Опубликовано в журнале НЛО, номер 5, 2019
Только сильнейшая интуиция может быть компасом в целинных землях души; только одно чувство, использующее разум, но не отождествляющееся с ним, хотя и соединяется с ним в этом, — может отличить эти фигуры из мечты — во всей их реальности — одну от другой.
Фернандо Пессоа
— Приходило ли тебе когда-нибудь в голову, — спросил Крэнли,
— что Иисус был не тем, за кого он себя выдавал?
— Первый, кому пришла в голову эта мысль, — ответил Стивен, —
был сам Иисус.
Джеймс Джойс
Уникальность поэзии Бахыта Кенжеева, «лица необщее выраженье» связаны не только с его особым поэтическим голосом, удивляющей, державинской, по сути, глубиной макабрических интонаций в добрососедстве с застольными анакреонтическими, но и с тем, что ему удалось устоявшийся, шизофренически-раздвоенный образ некоего абстрактного писателя убедительно, органически разделить на несколько составляющих. Я не касаюсь темы шизоида как писательского типа (адресую к моему эссе о Саше Соколове, в котором немало об этом сказано [Кацов 2017]), а говорю о банальном читательском подозрении, что в любом авторе сидят как Джекил, так и Хайд, как восточный гурман Омар Хайям, так и западный проспиртованный Веничка Ерофеев — и таких персонажей, alter ego может быть тьма тьмущая.
Как гетеронимов у Фернандо Пессоа. В отечественной культуре писателей та кого профиля практически нет. В наше время, пожалуй, Григорий Чхартишвили, по одному из гетеронимов — Б. Акунин, и, конечно, Владимир Лившиц— отец поэта и филолога Льва Лосева, ближайшего друга Иосифа Бродского.
Лившиц — прозаик, поэт и драматург, больше всего известный как автор песни «Пять минут» из рязановского фильма «Карнавальная ночь», — написал поэтический цикл «Стихи Джемса Клиффорда», в котором от имени вымышленного английского поэта была высказана правда о войне и мире в тоталитарном государстве. Стихи «Клиффорда», в «переводах» Лившица, обратили на себя внимание. Евтушенко даже обсуждал «Клиффорда» с Томасом Элиотом. Тот подтвердил, что «Клиффорд» — первоклассный поэт, популярный в Великобритании [Лосев 2001]. Вероятней всего, Элиот перепутал вымышленного поэта с кем-то из реально существовавших.
Сегодня можно не сомневаться, что сочинить «Джемса Клиффорда» в годы брежневского застоя, с его надзирающим КГБ и цензурой, убивающей все живое, было подвигом. Создание гетеронима оказалось очень сильным ходом. Настолько необычным, что антисоветчину этого цикла цензоры определить не смогли и пропустили его в печать. Ведь стихотворения — «о разлагающемся капитализме, о далеком забугорье, в котором все и так плохо». Самое яркое из написанного «Клиффордом» — памфлет «Квадраты»: «И все же порядок вещей нелеп. / Люди, плавящие металл, / Ткущие ткани, пекущие хлеб, — / Кто-то бессовестно вас обокрал. / Не только ваш труд, любовь, досуг — / Украли пытливость открытых глаз; / Набором истин кормя из рук, / Уменье мыслить украли у вас. / На каждый вопрос вручили ответ. / Все видя, не видите вы ни зги. / Стали матрицами газет / Ваши безропотные мозги…» [Лосев 2001].
Лившиц придумал еще один гетероним — Евгений Сазонов. Правда, он принадлежал не только Лившицу, это был коллективный проект по созданию вымышленного писателя, «душелюба и людоведа», который впервые появился в «Литературной газете» 4 января 1967 года, когда там стали публиковаться отрывки из его «романа века» под названием «Бурный поток». У Сазонова также была собственная биография, и написанные им сатирические стихотворения никак не походили на те, из которых состоял стихотворный корпус самого Лившица.
Гетероним — это не только и не столько литературная мистификация, подчас опасная. Розыгрыш, игра в инкогнито, как в случае с Черубиной де Габриак, послужившая поводом для реальной дуэли между Волошиным и Гумилевым 22 ноября 1909 года. Кстати говоря, на Черной речке.
