Опубликовано в журнале НЛО, номер 6, 2019
К числу малоизученных вопросов истории литературы и книжного дела России первой половины XIX века принадлежат взаимоотношения литераторов и издателей (которыми тогда являлись книгопродавцы). В первой четверти века издание художественной литературы отечественных авторов, если не считать низовые (рыночные) произведения и книги считаных литераторов (например, Крылова), было делом рискованным и, зачастую, убыточным. Лишь ранние поэмы А.С. Пушкина и романы Ф.В. Булгарина «Иван Выжигин» и М.Н. Загоскина «Юрий Милославский» (оба вышли в 1829 г.) изменили ситуацию, и в 1830-х романы и повести, в основном исторические, стали приносить прибыль. Почти одновременно, в 1828 г., было утверждено Положение о правах сочинителей, которое ввело в законодательство понятие авторского права.
Однако обобщающих работ о взаимоотношениях писателей и издателей в эту эпоху нет, описаны лишь отдельные случаи [1]. В данной статье я хочу описать еще один, попытавшись сделать и некоторые общие выводы по поводу этих взаимоотношений.
Один из персонажей конфликта, о котором пойдет речь, хорошо известен не только историкам литературы, журналистики и книжного дела, но и широкой читательской аудитории, а вот второй, книгопродавец и издатель Иван Тимофеевич Лисенков (1795—1881), нуждается в представлении. Украинец по национальности, он сначала был приказчиком у крупных книгопродавцев, а в 1836 г. открыл в Петербурге собственную книжную лавку. Издавал книги он редко, по большей части произведения своих земляков-малороссов. Среди наиболее значимых: пьеса А.А. Шаховского «Двумужница, или За чем пойдешь, то и найдешь» (СПб., 1836) [2], второе издание поэмы В.И. Соколовского «Мироздание» (СПб., 1837), второе и третье издания «Илиады» Гомера в переводе Н.И. Гнедича (СПб., 1839, 1861), «Чигиринский кобзарь и Гайдамакы» Т.Г. Шевченко (СПб., 1844; на украинском языке), Сочинения в стихах и прозе Гр.С. Сковороды (СПб., 1861), «Чигиринский торбанист-певец (кобзарь)» Т.Г. Шевченко (СПб., 1867; на украинском, с русским переводом); по-видимому, он же издал (или приобрел весь тираж и потом продавал его) трехтомник Г.П. Данилевского «Из Украйны» (СПб., 1860) [3]. Лисенков хотел издать и какую-нибудь книгу Гоголя, обратился к нему с письмом [4], но согласие писателя не получил.
Н.Г. Овсянников вспоминал о нем: «Замечателен он рекламами о своих изданиях: по его мнению, Гомер и юноше, и мужу, и старцу — дает столько, сколько кто может взять, а Александр Македонский всегда засыпал с Илиадой, кладя ее под изголовье. Другие его издания, по рекламе, на отлично сатинированной веленевой бумаге, форматом в визитную карточку, полезные для детей и приятные для взрослых; домовитая хозяйка найдет в них полезные советы, отец семейства развлечение и нравственные правила для своих детей; и распишет о них Лисенков такой “хвалой высокопарной”, что иногородние (на что и рассчитывает) выписывают очень много, а получают ерунду» [5]. Однако он пользовался уважением в писательской среде. Его лавку посещали А.С. Пушкин, И.А. Крылов, Н.И. Гнедич, А.Ф. Воейков и другие литераторы, он давал для прочтения книги (в том числе редкие) Воейкову, Ф.А. Кони, Н.А. Некрасову [6], некоторые литераторы брали у него деньги в долг (Пушкин взял без процентов пять тысяч рублей и не отдал; К.П. Масальский одолжил в 1838 г. ненадолго полторы тысячи рублей и вернул их только в 1842 г. [7], как мы увидим дальше, брал у него в долг и Булгарин). Во второй половине 1830-х гг. он оказывал украинским писателям Г.Ф. Квитке-Основьяненко и И.П. Котляревскому различные услуги (в контактах с цензурой, книгопродавцами и т.д.) [8]. Лисенков получил от родственников В.Т. Нарежного рукопись романа «Гаркуша, малороссийский разбойник» (1825), сохранил ее и позднее передал в Литературный фонд. Он не жалел денег на благотворительность, по его воспоминаниям, «во время нашествия англо-французского флота под Петербургом перед Кронштадтом нужны были пожертвования от каждого, и потому для защиты Петербурга Лисенков взнес в Думу 5 т. руб. В пользу Литературного фонда [внес] навсегда на получение процентов тысячу рублей. На свою родину [г. Сумы] препроводил в Думу навсегда тысячу рублей, по получении ежегодных процентов в мае месяце получать из тамошнего казначейства в уездное училище, где учился грамоте и Лисенков, для встречи весны в праздничный приятный день для детского майского гулянья <…>» [9]. Лисенков служил бургомистром городового магистрата Петербурга, 15 лет занимал должность почетного опекуна в сиротском суде [10]. Он был человек не без странностей (например, подготовил свое надгробие, исписанное со всех сторон изречениями [11]), но в целом информация о нем, которой мы обладаем, позволяет сделать вывод, что это был человек честный, порядочный, достойный уважения [12].
19 апреля 1836 г. Булгарин заключил с Лисенковым контракт на издание четырехтомного собрания своих сочинений [13]. В начале своей литературной карьеры Булгарин сам издавал свои произведения: вначале Сочинения в 10 частях (СПб., 1827—1828), потом «Ивана Выжигина» (два издания в 1829 г.) и второе, дополненное издание Сочинений, в 12 частях (СПб., 1830). Но реализация тиража для издателей, не имевших собственного книжного магазина, была хлопотным делом, поскольку книга нередко расходилась медленно и нужно было вести хлопотные расчеты с книгопродавцами. Поэтому, приобретя известность, следующие свои произведения Булгарин предпочитал продавать издателям. Третье издание «Ивана Выжигина» (1830), «Димитрия Самозванца» (1830) и «Мазепу» (1833—1834) выпустил А.Ф. Смирдин, «Петра Ивановича Выжигина» (1831) — И.И. Заикин.
Новое издание Сочинений было задумано как продолжение предшествующего и выходило в таком же формате. Оно должно было состоять из произведений, ранее помещенных в периодике (3 тома), и новых, до этого не печатавшихся (один том в 10 п.л., в том числе повесть «Путешествие Митрофанушки в Луне»). Булгарин получил после заключения сделки 4500 рублей ассигнациями. Согласно контракту, он не имел права продавать включенные в четырехтомник произведения другому издателю, пока Лисенков не распродаст двухтысячный тираж этого издания. Новые произведения для четвертой части Булгарин обязан был представить к 1 сентября 1836 г., а если не сделает этого, Лисенков получал право продавать тома отдельно, а Булгарин в качестве неустойки должен был выдать ему 50 экземпляров своей книги «Россия в историческом, статистическом, географическом и литературном отношениях: ручная книга для русских всех сословий» (СПб., 1837; вышла в 6 частях) или заплатить 1 тыс. руб. ассигнациями.
