поэзия откликнулась на войну (не только Александр Сергеевич), и на Бородино сам Мишель, и на восстание 1825 года как на порыв к свободе и одновременно народную беду (противоречивая реакция того же Пушкина, и на гибель Пушкина, когда встал у треножника сам Мишель). Ведь стихи, за которые он был покаран, были резко и бесстрашно диссидентскими и звучащими сегодня, увы, замечательно современно («Вы, жадною ТОЛПОЙ…», «пред вами суд и правда — все молчи», «на злато променяв»). Вообще николаевская реакция, ссылка поэтов не остались хотя бы у Лермонтова без ответа. Иное дело — как воспринял это образованный, читательский «свет» («народ» — толпа, «чернь»). Мне навскидку, без профессиональных знаний эпохи, например, я не знаю стихов Денисова [48], забыл Рылеева, Кюхлю (тут бы спросить у Лотмана), — кажется, что Лермонтов<,> лучше, продвинутей, конкретней Пушкина писавший о России, понимавший «странность», неординарность своей любви к ней вплоть до «пляски пьяных мужиков» [49], сосланный не к южным дамам, а на кавказскую резню, тут говорит о своем и вообще современном ему социальном опыте. Баюшки баю, дорогой Делир.
Д.Г. Лахути
29.08
Дорогой Леня,
спасибо за твои мысли. Сами по себе они представляются мне совершенно верными, но я зануда и привык цепляться за слова, которые не воробьи — вылетят не поймаешь. В том стихе, к которому я пригрёбся, Мишель «нашему», т.е. своему, изнеженному веку (а это 1838 год), платящему поэту за его поэтические услуги («смелые уроки»?) златом, противопоставляет некий, очевидно, предыдущий век, в котором поэт не предоставлял услуги, а обладал «властью». Что это, по его мысли, за век и кто из поэтов обладал, по его мнению, такой властью, и в чем она проявлялась? Ты отсылаешь к очевидному — Отечественной войне, «Певцу во стане русских воинов» [50] и т.п. — да, сюда идет «Бывало, мерный звук твоих могучих слов Воспламенял бойца для битвы» и т.п.; но к чему идет «колокол на башне вечевой»? Если его смысл сводится к формулировке Базарова «На бой, на бой, за честь России» [51], не выхолащивает ли это смысл веча как инструмента если не власти народа, то хотя бы влияния народа на власть? Если не ограничиваться только защитой отечества, какого поэта (каких поэтов) какого предшествующего века можно сравнить с «колоколом на башне вечевой»? Кому свет «внимал в немом благоговенье»? Не Пушкину же, который «стал нам скучен и надоел» (см. статью Надеждина — на мой взгляд, очень толковую — о «Борисе Годунове» 1831 года [52])! Конечно, после смерти Пушкин сильно возрос во мнении широкого читателя, но это уже век, не предшествующий, а современный Лермонтову! Да, ты опять же прав — Лермонтов говорит «о своем и вообще современном ему социальном опыте», но тогда где же и когда же существовал тот век, когда голос поэта, и которого поэта, «как Божий дух носился над толпой» и т.д.? Не возьму в толк.
Если мои полусонные мысли тебе еще не окончательно надоели, надеюсь через некоторое время представить тебе — что, на мой взгляд, получится, если к «Поэту и толпе» и «Поэту» пристегнуть еще «Памятник».
Твой
Д.
Д.Г. Лахути
29.08
Вот тебе последняя полусонная мысль [53].
Л.М. Баткин
30.08
Наша переписка по неожиданному поводу помогает тебе проснуться. Я тоже не вижу поэта у вечевого колокола, обращающегося к «народу». И не понимаю, как Лермонтов мог бы тебе ответить. Приходится не умствовать, не модернизировать «колокол на башне вечевой» как «влияние народа на власть» в современном вкусе, а отождествлять оный колокол с «мерным звуком могучих слов». Мишель ничего не ведал о демократии, но желал исторической весомости слов поэта, влияющих на ход событий. Все же — «Певец во стане русских воинов», Лермонтов противился светскому измельчанию поэзии. Одновременно он писал о русской николаевской государственности так точно и откровенно, что это могло бы быть звуками колокола, если стихи эти были бы услышаны несуществующими оппозиционерами, уничтоженными декабристами например. Мне кажется — наобум, без изучения и без доказательств<,> — что общеизвестная мрачность и печаль Мишеля, его (в отличие от Пушкина) одиночество было вызвано не только обстоятельствами личной судьбы, сиротства — без отца и матери, которых заменила властная бабушка, Тарханы не были Тригорским. Правда, и в связи с детством Пушкина мы помним не отца и мать, отношения с которыми были лишены тепла, а няню… Но у Мишеля не было и такой няни и — главное — ему не был подарен Лицей, который стал семьей «Француза» [54]. Нельзя не заметить неудавшейся юности, без отрады женской любви. Как она оказалась недоступна и Демону в удивительной поэме о трагедии одинокого индивидуализма. Но есть еще социальная сторона постоянной печали молодого поэта, которого я снова стал остро и сочувственно любить. «Некому руку подать в минуту душевной тревоги» [55] — какое признание! Но и вообще трудно жить в этой стране. Наша любовь к отчизне — «странная» и почти вопреки «рассудку» — никто впоследствии не нашел более точных слов. «Но я люблю, за что, не знаю сам…» И замечательные стихи об «огнях печальных деревень» и — тоже странной — такой понятности и привлекательности «пляски пьяных мужиков». Боюсь, я забрел в сторону от того, что занимает сейчас тебя. Диссидентство Лермонтова мне вдруг стало дороже пушкинского понимания русской истории — особенно в пору «Стансов» и «Клеветников России».
Обнимаю, твой Леня.
Д.Г. Лахути
30.08
Ты пишешь очень убедительно. Это же Лермонтов — предводитель отряда, сражавшегося с горцами только холодным оружием, — написал о своем поколении: «Перед опасностью позорно малодушны И перед властию — презренные рабы». Одна его строчка стоит больше иных поэм. На Западе он видит «насмешливых льстецов несбыточные сны». А для России — «настанет год, России черный год, когда царей корона упадет» [56]— далее см. «Дни Турбиных» или «Белую гвардию». Это предвидение — вообще нечто непостижимое, даже при том, что он мог использовать опыт французской революции. Ни Пушкин, ни Тютчев (Чаадаев? Не знаю), никто другой о таком будущем России даже помыслить не могли.
«Не будем о грустном». Я очень рад, что ты вспомнил строчку «Но я люблю — за что, не знаю сам…». Я ее обожаю (хоть это слово и несколько жеманное, но другого не найду. Может быть, «я в нее влюблен»?). Ты, как музыколюб, должен меня понять. Понимаешь — сначала вступление, о том, что в отчизне «не пробудит во мне отрадного мечтанья». И вступает — тихо, но мощно — оркестр, начинающий поднимать главную тему: «Но я люблю…» — и вдруг перебив: одинокий, прозаический голос человека — «За что? Не знаю сам…» — и власть снова — уже насовсем — берет могучая сила главной темы… Я просто не в себе от этого.
Спасибо тебе за неодиночество мысли.
Твой
Д.
Л.М. Баткин
30.08
По-моему, ты проснулся и только притворяешься полусонным. Твоя трехступенчатая конструкция, может быть, чрезмерно жесткая, но достаточно убедительная и, конечно, оригинальная. Она войдет в новое расширенное издание «Вдумываясь в текст» [57]. С пробуждением!
Д.Г. Лахути
30.08
Еще раз спасибо.
«Новое расширенное издание»… Ох! «Вашими бы устами…»
Здоровья!
Твой
Д.