Гетероним — это имя, используемое автором для части своих произведений, выделенных по какому-либо признаку (жанр, стиль, эстетическая школа, мировоззрение, конфессия…), в отличие от других произведений, подписываемых собственным именем или другим гетеронимом. Хотя в самом произведении их может быть сколь угодно, как в случае со сравнительно недавно открытым русскому читателю прозаиком Павлом Улитиным. «Гетеронимы Улитина — это, как правило, не маркеры переключения стилей и не движущие силы этого переключения: стиль писателя мог резко меняться на протяжении абзаца. Скорее, они были необходимы для артикуляции множественности авторских “я” и апокрифического статуса их потенциальных воспоминаний» [Кукулин 2015: 356].
Гетеронимы Кенжеева — русский патриот Ремонт Приборов, мальчик-аутист Теодор, поэт Бахыт Кенжеев. Конечно, не впечатляющий список из 136 вымышленных авторов (гетеронимов, полугетеронимов и псевдонимов), созданных Фернандо Пессоа, но по качеству маскам Пессоа не уступает.
Вы ничего не пропустили, я не оговорился: поэт Бахыт Кенжеев — гетероним, по моему скромному наблюдению. Но об этом позже.
Ремонт Приборов
…Как помню я те дни июня!
Как от души тебя пою я!
и возражений не боюсь.
Сдержу ли слезы умиленья,
когда тебе бразды правленья
вручает радостная Русь!..
(«Ода на утверждение законного президента России»)
[Приборов 2014]
Слово автору гетеронима: «Ремонт Тимофеевич Бытовых-Приборов никакой не грек, а коренной сибиряк, ныне, правда, проживающий в Москве, на заслуженной пенсии, по некоторым сведениям — правнучатый племянник Козьмы Пруткова. В качестве любознательного сантехника (двоюродного брата любознательного кузнеца из стихотворения Ходасевича) он пытливо относится к миру, возмущается его несовершенством; в последнее время гордится своим русским патриотизмом и со здоровой ненавистью воспринимает пиндосов, то есть белоамериканцев; сочувствует реформам, однако не забывает о выдающейся роли И.В. Сталина — гениального менеджера…» [Белых 2009].
Здесь необходимо одно существенное замечание. возьми себе Мандельштам псевдоним в 1930-х годах, опытный читатель все равно узнал бы в «Воронежских тетрадях» и «Стихах о неизвестном солдате» автора «Камня» и «Tristia». Ранний Пастернак и Пастернак после 1934 года — это, несмотря на коренные различия, один и тот же писатель; Ахматова «Поэмы без героя» узнаваема в юной даме, которая случайно «на правую руку надела / Перчатку с левой руки», а в «Столбцах» и стихотворениях после возвращения из ГУЛАГа Заболоцкий остается, трагически изменившись, Заболоцким.
Псевдоним — своего рода эскапизм, исчезновение имени реального автора и появление имени вымышленного; при такой «рокировке» не затрагиваются стилевые координаты письма. Гетероним же противоположен псевдониму — это количественное увеличение имен реального автора при качественной трансформации, перерождении творческого почерка, что случается и при переходе из жанра в жанр: так, Зинаида Гиппиус свои критические статьи подписывала гетеронимом Антон Крайний.
Я не случайно упомянул Гиппиус. В 2018 году вышла в свет книга «Что нам есть с точки зрения химии» (изд-во «Ломоносовъ»). Вместе с соавтором, бывшим сокурсником Петром Образцовым, Бахыт Кенжеев, химик по образованию (закончил химический факультет МГУ), рассказывает в занимательной научно-популярной форме о еде с точки зрения химии. Перейдя из художественной литературы в науч.-поп., Кенжеев остается под своими ФИО. Здесь был понятный маркетинговый расчет, поскольку Кенжеев — имя известное, да и стихотворения его приводятся в книге. Но факт: гетероним ему при таком критическом, эпистемном разрыве не понадобился.
Расскажи мне, прекрасная Зата,
о судьбе злополучных Балкан,
Где бесчинствует гнусное НАТО,
Как сорвавшийся с цепи Полкан,
Где унижены добрые сербы,
Где поруганы роза и крест,
и Джордж Буш человечьи консервы
на обед беззастенчиво ест!..
