Опубликовано в журнале НЛО, номер 5, 2019
События ХХ и начала ХХI века показали, что «наука не может, как надеялись позитивисты XIX века, полностью вытеснить мифологию», поскольку «наука не разрешает такие общие метафизические проблемы, как смысл жизни, цель истории, тайна смерти и т.п., а мифология претендует на их разрешение» [Мелетинский 2000: 5]. Миф пытается «разрешить» то, что находится за рамками научной картины мира, и именно эти попытки — в их литературном изводе — находятся в центре внимания авторов этого тематического блока.
Вадим Руднев в «Словаре культуры ХХ века» использует понятие неомифологизма, связывая его с культурой ХХ и XXI веков. Он обращает наше внимание на «неомифологическое сознание», являющееся одной из характерных примет культурной ментальности ХХ века, когда с возникновением сомнений в рациональном мышлении и естественно-научном знании актуализируется интерес к иррациональному и бессознательному. Именно в период кризиса логоцентризма культура ХХ и новейшего XXI века сосредоточивается на основных принципах мифологического мышления, поддерживаемых современной технологией. Руднев подчеркивает, что «в роли мифа, “подсвечивающего” сюжет, начинает выступать не только мифология в узком смысле, но и исторические предания, бытовая мифология, историко-культурная реальность предшествующих лет, известные и неизвестные художественные тексты прошлого» [Руднев 1999: 185]. Самым главным в этом «вбирании» в себя всего — и прошлого, и настоящего, и высокого, и низкого, исторического и мифологического, как это заложено в постмодернистской культуре, является то, что художественный текст по своей структуре начинает уподобляться мифу и основными чертами этой структуры выступают «циклическое время, игра на стыке между иллюзией и реальностью, уподобление языка художественного текста мифологическому предъязыку с его “многозначительным косноязычием”» [Там же].
Зачатки этого неомифологического мышления, приписываемые новейшему времени, раскрываются уже в поэтике модернистов. Не удивляет поэтому, что Зара Минц еще в 1970-е годы в статье «О некоторых “неомифологических” текстах в творчестве русских символистов» обращала внимание как раз на поэтику А. Блока, Д. Мережковского, А. Белого, Ф. Сологуба, подчеркивая, что в их произведениях «план выражения задается картинами современной или исторической жизни или историей лирического “я”, а план содержания образует соотнесение изображаемого с мифом. Миф, таким образом, получает функцию “языка”, “шифра-кода”, проясняющего тайный смысл происходящего» [Минц 2004: 67]. Минц отличает фольклорную фантастику в мире романтиков от (нео)мифологического мира символистов, когда мир художественного текста наделяется «онтологическим» бытием и истинностью, то есть приравнивается к мифу. Она считает, что первыми текстами-мифами символистов были романы, понимаемые ею как «мифы о мире», требующие широкой панорамы.
К позиции Минц близок Элиаде, который отмечает, что роман в современном обществе приходит на место мифологического повествования [Элиаде 2000: 187]. Не далек от такого определения и Мелетинский, указывающий в книге «От мифа к литературе», что большинство «мифологизирующих» писателей разочаровано в историческом подходе [Мелетинский 2000: 130]; создателями же такого «мифологического» романа он считает выдающихся европейских писателей ХХ века Т. Манна, Дж. Джойса, Ф. Кафку, поскольку они используют мифологические элементы и мифологизм становится «инструментом повествовательного структурирования» [Там же].
Как видим, тема (нео)мифологизма довольно обширна. Работы, вошедшие в этот тематический блок, посвящены одному из важнейших элементов неомифологизма — «началу/концу» и, соответственно, различным видам конца, становящимся началом. Исследуются вопросы рождения и смерти, конца и начала эпохи, истории, человеческого тела, любви, нарратива и другие злободневные темы, представленные в творчестве П. Пепперштейна, В. Пелевина, В. Сорокина, Л. Улицкой и Е. Водолазкина.