Булгарин затягивал присылку материалов, но до поры до времени отношения были вполне мирными. Вот письма Булгарина, написанные в этот период:
Любезный Иван Тимофеевич!
С сею почтою посылаю тебе посылку рукописей в 5 рублей.
Возьми с почты и отдай Сенковскому (Осипу Ивановичу) немедленно. Да пришли с первою почтою:
1 Статистическое описание Закавказского края, историч[еское] сочин[ение] Ореста Евецкого. СПб., 1830 года — две части.
2 История общественной образованности Тульской губернии. Соч. г. Сахаро — ва 1832 [14].
Если эти комиссии исполнишь исправно, то непременно получишь тотчас же рукопись Путешествия по Ливонии [15], билет на выдачу Чухина и Мазепы [16] и проч.
Нарочно удержал, что[б] ты исполнил комиссии — а без того жди до конца света.
Друг Ф. Булгарин
Дерпт. 16 мая 1836 [17]
Любезный Иван Тимофеевич!
Пожалуйста, не беспокойся и не хлопочи. Что обещано мною, то будет исполнено свято и в срок. Путешествие пришлю на днях. Я все это время страдаю жестоко флюсом и зубною болью, и это крепко мне помешало. Но все будет в лучшем виде. Наблюдателя новенького или московского [18] пришли, и тебя прошу покорно прислать мне № 2-й Современника А.С. Пушкина и зайти к Смирдину и сказать, чтоб он прислал мне книги, о которых я его просил.
Диоген все нежится. Добрейший человек, но все воображает, что болеет и что завтра умрет [19]. Исполни поручение храбро и скоро для твоего верного
Ф. Булгарина11 июля 1836. Дерпт
Булгарин не предоставил рукопись четвертого тома в срок, и Лисенков вскоре напечатал первые три (дата цензурного разрешения на них (26 сентября) показывает, что они были отданы в цензуру в начале сентября). Однако рукопись заключительного тома ждать ему пришлось весьма долго.
Вначале Булгарин в письмах из своего имения Карлово (под Дерптом), где он тогда жил, уговаривал Лисенкова подождать. 17 апреля 1837 г. он писал Лисенкову:
Любезнейший Иван Тимофеевич!
Не сокрушайтесь и не пеняйте на меня. За ваше терпение я награжу вас сторицею, и вы на мне не потеряете, а выиграете. Вы знаете, может быть, что я нынешнею осенью переселюсь, с семьей, на всегдашнее житье, по-прежнему, в Петербург, а для приискания квартиры приеду в июне в Петербург [20]. Я сам привезу вам ваш 4[-й] том и сам буду держать корректуру. Том выйдет к августу, к возврату с дач, раскупится славно, а я вашей дружбы и впредь не забуду. У меня почти готово, но многие домашние препятствия уклоняли меня от работы. Потерпите и будете довольны.
Прошу вас с первою почтою прислать мне 2-й том Истории русской Устрялова и Русские в своих пословицах соч. И. Снегирева изд. Ширяева [21] в Москве [22]. Мне эти книги весьма нужны — а вторая даже для вашего дела.
Да благословит вас бог, а я по приезде постараюсь поддержать вашу торговлю лихим образом.
Ваш БулгаринДерпт 17 апреля 1837
Однако ни в этом, ни в следующем году Лисенков обещанную рукопись не получил. Более того, в мае 1838 г. он одолжил Булгарину 500 рублей, а тот их не возвращал. Лисенков писал ему в январе 1839 г.:
Вы сказали, Фаддей Венедиктович, что вы скажете Жебелеву [23], чтоб засчитать 500 р., взятых у меня вами денег взаймы, на которые я имею от вас записки и прежних сто клятв ваших, что благородны и что вы каждую минуту мою собственность по требованию выдадите. Мне непременно нужно, прошу отдать мои деньги. Ив. Лисенков.
Янв[аря] 13 дня 1839 года
Булгарин отвечал ему уже в совсем другом тоне:
Господин премалороссийский Лисицын! Что ты морочишь меня? Ведь я тебе сказал, что я должен прежде переговорить с Жебелевым. Вот я переговорил с ним — теперь принеси мою расписку, и я надпишу на ней, чтоб Жебелев удовлетворил хитрую Лису Патрикеевну — и баста! Ф. Бул[гарин].
P.S. Две расписки на одно дело я не выдам. Хотя не малоросс, но не так же прост.
Обиженный Лисенков писал в ответ:
Фаддей Венедиктович, что ж это такое, просто комедия, Жебелев говорит, что вслед за данною запискою уплатить мне 500 р. сказали ему, чтоб не платить по ней в счет расчета за Пчелу [24].
Есть ли вы честной человек, то прошу вас, напишите на сей записке, чтобы Жебелев принял вашу записку, или я буду жаловаться всем и каждому и получу все, что следует. Ив. Лисенков
14 ген[варя 1839]
Вышедший из себя Булгарин написал ему несколько чрезвычайно оскорбительных записок:
Если ты, подлая тварь, осмелишься еще стращать меня, то я найду на тебя узду. Я велел тебе заплатить, невзирая на то, что ты утаил мою расписку и два раза берешь за одно. Чего ты от меня хочешь? Жебелев требует у тебя денег за Пчелу, а разве ты не должен платить за Пчелу? Я в понедельник же печатаю, что редакция тебе не верит и просит не подписываться [25]. Ф.Б.Гнусное животное! Ты стращаешь меня жалобою! А разве ты не просил меня сам, лично, чтоб я 500 рублей зачел за Пчелу? Разве 500 рублей, в счет Пчелы, которые ты уже взял вперед с подписчиков и положил в карман, не есть наличные деньги? И так ты хочешь, что[б] тебе, зверю, дали вперед 500 рублей, а ты бы имел право держать деньги в кармане! Нет тебе кредита!
Приезжай сей час Лисенков ко мне. Кончим дело наше. Пора! Помни, что лучше мировое лыко [26] — чем тяжебный ремешок. Все готово. Ф. Булгарин
Лисенков, судя по всему, приехал к нему, и Булгарин послал Жебелеву записку следующего содержания:
Записка г-ну Жебелеву
Сегодня выдана мною записка Лисенкову на уплату ему из принадлежащих мне по разным расчетам денег пятьсот рублей (500). Удивляюсь, почему г. Жебелев не платит этих денег, когда я лично прежде просил его о том, и он согласился! Лисенков, по врожденности ему подлости, подозревает меня в злом умысле, а у меня никакого злого умысла не бывало. Думаю я, напротив, что Лисенков лжет, чтоб получить от меня вторую расписку, на те же пятьсот рублей, и взыскать два раза, как к тому уже и клонилось, когда Лисенков объявил, что он потерял мою прежнюю расписку. И так прошу г. Жебелева, не вводя меня ни в какие сплетни, уплатить Лисенкову пятьсот рублей, но не иначе, как взяв у него расписку, которую я дал ему сегодня утром, и сию записку, чтоб Лисенков не мог взыскивать с меня два раза. Прошу г. Жебелева уплатить Лисенке, а за Пчелу расчет его дело — Жебелева.