(«Стихи о счастливой любви, посвященные прелестной
хорватке Заточке Лыж»)
[Приборов 2014]
Особенность гетеронимов: поэт Бахыт Кенжеев (р. 1950) и поэт Ремонт Приборов («р. ок. 1950», как отмечено в краткой аннотации на 4-й странице [Приборов 2014]), — неузнаваемые по отношению друг к другу авторы; это другое, в каждом случае, поэтическое письмо. К Бахыту неприменимы трудовая характеристика и творческая родословная Ремонта, и наоборот.
Приборов — по судьбе и поэтическому наследию то, что называется, «из другого теста», в сравнении с Кенжеевым. Вдохновение Приборова питают лукавство Ходжи Насреддина, безупречная графомания капитана Лебядкина, афористическое умничанье Козьмы Пруткова и пародийный пафос Евгения Сазонова, абсурдистская безысходная реальность Николая Олейникова и Хармса, игровая доверительность соц-арта, парадоксальная гражданская лирика Дмитрия Александровича Пригова с русскими-татарами по краям Куликовского поля и «милицанером» в центре мироздания. Гражданская позиция Приборова — это кондовая смесь из православия, самодержавия, народности (в смысле «советского народа, как единой общности советских людей»), со Сталиным в виде наколки на коллективной груди и сермяжной верой в единственно правильные решения партии и правительства. Его взгляд на внешний мир сведен к черно-белой переводной картинке, описанной провидческим пером Владимира Уфлянда: «Другие страны созданы для тех, / Кому быть русским не под силу».
Образ зиновьевского «гомо советикуса» Приборова — расхожий, к сожалению, типаж в городской толпе и в российской глубинке. Кенжеев в ряде интервью сетует, что в нынешней России такой стандартный характер, в общем-то, и придумывать не надо, да и писать все бессмысленней по этому поводу — «приборовы» сегодня, безо всякой иронии и сарказма, стали всенародными героями агитационных поэтических шедевров, которыми радует многотысячных поклонников неиссякаемая Юнна Мориц и иже с ней.
…Богатырь на поле брани,
Твой кулак нам не разжать!
Сами мы тебя избрали,
Сами будем обожать!
(«На избрание В.В. Путина на второй срок»)
[Приборов 2014]
Возникает вопрос, насколько Приборов убедителен как поэт, обыватель и литературный персонаж? Если говорить о технике, о вещах формальных, то Ремонт пишет классическим русским стихом, преимущественно двусложными размерами, но и трехсложными, более часто встречающимся амфибрахием, нежели анапестом, который охотно употреблял «певец страданий простого народа» Николай Некрасов («некрасовский скорбный анапест»). Здесь не только логическая связь и духовная скрепа между гражданином-поэтом и поэтом-гражданином, но тем самым ритмикой введена эпическая дикция и балладная просодия.
В творческом наследии Ремонта есть и написанные гекзаметром патриотические оды, силлабо-тонические поучения и экономические послания, идеологически правильные басни с притчами и пьесы с действующими лицами типа Сталина, Ленина, Дзержинского, Луначарского, Пушкина, Бабеля и прочих звезд политики и культуры. Начало пьесы, для примера:
Киров: Дух Ленина витает над морями.
Троцкий: Дух Пушкина витает над водой.
Тухачевский: Дух Мусоргского тоже вместе с нами,
вечнозеленый, страстный, молодой.
Сталин: Я тоже молод, но зато могуч…
(«Праздник победившей Революции 7 ноября 192* года»)
[Приборов 2014]
Напоминает абсурдистскую драматургию обэриутов, а с точки зрения партийного торжествующего идиотизма — шедевры коммуниста Ивана Рачады, члена СП СССР, в 1970-е публиковавшиеся в советской периодике. С теми же сценическими героями и подобными репликами, бессистемно привязанными, в духе метерлинковской «статической драмы», к конкретным персонажам, а по нарративу родственными плакатным лозунгам.