Л.М. Баткин
30.08
Спасибо за выражение «неодиночество мысли». Нашему брату ведь бытовое и даже душевное одиночество часто менее тягостно, чем одиночество мысли. Твой Л.
Д.Г. Лахути
31.08
Конечно, призыв давать им смелые уроки вряд ли мог исходить от простого народа, но, с другой стороны, далеко не всех представителей просвещенного сословия можно было назвать «поденщиками» и «рабами нужды», и не всем им был дорог именно «печной горшок». И синонимия (конечно, контекстная) слов «народ», «чернь» и «толпа» выражена вполне четко. Грамотными были не только помещики, попы и чиновники. А для неграмотных вся эта проблематика вообще не актуальна.
Но я еще подумаю.
Д.Г. Лахути
31.08
Дорогой Леня,
получил кусок альманаха «Вторая навигация» с твоим Дидро [58]. Порадовался.
А также и тому, что в оглавлении альманаха увидел упоминание моей статьи про Пенелопу [59].
Но сам текст в пересланном куске не уместился. Кроме того, я в свое время просил — если поместить в альманахе можно только одну мою статью — взять Эйзенштейна, но меня не послушали — какое значение имеет мнение автора? Мнение редакции важнее.
Автора даже извещать о нем не надо.
Но я хочу поблагодарить Сливицкую [60]. <…>
Твой
Д.
Л.М. Баткин
31.08
Посмотрю новую редакцию чуть позже. «Печной горшок» это, возможно, просто для выразительности, метафорически, а не социологически, образный ход? Вроде «сапожника», который должен судить не об искусстве, а о сапогах. Конечно, были уже и грамотные разночинцы, но не они же задавали тон в публичной пренебрежительной оценке сочинений Пушкина, его задевавшей. В лермонтовской «Смерти поэта» нет и намека на недоброжелательность «толпы» в позднейшем смысле, хотя есть «толпа, толпящаяся у трона» — ничего себе толпа — светская «чернь», этот термин тоже нужно включить в рассматриваемую тобой группку. «Зависеть от царя, зависеть от народа» — от какого, спрашивается, народа, в каком смысле слова, мог тогда зависеть поэт? Обнимаю (теперь, благодаря двум поэтам, это получается у нас ежедневно).
Д.Г. Лахути
31.08
«Зависеть от народа» — это он об Америке.
Л.М. Баткин
31.08
Об Америке?! Почему ты так считаешь? То есть А.С. знал что-то о положении американских поэтов, читал их? Для меня это замечание неожиданное. Получается: что в России, что в США положение творца неважное… Пушкину тогда следовало бы быть современным публицистом и приходить на передачу Архангельского [61]…
Д.Г. Лахути
31.08
Не конкретно о положении американских поэтов, но вообще об американском обществе, ср. его знаменитую фразу из статьи о записках Джона Теннера: «С изумлением увидели мы демократию в ее отвратительном цинизме, в ее жестоких предрассудках, в ее нестерпимом тиранстве. Все благородное, бескорыстное, все возвышающее душу человеческую — подавлено неумолимым эгоизмом и страстию к довольству» [62].
А поэтов, достойных внимания, в США тогда (в 1828 г.), по-моему, если вообще было, то разве человека два-три.
Л.М. Баткин
01.09
О Пушкине и «народе». Твой оригинальный, неожиданный, интересный довод с ссылкой на, кажется, единственное высказывание Пушкина, где есть слово «демократия», употребленное с презрением и негодованием под впечатлением от Теннера, — остроумен и требует профессионального раздумья, на которое я не способен. Спросить бы мнение Ю.М. Лотмана о поразительной фразе «зависеть от царя, зависеть от народа — не все ли равно». (Для меня именно «Из Пиндемонте» ПОСЛЕДНЕЕ слово поэта, а не «Памятник», берущий другую сторону дела, где «народ» берется в необъятном значении, ибо в это понятие входит и финн, и «ныне дикий тунгус, и друг степей калмык».) Что до только что возникшей «Америки» (то есть США), то она на деле осталась, естественно, для Пушкина terra incognita. Он не знал, очевидно, «Отцов» ее, Франклина и прежде всего Джеф[ф]ерсона [63]. Теннер показал с теневой стороны, ее исподнюю, но Пушкин не читал Конституцию и не мог, даже если бы знал побольше, понять новую страну, где отказались, например, от титулов… где зарождалась современная демократия, тогда еще не существовавшая в Европе. Впрочем, это совсем другая, особая тема. А возвращаясь к твоей, хочу сказать, что твой новый довод меня не убедил. Это, как если бы поэт сказал: «Я не желаю зависеть ни от русской монархии, ни от американской демократии…» Пушкин в этой фразе брал, по-моему, «народ» в несколько отвлеченном смысле, но, если исходить из его собственного жизненного, литературного опыта — это тогдашнее читательское мнение просвещенного, преимущественно дворянского и светского общества. Это те, кто не принимал новые литературные взлеты — после «Онегина». То есть мне кажется, что здесь нужно исходить из непосредственного саднящего опыта недооцененного при жизни поэта, перераставшего современников, а не из… «Америки».
Обнимаю и благодарю тебя за то, то ты даешь мне сейчас возможность начать утро за компьютером Пушкиным. <…>
Д.Г. Лахути
01.09
Отвечаю на скорую руку:
— согласен с тобой, что «Из Пиндемонте» — последнее слово Пушкина- поэта [64]; но мы не знаем, как менялись бы (если бы менялись) его взгляды, останься он в живых.
— Франклина он, конечно, знал. Ср. из Интернета: «В библиотеке П. имелись во франц. переводе “Разные статьи Ф.” (1826) философского и политико- экономич<еского> содержания (ср. в письме Вяземского П<ушки>ну 1825: “Я в стихах Ф. на франц. языке: сдается какое-то чужеязычие”). В 1836 г., упоминая об упреке Екатерины II Радищеву (“он хвалит Ф…”), П. тонко заметил, что правительница, “стремившаяся к соединению всех разнородных частей государства, не могла равнодушно видеть отторжение колоний от владычества Англии” и оттого порицала Ф. П. еще несколько раз упоминал Ф. — всегда с сочувствием и уважением (Ломоносов “предугадывает открытия Ф.”, отзыв о Ф. в гостях у Вольтера)» [65].
Вообще у всей либеральной европейской мысли XIX в. были два истока: французский и американский, начиная с Декларации независимости и продолжая Конституцией США, которые в Европе пропагандировал Франклин, будучи послом во Франции.
Статья о книге Джона Теннера <—> это 1836 г., а знаменитая книга Токвиля «Демократия в Америке» — 1835 [66]; и мне кажется несомненным, что во фразе «зависеть от народа» «народ» — это «демос», тот, который предал остракизму Фемистокла, осудил на смерть Сократа и казнил Андре Шенье [67]…
Моя заметка о Пушкине [68] начинает пухнуть; не знаю, что из нее получится.
Здоровья и бодрости!
Твой
Д.
Д.Г. Лахути
02.09
Дорогой Леня,
«старам я стала и умом слабам» [69]. Самое-то главное про Пушкина я и не вставил. Хорошо еще, совсем не забыл.
См. предпоследний абзац [70].
Твой
Д.