Ф. Булгарин14 января 1839 Спб. [27]
По-видимому, Лисенков получил деньги, которые ему был должен Булгарин, но тот все не присылал материалы для четвертого тома. Поэтому Лисенков в 1839 г. обратился с жалобой на Булгарина в Санкт-Петербургскую управу благочиния и другие инстанции. В июле этого года Булгарин писал ему:
Подлостям твоим и лжи нет конца. Ты пишешь, что Антон Иванович [28] не знает, что делать с сообщаемыми мною ему статьями для 4[-й] части, а я сам видел корректуру первого листа 4[-й] части! Лжец ты и только! Что ты меня стращаешь пересылкою судебного дела из управы в губернию [29]! В намерении осрамить меня кому ты не жаловался? Министру просвещения, попечителю, обер-полициймейстеру [30], графу Бенкендорфу и управе благочиния! А чем все это кончилось? Нет закона, чтоб принудить автора писать в срок, как писаря! Вспомни, что в нашем контракте стоит, что болезнь — освобождает меня от срока! Я тебя не хотел и не хочу обманывать, но дело задержалось само собою. Никаких бумаг гербовых я тебе не дам. Статей дал я старых на 6 печатных листов, а остальное в 4-й части дополнится повестью Митрофанушка, которую я привезу с собою в нынешнем месяце июле в Петербург — и делу будет конец. Пчелу, сообщенную тобою мне, получить ты без меня не можешь, потому что без меня нельзя входить в мой кабинет, а без моего выбора не позволяю тебе ничего печатать [31]. Сиди смирно и печатай, что дано мною Антону Ивановичу — я привезу окончание 4[-й] части, и к сентябрю ты выставишь его публике.
Молю бога, да воздаст тебе за все твои подкопы, гнусности, лжи и клеветы, которыми ты обременил меня, и да откроется пред светом злая душа твоя, как моя книга.
Презирающий тебя и гнушающийся тобою
Ф. Булг[арин]1 июля 1839. Дерпт
Обещание свое Булгарин в очередной раз не сдержал. Лисенков 13 сентября 1839 г. опубликовал объявление:
В книжном магазине Лисенкова, в доме Пажеского Его Императорского Величества корпуса продаются печатающиеся книги: Сочинения Ф.В. Булгарина в 4 томах, до 80 печатных листов или 2200 страниц. Во всех 4 томах содержится 17 повестей, 21 статья о нравах, 18 статей юмористических, 4 статьи путешествий и большое юмористическое сочинение: Митрофанушка в Луне. Цена за 4 тома 15 руб. Отпечатанные 3 тома раздаются, а 4-й том оканчивается; издатель считает обязанностью объявить, что замедление выхода этой части произошло вовсе не от него, а от самого автора, который по сие время медленно доставляет рукописи; ныне же начальство обязывает автора, давшего контракт, окончить свое сочинение как можно скорее, и потому нет сомнения, что остальная часть скоро выйдет в свет. По отпечатании 4-го тома цена будет 20 руб. [32]
Через день после публикации этого объявления Булгарин, решив использовать свои связи в III отделении, отправил письмо Л. Дубельту с жалобой на редактора «Ведомостей Санкт-Петербургской городской полиции» В.С. Межевича, в котором писал: «“Полицейская газета” не имела права печатать объявления книжника Лисенкова в том виде, как оно напечатано. Лисенков объявил ко мне претензию, а я имею еще большие претензии к нему, и тяжба наша должна производиться на основании Ценсурного устава (Свод зак[онов]. Часть III, IV и V, стр. 166). До окончательного решения тяжбы формою суда никто не может принудить меня исполнить требования истца, и в целом мире не печатают решений, пока они не наступят. Здесь, со стороны полиции, явное нарушение законов!» [33]
25 апреля 1841 г. управа благочиния постановила взыскать с Булгарина 1 тыс. руб. ассигнациями, если он не выполнит условия контракта. В результате деньги были им уплачены.
В апреле 1842 г. Булгарин напечатал следующее Объявление:
Позволив, по условию, книгопродавцу И.Т. Лисенкову перепечатать в трех частях сочинения мои из разных журналов, я обещал ему к четвертой части написать рассказ под заглавием «Митрофанушка в Луне», но до сих пор этого нового сочинения г. Лисенкову не доставил, а потому и прошу всех подписавшихся у него на четвертую часть моих сочинений избавить его, Лисенкова, от всякой ответственности. Я же принимаю на себя публично священную обязанность выставить четвертый том к нынешнему лету, в удовлетворение гг. подписавшихся. При сем долгом считаю объяснить насчет этого замедления, в котором я без вины виноват. Рукопись не только была написана, но даже проценсирована, и по несчастному случаю утрачена. Что тут делать? Писать вновь то, что уже было написано однажды, припоминая прежнее! Кто знаком, хотя несколько, с трудом воображения, тот знает, как это тяжело! Мучительнейшей пытки невозможно изобресть для головы литератора, как повторение однажды уже конченной работы! — Между тем г. Лисенков завел со мною процесс, как это было видно из «Полицейских ведомостей» [34], и дело остановилось. Теперь прошу всех и каждого подождать спокойно недель шесть, и четвертая часть будет готова. Сим отвечаю на все вопросы, запросы и требования! Нельзя же истолочь мозг литератора в иготи [35] и испечь пирог. Дело ума — дело невольное. Нейдет в голову мысль, так и пушечным ядром не вгонишь ее! [36]
Но и через 6 недель рукопись Булгарин не предоставил. По требованию Лисенкова Булгарину запретили выезд из Петербурга, пока не сдаст издателю рукопись, а весной Булгарин обычно уезжал на все лето в Карлово. Булгарин обратился к министру внутренних дел Л.А. Перовскому. Он писал:
Не только я, но и все, знающие меня, душевно убеждены, что муж столь высокого просвещения и справедливости как Ваше Высокопревосходительство, приказывая понудить меня к удовлетворению Лисенкова, не имели в виду запретить выезд из города литератору и назначить ему место, где он должен сочинять, и срок работы воображения. Изобретение сей тяжкой для меня кары принадлежит генерал-адъютанту Кокошкину, ибо ни в одном из европейских законодательств, равномерно и в русском законодательстве не существует закона, запрещающего выезд из города литератору для понуждения его писать, и напротив, везде литераторы ищут вдохновения и освежают свое воображение в поездках и сельском уединении. Выезд запрещается по денежным делам и уголовным преступлениям, а я ни гроша не должен Лисенкову, как свидетельствует его расписка, данная уже после контракта, по которому я не удовлетворил его единственно по несчастным обстоятельствам. Чего может требовать от меня Лисенков, когда он взыскал с меня двойную неустойку, и для вознаграждения себя за проволочку продает три части моих сочинений по той цене, какая назначена за четыре части, и могу ли я кончить для него статью больной, разлученный с семейством, заключенный противу воли в городе. Я только и жду, что генерал-адъютант Кокошкин заключит меня в тюрьму, на том основании, на каком он заключил меня в городских стенах!
Больной, призываемый в деревню болезнью жены и разными делами, я близок к совершенному отчаянию, которое самую жизнь делает мне несносною!