Приборов — это еще и «подражания классикам», «стихи для новых русских детей», многочисленные аполитичные, в духе КВН-капустников, обращения и посвящения собратьям по «Московскому времени» и коллегам по писательскому цеху. Таким образом, стихотворений с уклоном в политику в сокровищнице и писательском тезаурусе Приборова не так много, предполагаю, не более 30—40% от им написанного. Судя по изданной в 2014 году книге Приборова, все, сочиненное после 2009 года, — прозаические небольшие тексты, а более- менее полное стихотворное собрание датировано 1969—2009 годами.
Мальчик Теодор
В 2006 году выходит в свет поэтический сборник «Бахыт Кенжеев. Вдали мерцает город Галич. Стихи мальчика Теодора» [Кенжеев 2006].
Первое, что бросается в глаза, — цитата в названии, между Кенжеевым и Теодором, из герметичного текста Александра Введенского: «…где плакал Разин шерстью псов / запоминая жесть псалмов / к дубравам чудным повлечен / вдали мерцает город Галич / показан как минутный палец / и слышит княжескую речь / суков полей и Вятки чернь / и он говорит не вы черепа / желаю доспехи вычерпать / молебен отслужи!» [Введенский 1993: 56].
Дальше — перевернуть обложку, открыть сборник. Глаза останавливаются на фотографии Теодора. Как считают литературоведы, люди сведущие, она напоминает фотографию Кенжеева в детстве.
«Мало кто ожидал от моего доброго знакомого, одиннадцатилетнего мальчика Теодора, — пишет автор предисловия Кенжеев, — что он внезапно увлечется сочинением поэзии. С одной стороны, мальчик может целый день проваляться на диване с томиком Хармса, Асадова или Анненского. С другой стороны, сам он, по известным причинам психиатрического порядка, изъясняется с трудом, почти бессвязно, не умея — или не желая — сообщить окружающим своих безотчетных мыслей. Стихи мальчика Теодора значительно яснее, чем его прямая речь; надеюсь, что создаваемый им странноватый мир (где верная орфография соседствует с весьма приблизительным воспроизведением русских склонений и спряжений, а логика строится по своим, находящимся в иных измерениях, законам) достоин благосклонного внимания читателя» [Кенжеев 2006].
Итак, аутист с божьим даром (от греческих theos — бог, doron — дар), Теодор появился на свет в 2006 году, сразу в возрасте одиннадцати лет, и получил весомую поддержку одного из самых титулованных русских поэтов конца XX— начала XXI века Бахыта Кенжеева. На мальчика обратили внимание, он стал широко известен в узком поэтическом кругу. А что получил, благодаря стихам мальчика Теодора, его судьбоносный покровитель?
Правильней будет спросить: о чем говорит нам и ради чего сочиняет юный гетероним Теодор?
это вещи которые я люблю
это люди которые я терплю
безразлично в ненависти в любви там
словно алым закатным по облакам
словно кубики с буквами по бокам
потерпевшим греческим алфавитом…
[Кенжеев 2006]
В сборнике стихов 11-летнего Теодора вы не найдете самого мальчика. Никакого инфантилизма, размышлений о детстве и отрочестве, впечатлений о школе, учителях и одноклассниках, хотя бы поверхностной имитации сознания ребенка. ничего подобного. Лексика и читательский багаж — интеллигента российской столицы, разменявшего «полтинник», «полтос», «полтишок» лет пять-десять назад.
Никаких привязок — биографических, этнических, географических. Обнаружившийся в сборнике южноукраинский портовый Херсон (в херсоне где яд отвергал митридат / где сосны шумят без кальсон, / шерстистые звезды взвывая твердят / о смерти похожей на сон / в херсоне где одно — ладонный хлопóк / истлел как египетский хлóпок…) — больше о «сне» из старого анекдота, поскольку название города — двусложное, и об известной буддийской притче с хлопком одной ладонью. Возможно, в тексте — дань Хлебникову, выпустившему в Херсоне свою первую книгу, «Учитель и ученик» (1912), и родившемуся там же поэту Александру Кабанову (1968), которого Кенжеев высоко ценит, но это лишь догадки. Теодор не только не ставит знаков препинания и не дает названий большинству текстов, но в самих текстах волен любую конкретику переводить в имя нарицательное.