Тюнде Сабо в своем исследовании рассматривает процесс де- и ремифологизации мифологемы сотворения мира в концовке романа Л. Улицкой «Даниэль Штайн, переводчик». Посредством экфрасиса иконы «Хвалите Господа с небес» читатель возвращается к абсолютному началу. Ссылаясь на Ю.М. Лотмана и его текст «Смерть как проблема сюжета», в котором автор подчеркивает две модели борьбы с концом — циклическую, господствующую в мифологическом и фольклорном сознании, и идею смерти-возрождения, возникшую в связи с переходом к историческому сознанию, Сабо приходит к заключению, что концовка романа Улицкой не соответствует ни одной из этих двух универсальных моделей. В экфрастическом фрагменте, в сочетании ветхозаветного и новозаветного контекстов, отмечены абсолютное начало и абсолютный конец, в то время как история человека (главного героя) осмысляется в «пансинхронии», в которой он сам своим творчеством продолжает творение мира.
Елена Кусовац в статье «Неомифологизм Павла Пепперштейна» исследует не сами рамки начала и конца, а постоянное повторение этих полюсов, иными словами, процесс ремифологизации как один из важнейших художественных приемов неофициальных художников. Автор указывает, что советский дискурс является значимым объектом неомифологизации, причем не только у Пепперштейна, но и у Комара и Меламида или, например, у Александра Косолапова. Исследуя визуальное и литературное творчество Павла Пепперштейна (роман «Мифогенная любовь каст», сборник рассказов «Весна» и поэму «Видевший Ленина»), Кусовац показывает, как с помощью ремифологизации Пепперштейн создает собственную мифопоэтику.
Вопросом о конце человека и отношении постчеловека к любви занимается Жива Бенчич. Пост- или трансгуманистический проект направлен на то, чтобы с помощью биомедицины и технонаук «улучшить» биологического человека и, таким образом, преодолеть ограничения, навязываемые ему природой. Автор исследует эту проблему на материале романа «S.N.U.F.F.» В. Пелевина, анализируя героев-постгуманидов: Дамилолу Карпова, который является человеком, но одновременно связан с машиной, своей «Хеннелорой», и андроида Каю. Бенчич задается вопросом, можно ли отношение Дамилолы к Кае назвать любовью или это лишь симулякр любви — и, в конечном итоге, ее конец.
Райнера Грюбеля интересует соотношение исторического (календарного) и семейного (личного) времени, которое он анализирует на примере рассказа «Черная лошадь с белым глазом» В. Сорокина. Автор обращает внимание на множество мифологем в сорокинском тексте (библейские, исторические, фольклорные, литературные), многие из которых теряют традиционный смысл, обретая новый и создавая, таким образом, новый миф, или неомиф. Исследование Грюбеля позволяет читать рассказ Сорокина не только как нарратив конца, но и, в более широком смысле, как текст о конце (завершении) постмодернизма.
Ясмина Войводич занимается началом и концом истории Иннокентия Платонова, главного героя романа «Авиатор» Е. Водолазкина. Платонов родился в начале ХХ века, в тридцатые годы его заморозили, а разморозили в самом конце столетия. С одной стороны, жизнь героя очерчивается историческим временем XX века со всеми его событиями, а с другой, он сам пишет собственную «историю», свою «повесть временных лет». Таким образом, в своей микроистории он сам определяет собственное начало (начинает писать с понедельника, восстанавливает в записях прошлое и осмысляет свою жизнь) и конец, поскольку в новой, возвращенной жизни, в жизни «после» — он кается в грехе убийства.