Господин министр просвещения в последнем отчете своем назвал нашу литературу сиротствующей [37]. Иностранные литераторы и путешественники, здесь находящиеся, едва верят, чтоб полиция назначила литератору срок к окончанию сочинения и, не основываясь ни на одном законе, стесняла личную свободу, запрещая выезд из города, особенно когда литератор представляет свидетельство о болезни, от которой жизнь его находится в опасности, и доказывает, что он уже кончил большую часть труда, за который его столь жестоко преследуют! Великий Тацит сказал великую истину: «Sic ingenia studiaque oppresseris facilius quam revocaveris » [38]. Я делаю, что могу, по силам и по времени, и никогда бы не довел себя до просрочки, если б не был принужден сочинять трижды одну повесть! Эта работа почти превышает силы человека!
От правосудия и человеколюбия Вашего высокопревосходительства смело надеюсь защиты и покровительства! Благоволите предписать господину генерал- адъютанту Кокошкину выпустить меня без замедления из столицы в Дерпт, к моему семейству. От этого зависит не только удовлетворение Лисенкова, столь сильно покровительствуемого генерал-адъютантом Кокошкиным, но спокойствие моего семейства и самая жизнь моя [39].
По-видимому, письмо не возымело действия. Рукопись Булгарин предоставил в августе (правда, объемом не 10 а.л., как должен был по контракту, а всего 7,5 а.л.) и только в этом месяце смог выехать из Петербурга [40].
В сентябре Белинский заметил в «Отечественных записках», что булгаринское «обещание с шестинедельным сроком напечатано 2 апреля, теперь сентябрь,— а “Митрофанушки” все нет!» [41].
В начале октября в «Прибавлениях к Ведомостям Санкт-Петербургской городской полиции» было помещено следующее «Библиографическое известие», написанное, судя по всему, Лисенковым:
В книжном магазине И.Т. Лисенкова, в доме Пажеского Его Императорского Величества корпуса, продаются книги Сочинения Фаддея Булгарина. В четырех томах. СПб. 1843 года.
Один из любителей литературы отзывается о них следующими словами: “Перед нами лежит четыре тома сочинений любимого российского писателя, за издание которых почитатели его таланта должны поблагодарить издателя их. Несмотря на все возгласы литературных противников Булгарина, несмотря на все усилия пристрастной критики и задорной полемики, у Булгарина всегда будет обширный круг читателей, и, что ни говорите, имя его займет почетное место в летописях русской литературы, тогда как имена многих из его кичливых врагов потонут в Лете, а если и всплывут на ее поверхность, то этим они будут обязаны своему же противнику, и потомки наши при сей верной оказии вспомнят басню о пауке, который попал на вершину, прицепившись к хвосту орла.Кажется, не нужно объяснять причины, отчего у Булгарина столько литературных противников: всякий грамотный человек это знает. Булгарин ведет деятельную журнальную жизнь, всегда в застрельщиках, всегда первый готов высказать суждение о новом литературном или художественном явлении, и немудрено, что при этом случае, увлекаясь пылким характером и военною откровенностию, он часто говорит тому или другому горькие истины, задевает невзначай по носу Сидора или Карпа. И вот Сидор и Карп начинают войну и провозглашают Булгарина, в порывах гнева, плохим писателем… Когда личности и задетое самолюбие водят пером, где беспристрастие? К счастию, публика, для которой трудится писатель, не верит всем этим возгласам вражды и личности. У ней свое суждение, верное, безошибочное, непреложное и, главное, неподкупное, без лицеприятия и гнева. Она любит (и покупает) сочинения Булгарина, потому что в них много наблюдательного ума, или, если угодно, практической философии, что они написаны чистым, живым, настоящим русским языком, и в них вы не встретите и тени того, что вы не хотели бы дать читать своим детям. «Мать дочери велит его читать» [42].
Изданные ныне четыре тома служат необходимым дополнением к прежде вышедшим 12 частям сочинений Булгарина, которые раскуплены до последнего экземпляра, назло литературным его противникам. Такая же участь ожидает и эти четыре тома.
Цена за 4 тома на любской белой бумаге [43] до 80 печатных листов или 2000 страниц полагается умеренная 15 рубл. асс., с пересылкою во все города 5 р. серебром» [44].
Булгарин в своем еженедельном фельетоне отозвался на эту публикацию:
Ф. Булгарин просит, весьма вежливо, г. книгопродавца Ивана Тимофеевича Лисенкова не превозносить его раздутыми похвалами и не порицать литературных его противников в книжных объявлениях, сочиняемых самим г-м Лисенковым, к той цели, чтоб продать четыре тома мелких сочинений Ф. Булгарина, напечатанных им, г-м Лисенковым, с такими ошибками и промахами, что сам автор не узнает многих из своих трудов. Об этих четырех томиках теперь даже говорить некстати, потому что М.Д. Ольхин [45] издает компактно Полные сочинения Ф. Булгарина [46] и что эти четыре томика, о которых гласит хвалу г. Лисенков, будут совершенно исправлены и переделаны автором и, войдя в общий состав [47], будут продаваться по полтора рубля серебром (за все четыре томика), когда теперь г-н Лисенков объявил им цену 15 рублей ассигн[ациями], а с пересылкой по пяти рублей серебром [48]. Гомеровские похвалы г. Лисенкова Ф. Булгарин вовсе не принимает на свой счет, а приписывает их милым пятнадцати рубликам ассигнациями, во всяком случае удивляясь чудному красноречию г. Лисенкова <…>! [49]
Прочитав эту статью, Лисенков в тот же день послал А.А. Краевскому, издателю «Отечественных записок» и «Литературной газеты», врагу Булгарина, следующее письмо, в котором подробно и, по-видимому, верно характеризовал причину невыдачи повести в срок:
Милостивый государь Андрей Александрович!
Позвольте иметь честь объяснить Вам покорнейшую к Вам просьбу насчет Фаддея Венедиктовича.
В 1836 году продал он мне свои Сочинения в 4 томах и дал контракт самый строгий в исполнении его, чтобы поименованная каждая статья, означенная в контракте, ни под каким предлогом не могла быть вновь напечатана до тех пор, пока я не продам отпечатанных мною 2000 экз. Контракт этот собственноручно подписал он исполнять словами: свято и не нарушимо и проч.