младые поколения в пентхаусах домишк
не обожают ленина и сталина не слишк
но это лишь напраслина пустые свитера
зачем с водой выбрасывать младенца из ведра
[Кенжеев 2006]
Похоже, мальчика выплеснули вместе с водой ради акцентировки внимания на его психическом отклонении. Следы отклонений в текстах оставлены и являются важной, оправдывающей существование Теодора причиной. По известной постмодернистской традиции, когда для «вивисекции языка» (по определению П. Вайля и А. Гениса) Саше Соколову в «Школе для дураков» понадобился главный герой — ученик такой-то, страдающий от раздвоения личности и нелинейного восприятия времени; Андрею Битову в «Пушкинском доме» — пребывающий в мире иллюзий Лева Одоевцев; Венедикту Ерофееву в «Москве—Петушках» — алкоголик и святой юродивый Веничка, маниакально стремящийся попасть на Красную площадь.
Через разъятое, неадекватное сознание героев, лингвистические изъяны и симулякры в их речи постмодерн пытается решить актуальную проблему языка — невозможность высказывания прямого или косвенного, стертость и заезженность лексического знака, накопленную заштампованность, закодированность коллективной памяти. Когда ни ирония, ни смысловая игра уже не помогают и надежда остается на деконструкцию, алогизмы, препарирование семантики и синтаксиса, инверсию (самый распространенный прием в ранней поэзии Э. Лимонова), анафоры, афазию, анонимность автора («скриптора» в постмодернистской терминологии) или появление на свет гетеронимов…
По крайней мере, это создает, используя постструктуралистский словарь, «эффект реальности». Любопытно, что среди всего этого разнообразия часто встречающийся прием Теодора — эллипсис, то есть намеренный пропуск слов, несущественных для смысла выражения (в нашем случае существенных — тем более): «словно алым закатным по облакам», «отрада вольного улова / веселый складывать слова», «веревка протяжная с детским бельем / в прокуренной фильме феллини», «я натуру не насилую / верь не бойся не просить», «когда декабрем наливается грудь / простыл огляделся устал» и т.д., и т.п.
…не унывай просись на ужин
не огорчайся сам не свой
пускай нежданный и не нужен
осколкам скорби мировой…
[Кенжеев 2006]
В постмодернистской эстетике кроется еще одна важная проблема: ощущение исчерпанности личного словаря при внутренней необходимости в создании текстов. Кенжеев пишет стихи с 15-летнего возраста, и за десятки прожитых лет отношения с языком, как и у подавляющего большинства годами пишущих, становятся настолько близкими, что необходима дистанция для того, чтобы слова, фонемы, морфемы, семантемы начать снова различать. Возможно, дистанция марафонская: «Российская поэзия фантастически богата, казалось бы, бери — не хочу. Но словам и интонациям учиться невозможно, их уже навсегда застолбили сами авторы» [Алиханов 2018].
«Мы живем в эпоху, когда все слова уже сказаны», — заметил как-то С. Аверинцев. А философ и культуролог А. Пятигорский, интерпретируя слова У. Эко, написал: «…У. эко пишет, что настоящий постмодернист отчаянно пытается объясниться, объяснить себя другому — другу, врагу, миру, кому угодно, ибо он умрет в тот момент, когда некому будет объяснять. Но, объясняя себя другому, он пытается сделать это как другой, а не как он сам» [Пятигорский 1996: 363].
«Свежая кровь», что называется, необходима. и ненамыленный взгляд, и ненамоленное место. привычка к сложившемуся типу говорения, зарекомендовавшие себя приемы и наработки, как и прочие привычки по отношению к страсти, любви, верности, гибельны для искусства. Эта личная проблема — частный случай в связи с «потерпевшим греческим алфавитом» или по отношению к «осколкам скорби мировой». Для того чтобы собрать, сложить «осколки» (а успешность этого предприятия находится под угрозой множества рисков), есть известный путь: все старое-трафаретное до основания разрушить, деструктурировать, а потом построить новый мир-рим-речь. Здесь и находится область интересов Теодора, и местожительство его музы.