Л.М. Баткин
02.09
Я с восхищением прочел окончательную редакцию твоего этюда о Пушкине. Он (этюд) во всех отношениях насыщен, хорош, убедителен (а по стилю, кажется, написан под некоторым влиянием Баткина. Ты раньше никогда так не интонировал свои мысли. С такой степенью внеакадемической непринужденности. Чего стоит уже первая фраза — как продолжение разговора с неким собеседником (читателем), как обращение к нему [71]). У меня есть, как ты знаешь, кое-какие соображения насчет отношения поэта к внешнему миру, к «народу», но они не тянут на самостоятельную статью. У меня вдруг возникло странное предложение, требующее твоего согласия. Я, завистник, мог бы, наверно, присоседиться к твоей статье. Прилипнуть к ней, как ракушки к днищу корабля. С тем, чтобы опубликовать это (может быть, в «Знамени» или «Октябре», а лучше в «Живом журнале» или в той же харьковской «Второй навигации»?) — вместе. То есть выстрелить дуплетом, что уже было бы необычно. Моя реплика была бы смесью восхищенной рецензии (в духе того, что я только что написал, только, конечно, без самонадеянного упоминания о Баткине), согласия, но и малой доли критичности — скорее, смещения акцентов — и дополнения тем, что я считаю самым последним словом Пушкина. Если тебе глянется эта причудливая затея, тогда к названию потребовалось бы изменение и добавление (вроде: Пушкинское отношение к «народу» (дружеский разговор двух авторов о поэте)), а я попытался бы написать что-то дельное и живое, не споря с тобой, но предлагая другую мыслительную возможность [72]. Ничуть не буду задет, если тебе все это покажется лишним и загромождающим твой замечательный текст. Крепко обнимаю!
Л.М. Баткин
02.09
Мой дорогой, я прочел твой ответ на мои возражения насчет «Америки». С Франклином я здорово вляпался и это имя снимаю. Цепляюсь только за Джефферсона и Конституцию (?).
Ты все знаешь и помнишь, я ничего не помню и не могу вдруг заново копаться в письмах Пушкина. Очень постарел и ленив.
Твое мнение о народе в «Пиндемонте» как жестоком демосе очень выразительно, но я продолжаю отстаивать свою версию. Думаю, обе интересно было бы поставить рядом, а читатель пусть подумает сам. Но ты тоже хорош: а мы не знаем, что думал бы Пушкин об этом, доживи он до Достоевского и народников… Не отказался ли, мол, от идеи «Пиндемонте»… Вот интересно: а что он сказал бы, восстав из небытия в наши дни? Не знаем, не знаем, и вообразить это невозможно. Мы знаем только, что он думал в 1836 году. И спорим. Этого вполне достаточно. Послал тебе только что дикое предложение. Обнимаю, друже.
Д.Г. Лахути
02.09
С большим удовольствием выступлю с тобой «дуплетом». Есть только один деликатный вопрос: а что если мне захочется что-то сказать по поводу твоего текста? Не продолжая полемику, а чтобы кратко уточнить свою позицию с учетом твоей? ты бы не возражал?
Если нет — жду твой текст. А где опубликовать — обсудим по ходу. Исходные соображения: (1) чтобы побыстрей; (2) чтобы помассовей.
А чем тебе не нравится «Кое-что о Пушкине»? Против подзаголовка «(дружеский разговор двух авторов о поэте)» я ничего не имею, но «Пушкинское отношение к “народу”» как заглавие мне кажется слишком академичным.
Тем более что я благодарен тебе за раскрепощение моего стиля. Рад, что ты не возражаешь ни против «Брысь», ни против «Ибо нефиг» (тут я, кажется, пошел даже дальше тебя) [73].
А что если:
Кое-что о Пушкине
(дружеский разговор двух авторов об эволюции пушкинского отношения к «народу»)
Твой
Д.
Д.Г. Лахути
02.09
Дорогой Леня,
за Конституцию не цепляйся, она неотделима от Франклина и от европейского либерализма конца 18 — начала 19 вв. вообще. Пушкин не мог о ней не думать. Вот о Джефферсоне он нигде не упоминал. А «Золотого петушка» взял у Вашингтона Ирвинга [74].
Догадаться, как бы думал Пушкин в 1849 или 1863 году, мы, конечно, не можем. Как он воспринял бы Герцена? Не повторил ли бы эволюцию Вяземского? Это все, конечно, было бы только «пленной мысли раздраженьем» [75].
Но мне (как раз в связи с этими мыслями о Пушкине) пришло в голову, что наши «итоговые» (например, энциклопедические или «предисловные») характеристики разных «великих» поневоле никак не учитывают того, что абсолютное большинство их к моменту ухода из жизни претерпевали некую эволюцию. Погибни Наполеон в конце битвы при Прейсиш-Эйлау — так и остался бы в истории непобедимым [76]; умри бы Лев Толстой после «Анны Карениной»— так и остался бы консервативным мыслителем и т.п.
Л.М. Баткин
02.09
Пошел дальше, дальше… Я бы «Не фига» (привык к такой форме, но, может быть «НЕфиг» правильней) — не стал бы писать. Полная непринужденность (как в твоей первой же фразе) должна остерегаться вульгарности. Ты любишь оставлять последнее слово за собой (так будет и в «Спорах в интернете» об «Оде» [77], по твоему пожеланию последняя реплика там будет твоя). Я и сейчас не возражаю («без полемики», чтобы мой текстик не казался в тисках). Спасибо! Ударим дуплетом. У тебя насыщенная статья о трех «установочных» стихотворениях, у меня несколько мыслей о четвертом. Получится ли у меня споро — не знаю. Отучаюсь работать, сплю иногда лишь два часа и тогда качаюсь, как тонкая рябина, только тына — нет [78]. Хороший вариант — четыре часа беспокойного сна. Тот еще автор. Но завтра начну и постараюсь сделать к середине следующей недели, текст-то будет коротенький, полагаю. Как сказал когда-то Эйнштейн, когда его спросили, чем он записывает свои мысли: «Мысли, знаете ли, приходят редко». Об американской Конституции — не слишком важно, был знаком поэт с ее текстом или нет. Она забегала в будущее и далеко выходила за пределы пушкинского исторического и социального кругозора. Она была нова еще и для Западной Европы. Что до «если бы…», я от таких соображений не в восторге. Пушкин, как и все другие, совершенно за- конченный и хронологически очерченный феномен. И толкование его резонно только в этих рамках. Лермонтов мог бы дожить до 1894, скажем, года. То есть до 80 лет, подумаешь. И стать в старости современником Блока… А как бы он отнесся к символизму? ЧТО ТОЛКУ В ТАКОМ ПАСЬЯНСЕ, ЧЕМ СЕРДЦЕ УСПОКОИТСЯ [79]? До свидания, дорогой друг.
Д.Г. Лахути
02.09
Пошел дальше, дальше… Я бы «Не фига» (привык к такой форме, но, может быть «НЕфиг» правильней) — не стал бы писать. Полная непринужденность (как в твоей первой же фразе) должна остерегаться вульгарности.
— Мне «нефиг» дорог. От включает мой дискурс в дискурс массовых пользователей Интернета.
Ты любишь оставлять последнее слово за собой (так будет и в «Спорах в интернете» об «Оде», по твоему пожеланию последняя реплика там будет твоя). Я и сейчас не возражаю («без полемики», чтобы мой текстик не казался в тисках). Спасибо! Ударим дуплетом. У тебя насыщенная статья о трех «установочных» стихотворениях, у меня несколько мыслей о четвертом. Получится ли у меня споро — не знаю. Отучаюсь работать, сплю иногда лишь два часа и тогда качаюсь, как тонкая рябина, только тына — нет. Хороший вариант — четыре часа беспокойного сна. Тот еще автор.
— Очень, очень тебе сочувствую. Мне еще не так худо, но — не могу думать о чем нужно, а только о том, о чем хочется. А нужно бы думать о давно запланированном, но — не получается…
Но завтра начну и постараюсь сделать к середине следующей недели, текст-то будет коротенький, полагаю. Как сказал когда-то Эйнштейн, когда его спросили, чем он записывает свои мысли: «Мысли, знаете ли, приходят редко». Об американской Конституции — не слишком важно, был знаком поэт с ее текстом или нет. Она забегала в будущее и далеко выходила за пределы пушкинского исторического и социального кругозора.