В тот же 1836 год святость и ненарушимость преступил он тем, что 4-го тома не выдал и продолжал невыдачу до половины 1842 года. Все эти проделки его клонились к тому, что проданные им Сочинения, несмотря на святость обязательства, он в то же время замышлял поместить и издать эти же самые, проданные мне, в число полных своих компактных сочинений и начал было полные издания печатать в 1838 году, но увидел, что нейдут с рук, прекратил издавать и всем книгопродавцам повелевал продолжать издание их, но все отказались. Наконец он из числа проданных мне статей для 4-х томов уступил за деньги Нетельгорсту две статьи: Корнет и Салопница, и тем нарушил в другой раз контракт; тот издал с картинками мою собственность [50], и продаются доныне, но по контракту этого невозможно. Между тем мне 4-го тома не выдавал с тем намерением, чтобы проданные мне не расходились как неоконченные, а чтоб попридержать и напечатать их в полных сочинениях, долго он отыскивал, кому свалить свое полное издание для печатания, и, нашедши в Ольхине издателя [51], в одно почти время выдал и мне 4-й том. Сегодня в Пчеле об этом извещает, что печатается компактное издание и поступают и мне проданные сочинения в Полное издание; скажите, сделайте одолжение, может ли быть иначе дурнее поступка как означенного Фаддея Венедиктовича, извещать печатно под предлогом, что будто корректура тому причиною, как между тем один предлог умышленный, и что будто сочинение он, в первый раз им написанное, Митрофанушка в Луне, неизвестно куда потерял, вот какой штукарь литературный! И все это он сочиняет несправедливо, а просто жадность у него необыкновенная все хватать чужое и на всех нападать, где только можно взять. Премного бы обязать изволили, есть ли бы при случае изволили заметить печатно, что проданные сочинения Лисенкову не будут и не могут быть помещены в Полном сочинении по силе контракта с Лисенковым, и этим вывесть его на свежую воду.
Имею честь быть Вашего Высокоблагородия милостивый государь!
Ваш покорнейший слуга Лисенков [52].
Вскоре он поместил в «Ведомостях Санкт-Петербургской городской полиции» следующее «Уведомление о книге»:
За излишеством желают распродать сочинения по сходной цене, чтоб распространить продажу оных и доступно было бы приобресть их всякому, сим объявляется, что отныне можно будет получать во всех лавках и заведениях Апраксина Двора, на рынках и у разносчиков в мешках следующую книгу:
Сочинения Фад. Бенед. (Так! — А.Р.) Булгарина. В 4 томах. 1843 г. Напечатанные по рукописи автора верно и исправно и цену положил за них сам автор весьма дешевую, на лучшей любской бумаге, 15 р. асс. [53]
Разгневанный Булгарин напечатал большую статью «Дивные диковинки!», посвященную изложению своего конфликта с Лисенковым. Он писал:
…г. Лисенков, приобрев у меня право на издание отдельно в четырех частях некоторых моих журнальных статей и одной новой статьи, издал их, вопреки нашему условию, дурно, избитым шрифтом, на бумаге последнего разбора и не показывал мне корректуры, отчего книжки наполнены опечатками, пропусками и ошибками, искажающими во многих местах смысл. Кроме того, не дождавшись возвращения рукописи, взятой ошибкою из ценсуры другим лицом (г. Туманским [54]), г. Лисенков заставил меня процессом [55] написать ему другую повесть того же содержания — и получил вместо существенного только тень, т.е. воспоминание о прежней повести, находящейся в руках г. Туманского. При выходе в свет первых трех томов, во время моего отсутствия из Петербурга, бывший сотрудник Северной Пчелы, В.М. Строев, тогда же заметил, что издание негодное, исполненное ошибок и бессмыслицы, чего г. Лисенков мог бы избегнуть, показывая мне корректурные листы [56]. Я же, кроме того, недоволен был форматом издания и заглавием. По условию надлежало назвать книгу Четыре части сочинений Ф. Булгарина, а вовсе не Сочинения Ф. Булгарина, в четырех частях, чтоб публика не была введена в заблуждение и не подумала, что все мои сочинения издаются в каких-нибудь огромных четырех частях!!! Все это я высказал в Северной Пчеле в прошлом году, прибавив, что как М.Д. Ольхин издает ныне полное собрание моих сочинений, то и четыре части, изданные г. Лисенковым, войдут в состав их, на что я, по смыслу Ценсурного устава (см. Ценсурный устав, глава шестая, в томе XIV Свода Законов, ст. 264) [57] имею полное и неотъемлемое право, исполнив все предписания закона.
Дальше он полностью перепечатал «Библиографическое известие» и «Уведомление о книге» Лисенкова со своими комментариями. Булгарин издевался над малограмотностью автора «Уведомления» и утверждал, что оно не соответствует реальности, поскольку его сочинения не продаются на Апраксином дворе. Он писал также, что «как только он, г. Лисенков, разгневается на журналиста за критику его изданий или на автора, не поддающегося намерениям г. Лисенкова, то он немедленно избирает какого-нибудь из чужеземных известных разбойников и объявляет в газетах, что скоро выйдет в свет жизнь такого-то разбойника, с портретом, и притом описывает в объявлении портрет и намекает на некоторые черты того автора, на которого он, Лисенков, метит!» Весь октябрь Лисенков, по словам Булгарина, почти через номер печатал то о мнимой продаже соч. Булгарина, то «о мнимом выходе в свет жизни славного фокусника Куаньяра, с портретом, украшая это объявление поговорками и цитатами и утверждая смело пред публикою, что портрет этого разбойника можно видеть в окнах магазинов и у дверей книжных лавок! Разумеется, что ни один честный магазинщик и книгопродавец не выставил бы напоказ портрета разбойника, что этого портрета вовсе не существует, что жизнь Куаньяра не будет издана и что все это только вымыслы г. Лисенкова, который позволяет себе забавляться в прибавлениях к газетам! Если же вы зайдете в лавку Лисенкова и спросите, чтоб вам показали портрет разбойника — сегодня он вам покажет мой портрет, а завтра, если прогневается на вас, покажет мне ваш портрет!» [58]
Через неделю в анонимном «Библиографическом известии» в «Ведомостях Санкт-Петербургской городской полиции» о четырехтомных сочинениях Булгарина говорилось, в частности: «Из этих четырех томов, на заглавном листе которых выставлен один и тот же год, только последний издан вновь, а на трех первых перепечатан один заглавный листок. В этом четвертом томе заключается фантастическая повесть “Похождения Митрофанушки в Луне”, которой так долго ожидали от автора издатель его сочинений книгопродавец И.Т. Лисенков и терпеливые подписчики. Издатель, чтобы вознаградить запоздалость автора “Митрофанушки”, решился обогнать самое время и выставил на заглавном листе каждого тома 1843 год, когда все мы почти двух месяцев еще не прожили старого года!!» [59] В ответ в своем еженедельном фельетоне Булгарин написал:
Вед. Спб. городской полиции обвиняют автора в том, что он замедлил изданием четвертой части. Упрек справедлив, но и автор не так виновен, как может казаться с первого взгляда. Написанная и проценсированная повесть Митрофанушка в Луне отдана была, по ошибке, с другими бумагами, одному частному лицу (вовсе незнакомому с Ф. Булгариным), и это частное лицо, невзирая на то, что на заглавии рукописи выставлено имя автора, до сих пор не возвращало ему его собственности, а между тем, по усильным требованиям г. Лисенкова, который приобрел от автора право на сию повесть, надлежало удовлетворить его. Что же должен был сделать бедный автор? Написать в другой раз ту же повесть!!!! Каждый, кто занимался когда-либо умственною работою, знает, как трудно писать по памяти одну и ту же вещь в другой раз! И потому дело состряпалось такое, от которого автор охотно бы отказался и не признал бы его своим детищем! К довершению неудачи, г. Лисенков заблагорассудил не посылать к автору корректуры, во время печатания его сочинений, и оттого в них находятся такие смешные и непростительные промахи, каких бы он никогда не сделал, даже в школе — учась склонениям и спряжениям! Автор не узнает себя в своих сочинениях: ошибкам нет конца! Это самое заставляет автора воспользоваться мудрым и благодетельным Ценсурным Уставом и по силе главы VI, статьи 261 (см. том XIV Свода Законов) издать вновь эти четыре части, с переменою двух третей содержания и в другой форме (компактной). Все эти четыре части будут продаваться только по пяти рублей ассигн[ациями] и войдут в состав Полных сочинений Ф. Булгарина, которых издание предпринял торговый дом А.А. Ольхиной. Печатание идет быстро. Исказить автора в печатании — значит представить его в превратном виде перед публикою и каждый имеет право… умыться! [60]
На этом дело не кончилось. Поскольку Лисенков перепечатал титульные листы к первым трем томам, поставив новую дату выхода — 1843 г., теперь уже Булгарин подал на него в суд. 20 февраля 1845 г. 1-й департамент Петербургской судебной палаты обратился в Петербургский цензурный комитет со следующим запросом:
Сей департамент палаты, выслушав записку из дела о представленных отставным чиновником 8-го класса Фаддеем Булгариным и здешним купцом Иваном Лисенковым за перепечатывание разных сочинений взаимных претензиях: первого на 10 тыс. руб., а последнего на 8255 руб. 54 коп. серебром, кроме не определенной еще за другие предметы суммы, определил:
Книгопродавец купец Иван Лисенков в 1836 году купил у отставного чиновника 8-го класса Фаддея Булгарина право на издание в трех томах журнальных его сочинений, которые в том же году им Лисенковым напечатаны и изданы. Но когда в конце 1842 года вышел еще 4-й том сочинений Булгарина, принадлежащий по условию ему же Лисенкову, то он как на этом томе, так равно и на прежних 3-х выставил уже на заглавном листе 1843 год, и в октябре месяце того же года сделал публикацию в ведомостях о продаже у него в магазине всех помянутых томов. По чему Булгарин, доказывая, что Лисенков не имел права на выставление на тех томах 1843 года и на другое как бы их издание, просит определить ему за авторское право должное вознаграждение. Напротив, Лисенков, не опровергая показанье Булгарина, объясняет, что он по выходе в свет 4-й части на всех 4-х томах выставил 1843 год, с дозволения будто бы цензурного комитета, для одного только единообразия. То в сем положении палата для разрешения возникшего спора полагает отнестись в цензурный комитет и просить, чтобы уведомил палату, было ли со стороны его дано Лисенкову дозволение на выставление на всех заглавных листах купленных им у Булгарина 4-х томах сочинений 1843 года, и если на это припечатание дозволение Лисенкову от комитета дано не было, то имел ли он, Лисенков, право делать это припечатанье сам произвольно.
В ответе цензурного комитета, подписанном исполнявшим обязанности главы комитета П.А. Плетневым, говорилось:
…книгопродавец Лисенков, как оказалось из реестра поступающих на рассмотрение ценсуры рукописей и печатных книг, не представил в 1842 году в ценсурный комитет заглавных листов для первых трех томов изданных им сочинений Булгарина, с означением на них 1842-го или 1843 года. Но, судя по напечатанному на обороте заглавных листов во всех томах сих сочинений одобрению ценсора, с означением года, месяца и числа, должно полагать, что Лисенков представил лис ты сии для дозволения их к напечатанию прямо от себя к бывшему ценсору [П.А.] Корсакову, который по поручению комитета рассматривал самые сочинения Г. Булгарина, заключающиеся в этих томах. Что же касается до того, имел ли Лисенков право перепечатать год на заглавных листах сам произвольно, то ценсурный комитет не имеет в виду узаконений, воспрещающих сие издателям книг, если они в то же время не выставляют, что это второе или новое издание книги [61].
В апреле и мае 1845 г. это дело слушалось в Петербургской судебной палате и было решено взыскать с Лисенкова в пользу Булгарина двойную сумму оплаты по контракту, т.е. 9000 руб. ассигнациями, и отобрать все непроданные экземпляры с титульными листами 1843 г.
В июне 1845 г. Лисенков подал в Сенат апелляционную жалобу на решение суда. Что решил Сенат, нам установить не удалось, однако для анализа данного случая это не имеет принципиального значения. Из изложенного можно сделать вывод, что в целом правовые отношения в сфере издательского дела регулировались тогда довольно четко, и в случае нарушений обязательств со стороны как автора, так и издателя, нарушителя ждало наказание, а пострадавшего — денежная компенсация. Социальное положение автора, которое обычно было выше социального положения издателя, равно как и его связи, судя по всему, не сказывались на решении судебных инстанций.
Если говорить о моральной стороне дела, то, безусловно, вина лежит на Булгарине, который в срок не предоставил рукопись, а потом всячески затягивал ее сдачу, полагая, по-видимому, что купец 3-й гильдии (каковым был Лисенков), не станет судиться с дворянином, к тому же статским советником и известным журналистом и писателем, имеющим немалые связи. Однако Лисенков был родом с Украины, где было сильно влияние польской правовой культуры, базирующейся на римском праве и гораздо большем уважении к закону. Он и в дальнейшем прибегал к отстаиванию своих прав в суде [62]. Перепечатка титульного листа с более поздней датой, которая совершалась на основе цензурного разрешения, была широко распространенной практикой в первой половине XIX века. Ошибка Лисенкова была в том, что он не зарегистрировал в цензурном комитете передачу новых титульных листов на рассмотрение цензору.
В дальнейшем Лисенков старался всячески дискредитировать Булгарина. Так, у себя в книжной лавке в ответ на просьбу показать новые книги он спрашивал: «Вам ума или глупости?» Если покупатель выбирал первое, он давал изданную им «Илиаду» Гомера, если второе — «Сочинения» Булгарина [63].
[1] См., например: Рогачевский А.Б. Разговор книгопродавца с прозаиком, или Как Иван Тимофеевич Лисенков и Надежда Андреевна Дурова перехитрили друг друга // НЛО. 1993. № 2. С. 147—155; Кишкин Л.С. Честный, добрый, простодушный…: Труды и дни А.Ф. Смирдина. М., 1995. С. 13—26 (о взаимоотношениях А.Ф. Смирдина и А.С. Пушкина); Рейтблат А.И. Как Павел Свиньин на Ивана Заикина жаловался, или Издатель, автор и полиция в начале XIX в. // НЛО. 1995. № 16. С. 81—90.
[2] О том, что пьеса издана Лисенковым, см. письма Шаховского Лисенкову: РГАЛИ. Ф. 1106. Оп. 1. Ед. хр. 13.
[3] См. письма Г. П. Данилевского Лисенкову: Там же. Ед. хр. 4.
[4] См. публикацию его: Литературное наследство. М., 1952. Т. 58. С. 812.
[5] Овсянников Н.Г. Воспоминания старого книгопродавца о петербургской книжной торговле за пятидесятилетие до 1870 года // Материалы для истории русской книжной торговли. СПб., 1879. С. 21—22.