Пять исследований показывают, что литература разными способами обыгрывает различные мифологемы; при этом начало и конец играют существенную роль. В статьях речь идет о новых началах, о повторяющихся идеологических и исторических мифологемах, о библейских мотивах, освобождающихся от их традиционного смысла, о конце истории и конце человека. Неомифологизм представляет собой новое явление. Он вписывается в новую культурную ойкумену, в постмодернистское сознание, в котором все дискурсы уравниваются и читаются на одном и том же уровне. В неомифологизме можно играть культурными кодами, идеологемами и мифологемами, временными пластами, классическим мифом — и одновременно творить новый миф. Современный литературный текст, подобно изобразительному искусству, как показала Е. Кусовац, вбирает в себя, в свою структуру и сюжет, все. Парафразируя В. Руднева, мы могли бы сказать, что в текст культуры входит не только миф, его фрагменты и отзвуки, но и исторические предания, бытовая мифология, а также художественные тексты прошлого. Культурный текст пытается эти фрагменты структурировать, упорядочить все элементы, что мы связываем с тяготением к определенному порядку или же конструкции знаковых комплексов, возможно, даже «универсальных», по выражению Топорова [Топоров 2010].
Начиная с ХХ века и вплоть до нашего времени происходит сознательное обращение культуры (литературы, театра, живописи, кино, рекламы) к мифологии. Это особенно заметно в использовании различных традиционных мифов, а также в мифотворчестве, своеобразной неомифологии, т.е. в создании собственного языка символов и мифологем. Внимание на себя обращают не только интерес к «возврату к истокам», как заметил М. Элиаде, но и пережитки первобытного менталитета и почти «магическое» значение происхождения жизни и человека, играющее для европейского сознания первостепенную роль [Элиаде 2000]. Культурный текст выдвигает на первый план два важных пункта — начало и конец, или же возможность вернуться к началу, чтобы объяснить конец, являющийся снова началом. Все эти вопросы поиска и одновременно сомнения в возможности охвата начала и конца вписываются в неомифологическое сознание, которым пропитан культурный текст XX и только начавшегося XXI века.
Наконец, добавим, что статьи, составившие этот тематический блок, первоначально были представлены в качестве докладов на конференции, посвященной теме начала и конца в современной русской культуре, рассмотренных из неомифологической перспективы. Конференция, организованная в рамках проекта «Неомифологизм в культуре XX и XXI веков» при финансовой поддержке Хорватского фонда науки, прошла в мае 2018 года в г. Ловране (Хорватия).
Библиография / References
[Мелетинский 2000] — Мелетинский Е.М. От мифа к литературе: Учебное пособие по курсу «Теория мифа и историческая поэтика повествовательных жанров». М.: РГГУ, 2000.
(Meletinskij E.M. Ot mifa k literature: Uchebnoe posobie po kursu «Teoriya mifa i istoricheskaya poétika povestvovatel’nyh zhanrov». Moscow, 2000.)
[Минц 2004] — Минц З.Г. О некоторых «неомифологических» текстах в творчестве русских символистов // Минц З.Г. Блок и русский символизм: Избранные труды: В 3 кн. Кн. 3: Поэтика русского символизма. СПб.: Искусство — СПб., 2004 (http://www.ruthenia.ru/mints/papers/neomifologich.html (дата обращения / accessed: 14. 05. 2017)).
(Minc Z.G. O nekotoryh «neomifologicheskih» tekstah v tvorchestve russkih simvolistov // Minc Z.G. Blok i russkiy simvolizm: Izbrannye trudy: In 3 vols. Vol. 3: Poetica russkogo simvolizma. Saint Petersburg, 2004 (http://www.ruthenia.ru/mints/papers/neomifologich.html).)
[Руднев 1999] — Руднев В. Словарь культуры XX века. М.: Аграф, 1999.
(Rudnev V. Slovar’ kul’tury XX veka. Moscow, 1999.)
[Топоров 2010] — Топоров В.Н. Мировое дерево: Универсальные знаковые комплексы: В 2 т. М.: Рукописные памятники Древней Руси, 2010.
(Toporov V.N. Mirovoe derevo: Universal’nye znakovye kompleksy: In 2 vols. Moscow, 2010.)
[Элиаде 2000] — Элиаде М. Аспекты мифа / Пер. с фр. В. Большакова. М.: Академический проект, 2000.