— С этим я не согласен. Может быть, он и не вчитывался внимательно в ее текст, но суть и роль ее он не мог не знать, ибо внимательно следил, по французским и английским источникам, за европейской политической мыслью (вспомни «Здесь натиск пламенный, а там отпор суровый — пружины смелые гражданственности новой» [80]).
А как внимательно вчитывался он в описания положения английских рабочих (я писал об этом в «Трех сюжетах» [81])?
Она была нова еще и для Западной Европы.
— Тем и привлекала внимание.
Что до «если бы…», я от таких соображений не в восторге. Пушкин, как и все другие, совершенно законченный и хронологически очерченный феномен.
Конечно, очерченный — рождением и смертью. Но мы же только что видели, как изменилась его позиция по проблеме «поэт и толпа» за какие-то 8 лет. Я не предлагаю толковать его за пределами этих рамок, но не могу и забыть о том, что они случайны.
И толкование его резонно только в этих рамках. Лермонтов мог бы дожить до 1894, скажем, года. То есть до 80 лет, подумаешь. И стать в старости современником Блока… А как бы он отнесся к символизму? ЧТО ТОЛКУ В ТАКОМ ПАСЬЯНСЕ, ЧЕМ СЕРДЦЕ УСПОКОИТСЯ? До свидания, дорогой друг.
Спи хорошо.
Твой
Д.
Д.Г. Лахути
04.09
Дорогой друг,
в ожидании твоей реплики для нашей дружеской беседы, каковая реплика, как я понимаю, будет посвящена «Пиндемонти» как четвертому стихотворению Пушкина, в котором речь идет об отношении поэта к народу, решился я внимательно перечитать это самое стихотворение, которое до сих пор помнил «в общем», как запомнившееся когда-то. И вот на какие мысли это меня навело.
<…> [82]
Интересно, что в нем автор — в отличие от трех ранее обсужденных стихотворений — не презентует себя как поэта; о том, что он поэт, можно заключить только по тому, что текст этот написан в стихотворной форме. Но ведь, вообще говоря, в стихотворной форме от первого лица можно писать и не о поэте. Мцыри, кажется, не был поэтом [83]. Проблемы, обсуждаемые в этом тексте, касаются любого мыслящего человека.
Что же заботит «образ автора» [84] этого текста?
Для начала — о том, что его не заботит. Его не заботит отсутствие у него некоторых прав: права обсуждать налоги, права влиять на решение правителей начать и вести войну, права свободно выражать свои мысли в печати, что, оказывается, всегда значит — морочить олухов… Все это, видите ль, слова, слова, слова…
Уже тут возникают некоторые вопросы. В уплату налогов принимаются не слова, а реальные денежки, которые надо откуда-то добыть. Не за каждого ведь царь в конце концов заплатит долги… Воюют, собственно, не цари, а солдаты и офицеры, и не словами, а ружьями, пушками и другими приятными приспособлениями, причем страдают от этого не только сами они, но также и мирные жители, и не только в местах, непосредственно затронутых военными действиями.
И кому это все равно, коль чуткая цензура В журнальных замыслах стесняет балагура — издателю журнала «Современник», чье последнее в жизни письмо, написанное утром в день дуэли, было посвящено как раз журнальным замыслам [85]? Который по цензурным соображениям не мог в своем журнале напечатать тот самый «каменноостровский цикл» [86], в который вошло это самое стихотворение о том, что не дорого ценит он звонкие права…? «Свежо предание, а верится с трудом…» [87]
Поскольку Пушкин неискренних стихов не писал, я могу понять эти строки только как возглас отчаяния с эпиграфом «Достали!». Хватит с меня! Не хочу я больше ни пробуждать в вас чувства добрые, ни восславлять свободу, ни даже милость к падшим призывать (чем еще похвалюсь через полтора месяца в «Я памятник себе…»). Я вообще больше не хочу писать и тем более печатать стихов! Я больше не хочу быть поэтом, автором, творцом — я хочу быть читателем, зрителем, созерцателем. Пусть природа и искусства вызывают во мне трепет восторга и умиления, а я не хочу зависеть ни от царя, ни от народа (о власти которого нам достаточно сказали и Джон Теннер, и господин де Токвиль), я хочу служить и угождать себе лишь одному! Вот вам права!
Не буду упрекать А.С. в эгоистицизме. Не стану утверждать, что сам не вижу в этой картине ничего соблазнительного (особенно насчет Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи; а как насчет Терпя, чего терпеть без подлости не можно [88]?) и что, если бы мне предложили такой вариант существования, я бы решительно и не раздумывая от него отказался. Смущает меня только одно — как в старом анекдоте: «Милый, а деньги?» [89] Безделье требует средств; скитанье здесь и там по своей прихоти — тем более; а где ж их взять? Конечно, Чацкий «на три года вдаль уехал»; но он как-никак «имел душ сотни три», а то и четыре, да и женат не был, как Пушкин. В нашем современном мире, конечно, можно найти примеры такого существования; самый наглядный — американский пенсионер, сохранивший здоровье. Но ведь для того, чтобы скитаться здесь и там по прихоти своей, а не в экскурсионном автобусе в стиле «посмотрели направо — подивитесь божественной природы красоте № 17; посмотрели налево — вострепещите в восторге умиленья пред созданьем искусств № 23», — для этого надо, чтобы ты сам или кто-то за тебя предварительно оспорил налоги таким манером, чтобы составилась для тебя приличная пенсия, побольше 13 тыс. российских рублей по курсу 2016 г. И хорошо бы еще, чтобы современные цари не баловались войнами (которые ведь в наши дни могут быть и ядерными); а отсутствия цензуры хотелось бы не только де юре, но и де васе… в смысле де факто.
Да, противоречив был А.С., как живая жизнь…
P.S. Леня, набери в окне поиска Яндекса «Памятник (А.С. Пушкин)», и увидишь невообразимо прелестную гомилетическую статью, в которой, между прочим, сказано: «В третьей строфе развивается ключевая связующая тема апостольского служения. Народ принял христианскую правду, на что указывает называние имени Спасителя» [90]. Где в третьей строфе они нашли имя Спасителя? Ох, дурют нашего брата… Ох, дурют…
Л.М. Баткин
04.09
Ну, от «противоречивого» Александра Сергеевича мокрого места не осталось. Особенно эффектны денежные соображения с перерасчетом на нынешнюю ситуацию с рублем, отсутствием реальной денежной индексации и пр. Ах, этот праздный и богатенький турист (правда, не выезжавший никогда из России), природой любовавшийся в ее пределах, а искусством — в Эрмитаже, надо думать. Отдаю должное твоему полемическому, разоблачившему Пушкина задору. Оказалось, что «Пиндемонте» <—> это отказ от борьбы вокруг налогов, против цензуры<,> против войн — отказ от гражданской активности… при Николае. Что это апофеоз безделья, праздных и дорогих туристических вояжей («Слоняться здесь и там» подле Михайловского, «Вновь я посетил…»). Что из «Пиндемонте» не видно, что это пишет поэт, только «стихотворная форма», да П. и впрямь больше не хочет ни писать стихи, ни печататься… да это ведь видно из текста… В чем ты прав — тут много отчаяния, «достали!» Он отныне уходит из «политики». Которой, вопреки его надеждам на помилование декабристов, в России более не было. Но все же хвастает в «Памятнике», что в свой жестокий век… и пр. С победой тебя — над Пушкиным и примкнувшим к нему твоим верным другом. Ты собираешься все это изложить после моей уже вовсю начатой статьи? Дорогой, тогда не попробовать ли нам с тобой, пожалуйста. Но предварительно мне нужно его прочесть. И тогда уж решить, что делать дальше. Понятно, что участвовать в сегодняшнем твоем походе, предварять его в качестве странной прокладки, я не смогу. Дружбе нашей, надеюсь, это не помешает. «Живая жизнь»!