[6] См. письма ему Воейкова (РГАЛИ. Ф. 1106. Оп. 1. Ед. хр. 2), Ф.А. Кони (Там же. Оп. 2. Ед. хр. 3), Некрасова (Некрасов Н. А. Полное собрание сочинений и писем. СПб., 1998. Т. 14. С. 42—43).
[7] См. письма Масальского Лисенкову: РГАЛИ. Ф. 1106. Оп. 1. Ед. хр. 10.
[8] См. их письма Лисенкову: Квітка-Основ’яненко Г.Ф. Зібрання творів: У 7 т. Київ, 1981. Т. 7. С. 208—213; Котляревський І.П. Повне зібрання творів. Київ, 1969. С. 337—338.
[9] Ивана Тимофеевича Лисенкова воспоминания в прошедшем времени о книгопродавцах и авторах // Материалы для истории русской книжной торговли. СПб., 1879. С. 68—69.
[10] Б-ов [Бочагов] А.Д. И.Т. Лисенков. К портрету // Посредник печатного дела. 1892. № 5/7. С. 14.
[11] См.: Чертков Л. Удивительная антология // Наука и жизнь. 1970. № 11. С. 109—110.
[12] О Лисенкове см. также: Теплинский М.В. И.Т. Лисенков и его литературные воспоминания // Русская литература. 1971. № 2. С. 108—113; Рогачевский А.Б. Указ. соч.
[13] Фактическая информация о конфликте почерпнута из дела Петербургского цензурного комитета «О доставлении в 1-й департамент Петербургской палаты гражданского суда сведений в связи с взаимными претензиями между Ф.В. Булгариным и издателем его сочинений купцом И. Лисенковым» (РГИА. Ф. 777. Оп. 1. Д. 1847) и апелляционной жалобы Лисенкова 1845 г. (ОР РНБ. Ф. 436. Ед. хр. 3).
[14] См.: Евецкий О. Статистическое описание Закавказского края: В 2 ч. СПб., 1835; Саха ров И. История общественного образования Тульской губернии. М., 1832. Ч. 1. (Ч. 2 не выходила.)
[15] Прогулка по Ливонии // Северная пчела. 1827. № 59—64, 66—68, 70, 71, 75—78, 80— 82, 84—88. Вошла в 3-ю часть Сочинений, изданных Лисенковым.
[16] См.: Булгарин Фаддей. Памятные записки титулярного советника Чухина, или Простая история обыкновенной жизни. Ч. 1—2. СПб.: В типографии А. Смирдина, 1835; Он же. Мазепа. СПб.: А. Смирдин, 1833—1834. Ч. 1—2.
[17] Переписка Булгарина и Лисенкова печатается по: ОР РНБ. Ф. 436. Ед. хр. 33.
[18] Имеется в виду журнал «Московский наблюдатель» (Москва; 1835—1839). Булгарин называет его «новеньким», поскольку в 1815 г. в Москве выходил «Современный наблюдатель российской словесности», а в 1817 г. в Петербурге — «Северный наблюдатель».
[19] Мы не располагаем информацией для идентификации этого человека.
[20] В 1831 г. Булгарин переселился из Петербурга в Карлово и лишь изредка наезжал в Петербург, в 1837 г. он вернулся на жительство в столицу, хотя на лето ежегодно уезжал в свое имение.
[21] Ширяев Александр Сергеевич (? — 1841) — московский книгопродавец и издатель.
[22] Устрялов Н. Русская история. СПб., 1837. Ч. 2; Снегирев И. Русские в своих пословицах: Рассуждения и исследования об отечественных пословицах и поговорках. М., 1831—1834. Кн. 1—4.
[23] Жебелев Лев Иванович (? — 1873) — петербургский книгопродавец и издатель 1830-х — начала 1840-х гг., после разорения работал в конторе редакции «Северной пчелы».
[24] В книжной лавке Лисенкова производилась подписка на «Северную пчелу». Лисенков должен был отдать деньги подписчиков.
[25] Такого объявления в «Северной пчеле» не было, но вскоре в газете появилась анонимная (по-видимому, написанная Булгариным) рецензия на выпущенное Лисенковым второе издание «Илиады» в переводе Гнедича (при том, что обычно переиздания не рецензировались), в которой говорилось, что покупать его не следует, поскольку оно «наполнено опечатками, перестановками, искажающими самый смысл» (1839. № 20. 25 янв.).
[26] Лыко — луб липы и других лиственных деревьев. Крестьяне размачивали его в воде и плели лапти и другие предметы домашнего обихода. Использовали его и в качестве ремня.
[27] ОР РНБ. Ф. 436. Ед. хр. 70.
[28] Имеется в виду А.И. Тихоходов, служивший в редакции «Северной пчелы».
[29] То есть из петербургской полиции в губернские судебные органы.
[30] Имеются в виду, соответственно, Сергей Сергеевич Уваров, князь Михаил Александрович Дондуков-Корсаков и Сергей Александрович Кокошкин.
[31] По-видимому, речь идет о переписке произведений Булгарина из «Северной пчелы», опубликованных после выхода первых трех томов Сочинений и предназначенных для включения в 4-й том.
[32] Ведомости Санкт-Петербургской городской полиции. 1839. № 22. 13 сент.
[33] Видок Фиглярин: Письма и агентурные записки Ф.В. Булгарина в III отделение / Подгот. А.И. Рейтблат. М., 1998. С. 450.
[34] Булгарин имеет в виду газету «Ведомости Санкт-Петербургской городской полиции».
[35] Иготь — ручная ступка.
[36] Северная пчела. 1842. № 73. 2 апр.
[37] В «Общем отчете, представленном его императорскому величеству по Министерству народного просвещения за 1841 г.» (СПб., 1842) говорилось: «Таланты литературные рождаются самовольно; но попечение правительства может в иных случаях содействовать развитию рождающегося дарования. Появление отличных писателей на осиротелом поприще изящной словесности русской, сопряженное с очищением вкуса и с совершенствованием языка, было бы, без сомнения, одним из приятнейших событий в области современного просвещения <…>» (с. 108).
[38] «Так умы и ученые занятия легче подавить, чем вернуть к жизни» (лат.). Булгарин цитирует сочинение Публия Корнелия Тацита «О жизни и характере Юлия Агриколы». В полном виде изречение выглядит так: «Как тела наши медленно растут, но быстро угасают, так умы и ученые занятия легче подавить, чем вернуть к жизни».
[39] ОР РГБ. Ф. 391. № 113. Печатается по копии.
[40] Уехал Булгарин после 8 августа (в «Северной пчеле» в этот день (№ 175) появился очередной его фельетон «Журнальная всякая всячина», из которого следует, что он находился тогда в Петербурге), а вернулся во второй половине сентября (в следующем фельетоне названного цикла (№ 215. 26 сент.) он писал о своем «кратком пребывании в Дерпте». Отметим также, что 14 сентября он писал из Дерпта знакомому, что вскоре уезжает в Петербург (см.: Рейтблат А.И. Фаддей Венедиктович Булгарин: идеолог, журналист, консультант секретной полиции: статьи и материалы. М., 2016. С. 266)).