Д.Г. Лахути
05.09
Да нет, конечно, ничего этого я в таком виде публиковать не собираюсь. Это только для тебя и даже не для общих знакомых.
А в нашей беседе разве что пискну что-нибудь нежное.
А вот если бы ты тоже «для внутреннего употребления» объяснил мне, — не посредством иронии (которой ты мастер), а всерьез, — в чем я заблуждаюсь, был бы рад.
А как по-твоему, гармонирует ли «Пиндемонти» с «Памятником» (который написан на полтора месяца позже)?
Неизменно твой,
Д.
Л.М. Баткин
05.09
Гармонирует! Последняя строфа «Памятника» (пристегнутая, вне подражания Горацию, никак не вытекающая из предыдущих) вдруг сцепляется — и я об этом пишу — с «Пиндемонте».
В чем ты неправ! Нет сейчас сил и времени писать, поговорим еще — быть может, по телефону. Неправ почти во всем, но я пришлю тебе собственный текст, когда закончу. Признаться, обдумываю с колебаниями, не лучше ли (независимо от нашего вчерашнего разногласия) отказаться от собственной идеи прилепиться к днищу твоей очень интересной статьи, а публиковать собственные соображения (возможно, последнюю в жизни статью, я очень ослаб и скапустился буквально в последние несколько дней, занятно наблюдать за собою словно со стороны) — так вот, не нужно ли<,> «нежно пискнув», по твоему выражению, в адрес твоей статьи и отметив, что она послужила поводом<,> написать собственную, поместить ее во все тот же бухнущий четвертый том, пока не поздно. Тебя это не может ущемить. Напротив, зачем тебе (и мне) присобачивать к своему стройному тексту мнение о ЧЕТВЕРТОМ «установочном» стихотворении, которое перпендикулярно твоему, хотя и скрываемому от публики. Кстати, советую вычеркнуть «Нафиг», потому что нельзя этим словом ЗАКАНЧИВАТЬ статью. Слова «раскованный» и «разнузданный», «развязный» имеют формально совершенно одинаковый буквальный смысл. На деле, совершенно разный. Для лошади это различие пофиг. Для читателя нет.
Остаюсь тоже неизменно твой. Леня.
Д.Г. Лахути
05.09
Насчет того, как опубликовать твою статью, решишь, когда ее закончишь. Главное, закончи.
Мне очень интересно будет посмотреть, как ты сопрягаешь последнюю строфу «Памятника» с ее напутствием музе, явно предполагающим продолжение творчества, с «Пиндемонти», где речь только о созерцании (во всяком случае, «счастье» и «права» там только в нем).
У меня не «нАфиг» («Пошел ты нафиг»), а «нЕфиг» (в смысле «нечего»: «не тебе, глупцу, на меня бочку катить»).
Всячески сострадаю твоему состоянию и сильно надеюсь, что оно пройдет.
Звони и пиши. Звонок позволяет живой обмен мыслями, а письмо дает возможность их лучше обдумать.
Твой
Д.
Д.Г. Лахути
06.09
Дорогой Леня,
посылаю тебе для сведения продолжение моих «мыслей для себя» про «Памятник» и «Пиндемонти»:
P.S. Насчет «Я больше не хочу быть поэтом» я, конечно, хватил через край. Ниоткуда же не следует, что в случае получения тех прав, которые он ценит, наш автор ограничится только созерцательной жизнью. Наоборот: трепет перед божественными красотами природы или созданьями искусств и вдохновенья может вдохновить его на собственные создания — как, например, впечатление от создания шекспировского вдохновенья — драмы «Мера за меру» — подтолкнуло его к созданию поэмы «Анджело», которую, если верить Бартеневу и Нарышкину, он считал одним из лучших своих произведений.
И еще: мечта Пушкина «по прихоти своей скитаться здесь и там» в наши дни могла бы осуществиться при одном условии: получить Нобелевскую премию в не слишком преклонном возрасте (как Бродский) и при хорошем состоянии здоровья (не как у Бродского — хватило всего на восемь лет), что для него было бы, я думаю, при всех сомнениях насчет нобелевского жюри, не столь уж невероятным.
Д.Г. Лахути
08.09
http://rupoem.ru/pushkin/zabyv-i-roschu.aspx
Забыв и рощу и свободу,
Невольный чижик надо мной
Зерно клюет и брызжет воду,
И песнью тешится живой.
1836
А.С. Пушкин. Сочинения в трех томах.
Санкт-Петербург: Золотой век, Диамант, 1997.
Это четверостишие, конечно, есть и в других изданиях; но это первое, что мне попалось в Интернете.
Л.М. Баткин
09.09
Спасибо, мой друг! К своему стыду<,> я нашел чижика в собственном десятитомнике. Буду искать текст твоей статьи и адрес «Живого журнала». Но собственную статью еще не переделал — понесло на Лермонтова… А давай-ка прочтем в ИВГИ [91] в один день (в конце сентября?) наши статьи одну за другой на одном заседании? выдержат? предложить Жигариной [92]? Общая тема, скажем: «Пушкин: “толпа” и “свобода”». Или что-то похожее [93].
Д.Г. Лахути
09.09
С удовольствием. Надо будет прикинуть время. И сможем включить это в годовой отчет.
А потом еще, может, и опубликовать.
Л.М. Баткин
09.09
Дорогой Делир, я только сейчас обнаружил, что прозевал и не ответил на твою порку Жолковского. <…> Ты ОБЯЗАН опубликовать твою реакцию на свежую передачу <…> Быкова с участием этого филологического <…> [94].
Д.Г. Лахути
09.09
Дорогой Леня,
на передачу Быкова с участием Ж<олковского> я отреагировал в ФБ (ты мне тогда лайкнул, как и еще 11 (!) человек) [95].
Хотелось бы, конечно, как-то расширить аудиторию. И да, хорошо бы в печати. Но кто из печатных органов захочет взять? <…>
Твой
Д.
Д.Г. Лахути
15.09
Дорогой Леня,
я два дня занимался университетскими делами, от чего совсем впал в ничтожество.
Тем не менее посылаю тебе твоего «Пушкина» со своими замечаниями, которыми ты можешь воспользоваться или не воспользоваться как захочешь. Как обычно, красным цветом я выделяю предлагаемые добавки, голубым — то, что предлагаю снять, желтым — то, что у меня вызывает сомнения, зеленым — мои замечания.
Замечу также, что я нашел в Интернете примечания к черновому автографу «Поэта и толпы», там «бог» (Аполлон) с маленькой буквы.
Твой
Д.
Л.М. Баткин
16.09
Спасибо, Делир, спасибо за помощь! Некоторые опечатки указывают на мое резко ухудшившееся физическое состояние («Стансы» заменены какими- то «Станцами»). О «пустельге» не знал, а воображаю, что знаю русский язык. Впредь буду справляться у персов. Об остальном еще подумаю. Последние четверо суток сплю не больше трех часов. А вчера не спал ни часа. Во вторник еду на консультацию в кардиобольницу, и не исключено, что лягу — обострилась серд<ечная> недостаточность, задыхаюсь. Обнимаю.
Д.Г. Лахути
16.09
Дорогой Леня,
с какой радостью я поделился бы с тобой сном! К сожалению, таких способов не придумано.
А пустельга — это не из персидского эпоса, а из детских рассказов Бианки [96].
Всячески жду сообщений о том, что тебе получшало.
Вчера в n+1-й раз все с тем же наслаждением смотрел «Ежик в тумане» [97]. «Ведь с кем же еще звезды-то считать?!»
Твой
Д.
* * *
29 ноября 2016 года Леонид Михайлович Баткин ушел из жизни.
Публикация и примечания Н.Т. Баткиной, Д.Г. Лахути и Николая Поселягина
Библиография / References
[Баткин 1990] — Баткин Л.М. Леонардо да Винчи и особенности ренессансного творческого мышления. М.: Искусство, 1990.
(Batkin L.M. Leonardo da Vinchi i osobennosti renessansnogo tvorcheskogo myshleniya. Moscow, 1990.)
[Баткин 1996] — Баткин Л. О постмодернизме и «постмодернизме» // Октябрь. 1996. № 10. С. 176—188.
(Batkin L. O postmodernizme i «postmodernizme» // Oktyabr’. 1996. № 10. P. 176—188.)
[Баткин 2015—2018] — Баткин Л.М. Избранные труды: В 6 т. Т. I: Люди и проблемы итальянского Возрождения. М.: Новый хронограф, 2015; Т. II: Леонардо да Винчи и особенности ренессансного творческого мышления. М.: Новый хронограф, 2015; Т. III: Европейский человек наедине с собой. М.: Новый хронограф, 2016; Т. IV: Пристрастия: Избранные статьи и эссе о культуре. М.: Новый хронограф, 2018.
(Batkin L.M. Izbrannye trudy: In 6 vols. Vol. I: Lyudi i problemy ital’yanskogo Vozrozhdeniya. Moscow, 2015; Vol. II: Leonardo da Vinchi i osobennosti renessansnogo tvorcheskogo myshleniya. Moscow, 2015; Vol. III: Evropeyskiy chelovek naedine s soboy. Moscow, 2016; Vol. IV: Pristrastiya: Izbrannye stat’i i esse o kul’ture. Moscow, 2018.)
[Баткин 2016] — Баткин Л. Заметки об индивидуализме Дидро // Вторая навигация: Альманах. Вып. 14. Харьков: Права людини, 2016. С. 90—116.
(Batkin L. Zametki ob individualizme Didro // Vtoraya navigatsiya [Almanac]. Vol. 14. Kharkiv, 2016. P. 90—116.)
[Гаспаров 1996] — Гаспаров М.Л. О. Мандельштам: Гражданская лирика 1937 года. М.: РГГУ, 1996.
(Gasparov M.L. O. Mandel’shtam: Grazhdanskaya lirika 1937 goda. Moscow, 1996.)
[Гаспаров 1997а] — Гаспаров М. Георгий Шенгели, ученый поэт // Арион. 1997. № 4. С. 32—36 (www.arion.ru/mcontent.php?year =1997&number=29&idx=446 (дата обращения: 23.10.2019)).
(Gasparov M. Georgiy Shengeli, uchenyy poet // Arion. 1997. № 4. P. 32—36 (www.arion.ru/mcontent. php?year=1997&number=29&idx=446 (accessed: 23.10.2019)).)
[Гаспаров 1997б] — Гаспаров М.Л. «Снова тучи надо мною…»: Методика анализа // Гаспаров М.Л. Избранные труды: В 3 т. Т. 2: О стихах. М.: Языки русской культуры, 1997. С. 9—20.
(Gasparov M.L. «Snova tuchi nado mnoyu…»: Metodika analiza // Gasparov M.L. Izbrannye trudy: In 3 vols. Vol. 2: O stikhakh. Moscow, 1997. P. 9—20.)
[Жолковский 1996] — Жолковский А. Анна Ахматова — пятьдесят лет спустя // Звезда. 1996. № 9. С. 211—227.
(Zholkovskiy A. Anna Akhmatova — pyat’desyat let spustya // Zvezda. 1996. № 9. P. 211— 227.)
[Жолковский 2010] — Жолковский А. Мой взгляд на институт костра и другие институты, или Хохороны вторник // Жолковский А. Осторожно, треножник! М.: Время, 2010. С. 355—362.
(Zholkovskiy A. Moy vzglyad na institut kostra i drugie instituty, ili Khokhorony vtornik // Zholkovskiy A. Ostorozhno, trenozhnik! Moscow, 2010. P. 355—362.)
[Лахути 2009] — Лахути Д. Образ Сталина в стихах и прозе Мандельштама. Попытка внимательного чтения (с картинками). М.: РГГУ, 2009.
(Lakhuti D. Obraz Stalina v stikhakh i proze Mandel’shtama. Popytka vnimatel’nogo chteniya (s kartinkami). Moscow, 2009.)
[Лахути 2015] — Лахути Д. Вдумываясь в текст. М.: РГГУ, 2015.
(Lakhuti D. Vdumyvayas’ v tekst. Moscow, 2015.)
[Лахути 2016] — Лахути Д. Вышивала ли Пенелопа? // Вторая навигация: Альманах. Вып. 14. Харьков: Права людини, 2016. С. 204—227.
(Lakhuti D. Vyshivala li Penelopa? // Vtoraya navigatsiya [Almanac]. Vol. 14. Kharkiv, 2016. P. 204— 227.)
[Лекманов 2009] — Лекманов О.А. Осип Мандельштам: Жизнь поэта. 3-е изд., доп. и перераб. М.: Молодая гвардия, 2009.
(Lekmanov O.A. Osip Mandel’shtam: Zhizn’ poeta. 3rd ed., revised. Moscow, 2009.)
[Надеждин 1831] — Надоумко Н. [Надеждин Н.И.] «Борис Годунов». Сочинение А. Пушкина. Беседа старых знакомцев // Телескоп. 1831. Ч. 1. № 4. С. 546—574.
(Nadoumko N. [Nadezhdin N.I.] «Boris Godunov». Sochinenie A. Pushkina. Beseda starykh znakomtsev // Teleskop. 1831. Vol. 1. № 4. P. 546—574.)
[Пушкин 1931] — Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: В 6 т. / Под общ. ред. Д. Бедного, А.В. Луначарского, П.Н. Сакулина и др. Т. VI: Путеводитель по Пушкину. М.; Л.: ОГИЗ; ГИХЛ, 1931.
(Pushkin A.S. Polnoe sobranie sochineniy: In 6 vols. / Ed. by D. Bednyy, A.V. Lunacharskiy, P.N. Sakulin et al. Vol. VI: Putevoditel’ po Pushkinu. Moscow; Leningrad, 1931.)
[Сливицкая 2016] — Сливицкая О. «…продленный призрак бытия синеет за чертой страницы…»: Роман Толстого как целостность и как фрагмент Всего // Вторая навигация: Альманах. Вып. 14. Харьков: Права людини, 2016. С. 180—190.
(Slivitskaya O. «…prodlennyy prizrak bytiya sineet za chertoy stranitsy…»: Roman Tolstogo kak tselostnost’ i kak fragment Vsego // Vtoraya navigatsiya [Almanac]. Vol. 14. Kharkiv, 2016. P. 180—190.)
[Tocqueville 1835] — Tocqueville A. de. De la démocratie en Amérique. Vol. I—II. Paris: Librairie de Charles Gosselin, 1835.
[1] Антонина Андреевна Васильева — жена Д.Г. Лахути.
[2] Речь идет о статье Л.М. «Споры в интернете. Апрель—май 2016. Ода О. Мандельштама» [Баткин 2015—2018, IV: 569—578].
[3] [Лахути 2009].
[4] «Я — филолог, для меня всякий писатель — это словесный аппарат, производитель текстов, заглядывать в сердце которому я не имею нравственного права» [Гаспаров 1997а].
[5] Н.Я. Мандельштам.