[41] Отечественные записки. 1842. № 9. Библиогр. хроника. С. 23.
[42] Неточная цитата из «[К портрету] М.А. Муравьева» (1803) И.И. Дмитриева: «Я лучшей не могу хвалы ему сказать: / Мать дочери велит труды его читать», ставшая вскоре поговоркой. В основе двустишия Дмитриева — стих из комедии французского драматурга А. Пирона «Метромания» (1738).
[43] Любская (т.е. изготовленная в г. Любеке) бумага — высокосортная (чисто целлюлозная, без древесины), хорошо проклеенная, отличавшаяся высокой плотностью.
[44] Эту публикацию мы не смогли разыскать в тексте газеты. По-видимому, она распространялась в виде отдельно прилагавшегося к газете листка, что нередко практиковалось в периодике того времени. Приводим по перепечатке Булгарина в статье «Дивные диковинки!», о которой см. далее.
[45] Ольхин Матвей Дмитриевич (1806—1853) — петербургский книгопродавец и издатель. С самого открытия его магазина в 1842 г. был тесно связан с Н.И. Гречем и Булгариным.
[46] См.: Полное собрание сочинений Фаддея Булгарина: с портр. авт. и снимком с его почерка. Новое, сжатое (компакт.) изд., испр. и умнож. СПб., 1839—1844. 7 т.
[47] Ни одно из произведений, включенных в издание Лисенкова, не вошло в Полное собрание сочинений Булгарина.
[48] В то время рубль серебром был равен 3,5 рубля ассигнациями.
[49] Журнальная всякая всячина // Северная пчела. 1843. № 226. 9 окт.
[50] Неттельгорст Отто Петрович, барон — гравер и преподаватель гравирования в Технической артиллерийской школе. Речь идет о следующих изданиях: Булгарин Ф.В. Салопница / Рис. В. Тимма, грав. на дереве бар. О. Неттельгорстом. СПб., 1842. (Картинки русских нравов; Кн. 1); Он же. Корнет / Рис. В. Тимма, грав. на дереве бар. Клотом и его учеником Г. Линком. СПб., 1842. (Картинки русских нравов; Кн. 2).
[51] Булгарин в 1839 г. начал сам издавать Полное собрание сочинений (см.: Полное собрание сочинений Ф. Булгарина. Новое, сжатое (компактное) издание, исправленное и умноженное // Северная пчела. 1839. № 252. 7 нояб. Было обещано 8 томов (подписчикам за 40 руб. ассигнациями, покупателям по выходе издания — за 50 руб.), в том числе 7 из ранее выходивших книгами произведений. По-видимому, подписка шла плохо, и он выпустил только два тома — 1-й и 4-й. Позднее он договорился о продолжении издания с М.Д. Ольхиным, теперь уже обещая 10 томов за те же 50 руб. (Журнальная всякая всячина // Северная пчела. 1843. № 183. 18 авг.). Судя по всему, он рассчитывал поместить в двух дополнительных томах те произведения, которые были изданы Лисенковым. Ольхин в 1842—1843 гг. выпустил 2, 3, 5—7 тома, и на этом издание прекратилось.
[52] ОР РНБ. Ф. 391. Оп. 1. Ед. хр. 115. Письмо с небольшими сокращениями было опубликовано С.В. Беловым: Белов С.В. Книжник Лисенков против Фаддея Булгарина // Книга. Исследования и материалы. М., 1983. Сб. 47. С. 186—189. Мы печатаем письмо целиком по архивному источнику — как для полноты картины, так и с целью исправить отдельные неправильные прочтения публикатора.
[53] Эту публикацию мы также не смогли разыскать в тексте газеты. Приводим по перепечатке В.Г. Белинского в его рецензии на 2—4 тома Полного собрания сочинений Булгарина (Отечественные записки. 1843. № 11. Отд. 6. С. 23—24).
[54] В те годы в печати выступал только Василий Иванович Туманский (1800—1860), публиковавший стихи в периодике и выпустивший книгу «Стихотворения» (Чернигов, 1840).
[55] О котором сам же Лисенков объявил в Полицейских Ведомостях. (Примеч. Булгарина.)
[56] Строев Владимир Михайлович (1812—1862) — журналист, писатель, историк и переводчик. Подобных утверждений нет в его отклике на три тома сочинений Булгарина (подписанном его псевдонимом В.В.В.). Посвятив почти весь свой текст причинам нападок на Булгарина, он добавил в конце: «Вот вам три тома его шуток, безделушек, журнальных статеек; они напечатаны в формате прежних 12-ти томов [Сочинений Булгарина], в Гуттенберговой типографии, которая в самом деле напоминает о Гуттенберговых временах. Браните их за это; но и тут мы вам скажем, что виноват не Булгарин, а его издатель, знающий, что сочинения Булгарина будут раскуплены, как бы ни были изданы» (Северная пчела. 1836. № 291. 19 дек.).
[57] Сочинитель имеет право, несмотря ни на какие условия, напечатать книгу свою вторым изданием, если в ней прибавлены или переменены по крайней мере две трети или когда сей дана совершенно другая форма, так что она может быть почитаема за новое сочинение. (Примеч. Булгарина.)
[58] Северная пчела. 1843. № 246. 2 нояб.
[59] Ведомости Санкт-Петербургской городской полиции. 1842. № 38. 10 нояб.
[60] Журнальная всякая всячина // Северная пчела. 1842. № 256. 14 нояб.
[61] РГИА. Ф. 777. Оп. 1. Д. 1847. Благодарю Н.Н. Акимову за предоставление текста переписки судебной палаты и цензурного комитета.
[62] Так, в 1843 г. Шевченко продал ему права на «Кобзарь» (в том составе, в каком он был издан в 1840 г.) и поэму «Гайдамаки» (1841). В 1844 г. Лисенков издал «Чигиринский кобзарь» и «Гайдамаки», в 1867 г. — «Чигиринский кобзарь» на украинском и русском языках. В 1867 г., когда Д.Е. Кожанчиков выпустил полное издание «Кобзаря», Лисенков подал на него в суд, обвинив в контрафакции, поскольку в состав этой книги вошли те стихи, право на издание которых он приобрел. 4 октября 1867 г. С.-Петербургский окружной суд отказал Лисенкову в иске, а С.-Петербургская судебная палата подтвердила решение окружного суда. Отказ был мотивирован тем, что Лисенков не оформил приобретение прав на «Кобзарь» у нотариуса и что объем первоначальной версии «Кобзаря», которую он приобрел, составляет менее трети издания Кожанчикова. Лисенков обжаловал это решение в кассационном департаменте Сената. Тот отменил вердикт и передал дело на рассмотрение Харьковской судебной палаты. Пересмотр дела затянулся, но в 1871 г. Лисенкову было окончательно отказано в иске (см.: Безъязычный В.И. Тарас Шевченко и книгопродавец Иван Лисенков // Книжная торговля. 1964. № 3. С. 34—36).
[63] ОР РНБ. Ф. 436. Ед. хр. 4. Л. 5.