[6] Речь идет о биографии О.Э. Мандельштама, написанной О.А. Лекмановым для книжной серии «Жизнь замечательных людей» [Лекманов 2009].
[7] [Гаспаров 1996: 99].
[8]Неточная цитата из сатирического произведения А.К. Толстого «История государства Российского от Гостомысла до Тимашева» (<1868>): «Последнее сказанье // Я б написал мое».
[9] Заметка «Под Ижорами и над ними» [Баткин 2015—2018, IV: 771—774].
[10] Плановая работа Д.Г. Лахути для РГГУ.
[11] Статья опубликована под названием: «Опыт филармонической поэзии Юрия Левитанского» [Баткин 2015—2018, IV: 837—847].
[12] Далее воспроизводится стихотворение Ю.Д. Левитанского «Сон о рояле» (к письму также приложен doc-файл под названием «Поэтическое музыко»).
[13] Миша Майский (род. 1948) — российский и израильский виолончелист.
[14] Владимир Самойлович Горовиц (1903—1989) — известный советский и американский пианист.
[15] Имеется в виду принятое в советской официальной науке представление об искусстве как специфической форме отражения действительности.
[16] Неточная цитата из романа Стендаля «Красное и черное»: «Роман — ведь это зеркало, с которым идешь по большой дороге».
[17] Неточная цитата из стихотворения М.Ю. Лермонтова «Воздушный корабль» (1840): «Из гроба тогда император, // Очнувшись, является вдруг».
[18] Аччелерандо — постепенное ускорение темпа музыкального произведения.
[19] Эту мысль М.Л. Гаспаров высказывал в ряде работ; см., например: [Гаспаров 1997б].
[20] Имеется в виду статья «Опыт филармонической поэзии».
[21] Цитата из пушкинской трагедии «Борис Годунов» (1825).
[22] Неточная цитата из «Стансов» (1935) О.Э. Мандельштама: «И, перед смертью хорошея, // Еще побыть и поиграть с людьми!»
[23] Цитата из стихотворения А.Н. Вертинского «Сумасшедший шарманщик» (1930).
[24] Имеется в виду Стратегическая оборонная инициатива — развернутая Р. Рейганом в 1980-х годах программа научно-исследовательских работ по созданию масштабной системы противоракетной обороны США, включающей в себя элементы космического базирования. Получила неофициальное прозвище «Звездные войны» в честь популярной одноименной фантастической киноэпопеи Дж. Лукаса.
[25] «Остроумие на лестнице» (l’esprit d’escalier) — французская идиома, близкая по смыслу к русской поговорке «задним умом крепок».
[26] Цитаты из «Истории одного города» (1869—1870) М.Е. Салтыкова-Щедрина: «Праздников два: один весною, немедленно после таянья снегов, называется “Праздником неуклонности” и служит приготовлением к предстоящим бедствиям; другой — осенью, называется “Праздником предержащих властей” и посвящается воспоминаниям о бедствиях, уже испытанных».
[27] Роза Михайловна Коваль (род. 1929) — искусствовед, художник, член Международного союза историков искусств и художественных критиков, жена Александра Хаимовича Горфункеля (род. 1928) — историка, философа, источниковеда, книговеда, библиографа. Оба живут в г. Бостон.
[28] «Я сделал, что мог; пусть те, кто сможет, сделают лучше» (лат.).
[29] Пэон — античная стихотворная стопа, состоящая из трех кратких слогов и одного долгого.
[30] Бык Фаларида — описанное в античных произведениях орудие казни, изобретенное при дворе тирана Фаларида (Фалариса) и представлявшее собой, по легенде, полого медного быка в натуральную величину с особым акустическим аппаратом в области ноздрей. Внутрь сажали приговоренного к казни, под быком разводили костер, а акустическое устройство преобразовывало крики сгорающего заживо в рев быка.
[31] «Опыт филармонической поэзии».
[32] Крылатое выражение: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты».
[33] Намек на иранское (персидское) происхождение Д.Г. Лахути.
[34] Статья «Кое-что о способах цитирования и кое-чем еще», спустя день опубликованная как пост в Фейсбуке (www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=1720477684874123&id=100007357245056 (дата обращения по всем ссылкам здесь и далее: 23.10. 2019)). Посвящена статьям А.К. Жолковского «Анна Ахматова — пятьдесят лет спустя» [Жолковский 1996] и «Мой взгляд на институт костра и другие институты, или Хохороны вторник» [Жолковский 2010]. В ней критикуются особенности работы Жолковского с источниками и его публичные оценки А.А. Ахматовой.
[35] [Баткин 1996].
[36] Неточная цитата из пьесы Е.Л. Шварца «Дракон» (1944): «Да, я кот, но люди иногда так невнимательны».
[37] Имеется в виду относящийся к Сталину эпитет в стихотворении О.Э. Мандельштама «Стансы» (1937): «И мы его обороним, // Непобедимого, прямого, // С могучим смехом в грозный час, // Находкой выхода прямого // Ошеломляющего нас».
[38] Начальные слова популярной советской песни из кинофильма «Тучи над Борском» (1960).
[39] Статья «Читатель и филолог» [Баткин 2015—2018, IV: 447—458].
[40] Ср. письмо Д.Г. Лахути от 2.06.
[41] Имеется в виду монография Л.М. «Леонардо да Винчи и особенности ренессансного творческого мышления» [Баткин 1990], републикованная во втором томе его «Избранных трудов» [Баткин 2015—2018, II].
[42] Бальдассаре Кастильоне (1478—1529) — итальянский писатель эпохи Возрождения, автор трактата «Придворный» (опубл. 1528). Кастильоне — один из центральных персонажей книги Л.М. «Леонардо да Винчи и особенности ренессансного творческого мышления» [Баткин 1990; 2015—2018, II].
[43] Стихотворение О.Э. Мандельштама (1932).
[44] Имеется в виду доклад Д.Г. Лахути «Приключения трех сюжетов», представленный в Институте высших гуманитарных исследований (ИВГИ) РГГУ 29 октября 2014 года. В нем прослеживаются некоторые интертекстуальные связи стихотворения А.С. Пушкина «Не дай мне Бог сойти с ума…» (1833), а также дальнейшая культурная эволюция затронутых в нем сюжетов.
[45] [Баткин 1996].
[46] Неточная цитата из стихотворения «Поэт и толпа»: «Подите прочь — какое дело // Поэту мирному до вас! // В разврате каменейте смело, // Не оживит вас лиры глас!»
[47] Два (не подряд) четверостишия из стихотворения М.Ю. Лермонтова «Поэт» (1838). В шестой строке — неточность (у Лермонтова: «И отзыв мыслей благородных»).
[48] Видимо, имеется в виду Д.В. Давыдов.
[49] Неточная цитата из стихотворения М.Ю. Лермонтова «Родина» (1841): «И в праздник, вечером росистым, // Смотреть до полночи готов // На пляску с топаньем и свистом // Под говор пьяных мужичков».
[50] Масштабное стихотворение В.А. Жуковского (1812).
[51] Мнение Базарова, персонажа романа И.С. Тургенева «Отцы и дети» (1862), о Пушкине: «Помилуй, у него на каждой странице: на бой, на бой! за честь России!»
[52] [Надеждин 1831].
[53] Статья Д.Г. Лахути, позднее (10 октября) опубликованная как пост в Фейсбуке под названием «Кое-что про Пушкина» (www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=1759798247608733&id=100007357245056).
[54] Лицейское прозвище Пушкина.
[55] Неточная цитата из стихотворения Лермонтова «И скучно и грустно…» (1840): «…некому руку подать // В минуту душевной невзгоды…»
[56] Цитируются стихотворения «Родина», «Умирающий гладиатор» (1836), «Предсказание» (1830).
[57] Только что вышедший на тот момент сборник статей Д.Г. Лахути [Лахути 2015].
[58] [Баткин 2016].
[59] [Лахути 2016].
[60] Филолог, профессор Санкт-Петербургского государственного института культуры, друг Л.М. Баткина. В том же выпуске альманаха «Вторая навигация» вышла ее статья: [Сливицкая 2016]. Вероятно, Д.Г. Лахути благодарит О.В. Сливицкую за то, что она рекомендовала опубликовать во «Второй навигации» статью из книги [Лахути 2015].
[61] Имеется в виду телепередача филолога и журналиста А.Н. Архангельского «Тем временем», выходящая с 2000 года на телеканале «Культура».
[62] Неточная цитата из статьи Пушкина «Джон Теннер» (1836): «С изумлением увидели демократию в ее отвратительном цинизме, в ее жестоких предрассудках, в ее нестерпимом тиранстве. Все благородное, бескорыстное, все возвышающее душу человеческую — подавленное неумолимым эгоизмом и страстию к довольству (comfort)…» Джон Теннер (1780—1847) — американский мемуарист, в 9-летнем возрасте похищенный индейцами и проживший среди них около 30 лет. В 1830 году он написал об этом книгу «Рассказ о похищении и приключениях Джона Теннера», откликом на которую и является статья Пушкина.
[63] Бенджамин Франклин (1706—1790) — политический деятель, изобретатель, писатель и философ, одна из ключевых фигур американского Просвещения и Американской революции. Томас Джефферсон (1743—1826) — политический деятель, важнейший деятель Американской революции, основной автор Декларации независимости США, 3-й президент США (1801—1809). Франклин, Джефферсон и ряд их сподвижников, сыгравших наиболее значительную роль в становлении американской государственности, считаются отцами-основателями США.
[64] Сейчас я в этом не так уверен (примеч. Д.Г. Лахути).
[65] Цитируется статья «Франклин Веньямин» из словаря «Путеводитель по Пушкину» [Пушкин 1931] (см.: feb-web.ru/feb/pushkin/put-abc/put/put-3628.htm?cmd=0&istext=1).
[66] [Tocqueville 1835].
[67] Фемистокл (ок. 524 до н.э. — 459 до н.э.) — афинский политик, внесший значительный вклад в развитие афинской государственности, и полководец, одержавший ряд побед над персами. В результате политических интриг был подвергнут остракизму (народному голосованию, выражающему недоверие тому или иному общественному деятелю) и изгнан из Афин. Сократ (470/469 до н.э. — 399 до н.э.) — один из крупнейших древнегреческих философов и одна из ключевых фигур европейской философии. Афинские граждане обвинили его в богохульстве и развращении юношества и приговорили к смерти; он принял яд. Андре Мари де Шенье (1762—1794) — французский поэт, журналист и политик периода Великой французской революции. Был арестован и казнен во время якобинского террора.
[68] Статья «Кое-что про Пушкина» (см. примеч. 53).
[69] Неточная цитата из стихотворения П.А. Вяземского «Святочная шутка» (<1830>): «Что, всё ли он ума палата, // Или старам стала глупам?» Эта фраза, в свою очередь, восходит к известной в кругу Вяземского поговорке — так, по слухам, местный житель описывал казанского наместника при Екатерине II князя П.С. Мещерского.
[70] «И, наконец, самое, пожалуй, главное новое слово: пробуждал. Речь уже не о том, чтобы со стороны навязывать толпе чуждые ей уроки: нет, чувства добрые внутренне присущи народу, только они в нем дремлют; их можно — и потому нужно — пробудить, и не просто пробудить, а довести до дела — милости к падшим» (в фейсбук-публикации «Кое-что про Пушкина» курсивы не отображены; восстановлено по рукописи).
[71] «Нет, что хотите, а А.С. Пушкин — человек непростой, хоть, строго говоря, для нас он давно уже не человек, а — как говорит один мой друг — “текст слов”».
[72] Эту идею Л.М. разовьет в статью «Пушкинский манифест личной свободы», которая будет опубликована в IV томе «Избранных трудов» [Баткин 2015—2018, IV: 775—787].
[73] Имеются в виду фразы из «Кое-что про Пушкина»: «“Поэт и толпа” — кто что ни говори, бескомпромиссный манифест “чистого искусства”, начиная с эпиграфа: “Procul, profani — Брысь, невежи!”»; «А в последней строке не мог (литератор все-таки!) не вспомнить суд глупца, помянутый в предыдущем установочном стихотворении, и отмел его как недостойный даже спора. Ибо нефиг».
[74] Вашингтон Ирвинг (1783—1859) — американский писатель романтического направления. Его новелла «Легенда об арабском звездочете» из сборника «Альгамбра» (1832) послужила одним из основных источников сюжета пушкинской «Сказки о золотом петушке» (1834).
[75] Цитата из стихотворения Лермонтова «Не верь себе» (1839).
[76] Битва при Прейсиш-Эйлау 7—8 февраля 1807 года — одно из самых кровопролитных сражений Войны четвертой коалиции (1806—1807), во время которого русская армия под командованием Л.Л. Беннигсена атаковала войска Наполеона. Хотя тактически победа осталась за французской армией, в конечном счете исход битвы оказался неопределенным и не привел к стратегической выгоде ни для одной из сторон.
[77] См. письмо Д.Г. Лахути от 2.06.
[78] Аллюзия на стихотворение И.З. Сурикова «Что шумишь, качаясь…» (1864) и ее народную переработку — застольную песню «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина».
[79] Фраза из народного карточного гадания: «Что было, что будет, чем сердце успокоится».
[80] Цитата из стихотворения Пушкина «К вельможе» (1830).
[81] См. примеч. 44.
[82] Воспроизводится текст стихотворения Пушкина «Из Пиндемонти» (1836).
[83] Значительная часть поэмы Лермонтова «Мцыри» (1839) представляет собой монолог (исповедь) главного героя.
[84] Ироническая аллюзия на школьную традицию, не проводящую различий между автором художественного произведения и различными повествовательными инстанциями, представленными в тексте (для этой традиции они оказываются лишь «образом автора»).
[85] В письме А.О. Ишимовой, написанном утром 27 января 1837 года, Пушкин предлагает ей перевести для журнала «Современник», который он издавал, несколько стихотворений английского поэта и драматурга Барри Корнуолла (Брайана Уоллера Проктера).
[86] Условное общее обозначение нескольких стихотворений, написанных Пушкиным летом 1836 года на Каменном острове в Санкт-Петербурге.
[87] Слова Чацкого из комедии А.С. Грибоедова «Горе от ума» (д. 2, явл. 2).
[88] Цитата из стихотворения Н.М. Карамзина «Тацит» (1797).
[89] Поручик Ржевский выходит от дамы. Она ему: «Милый, а деньги?» — «Гусары денег не берут!»
[90] Судя по всему, имеется в виду эта ссылка: dic.academic.ru/dic.nsf/ruwiki/1592083
[91] Институт высших гуманитарных исследований имени Е.М. Мелетинского РГГУ.
[92] Заместитель директора ИВГИ.
[93] Такое выступление не состоялось.
[94] А.К. Жолковский выступил в выпуске передачи Д.Л. Быкова «Один», который вышел в эфире радио «Эхо Москвы» 24 июня 2016 года (echo.msk.ru/programs/odin/1788716-echo).
[95] Имеется в виду статья «Кое-что о способах цитирования и кое-чем еще» (см. примеч. 34).
[96] Большинство детских рассказов советского писателя В.В. Бианки (1894—1959) описывают жизнь животных в дикой природе.
[97] Знаменитый мультфильм Ю.Б. Норштейна (1975), лауреат многочисленных международных премий.