Зачем же столько усилий? Перед лицом какой трагедии постмодернист готов пожертвовать едва ли не всей мировой культурой? Ответ простой: тишина. Ничего нет страшней для писателя, но если все звуки произнесены, буквы записаны, слова отправлены в библиотеку-архив, то наступает безмолвие. «В метапоэтике Б. Кенжеева утверждается приоритет творческого процесса перед его результатом. Речь, движение “звукового узора”, наконец, просто бессвязный лепет ценны сами по себе, вне зависимости от их изначальной цели. Даже если итогом усилий оказывается всего лишь “скороговорка, нелепица”, непрерывность поэтического процесса остается главной творческой установкой протагониста. в конечном счете, только так и можно противостоять молчанию, которое осознается как самая незавидная для поэта участь и фактически приравнивается к смерти» [Бокарев 2013].
Если гетероним мальчик Теодор берет на себя ответственность за постмодернистский дискурс, то гетероним Бахыт Кенжеев предоставляет свободу высказывания той части автора, которой есть что сказать по такой всеохватной теме, как модернизм.
Бахыт Кенжеев
Бывал и глуп, и скуп, и сам себе не равен.
Gоплавай-ка, муму. Жужжи, моя пчела,
как бы гораций. Пой, сверчок-державин.
Расправь, олейников, два бронзовых крыла.
(«Жизнь восхитительна…»)
[Кенжеев 2014]
В одном из интервью поэт сообщает, что школьные годы он провел под фамилией матери, москвички Елены Карасевой: «В школе меня (по инициативе русской бабушки) звали на русский манер, однако же, в университете я уже этого никак не допускал. Конечно, приятно быть [счастливым] (что и означает мое имя)» [Белых 2010].
Если за русской фамилией следовало еще и русское имя, как он сам его в разных беседах к себе прилагает, — Борис, то мальчика в 20-й московской школе, из пионерской дружины имени Наташи Качуевской звали, очевидно, Борей Карасевым. Я поинтересовался об этом у одного из школьных учителей Кенжеева, знатока литературы, переводчика Романа Каплана, легендарного владельца не менее легендарного манхэттенского ресторана «Русский самовар». Роман сказал мне, что Бахыта Кенжеева иначе в школе не называли. Похоже, в интервью — очередная мистификация Кенжеева, но нам остается принять его слова на веру: Карасев так Карасев.
Тема национальной идентификации была в семье, видимо, не из последних. В этом плане любопытна следующая история: «Когда я пошел получать паспорт, за мной увязался мой папа, Шкурулла Кенжеевич… Майор милиции поприветствовал меня: “Здравствуйте, Бахыт Шкуруллаевич. Поздравляю вас с получением советского паспорта”. И как само собой разумеющееся: “Так я в пятой графе пишу русский?” — “Нет, я казах”. — “Погодите, вы ведь по маме Карасев, имеете право”. — “Но я не хочу”. — “Вы понимаете, насколько легче вам будет в будущем?” — “Да нет, русских и так много”. Кончилось тем, что после долгих споров он все-таки записал меня казахом. Выхожу от майора и вижу отца. Мой бедный папаша, орденоносец, который прошел всю войну, смотрел на меня жалкими глазами: “Бахытик, ты кем записался?” — “Казахом, конечно”. И это был первый и единственный раз, когда я видел слезы радости на его глазах» [Садык 2017].
Остаться официально казахом — было волевым решением. Другое дело, насколько 16-летний юноша, которого в 12 лет родители с трудом вытаскивали по вечерам из библиотеки, написавший в 15 первое стихотворение, мог предугадать (задумать?) свою судьбу русского писателя с богатой библиографией, составленной, по большей части, из книг казаха Бахыта Кенжеева. Интересно, что на сайте «Русской премии», лауреатом которой в 2009 году стал Кенжеев, «неоклассик современной литературы» [Дюйсенбек 2009] в заголовке одного из интервью был назван казахским поэтом из Канады [Русская премия 2009].
С «казахским», очевидно, перебор, но, оставив имя и фамилию, Кенжеев ввел себя в известный ряд русских литераторов: «…в России считаю себя казахом. там есть прекрасные примеры состоявшихся “нацменов”, которым я завидую. Это Фазиль Искандер, Булат Окуджава, Юлий Ким, Чингиз Айтматов, Василь Быков… Мне очень приятно находиться в этой компании. Они, естественно, прекрасные русские писатели… они все-таки чувствовали себя немножко гостями в русской литературе. Я не вижу в этом ничего страшного» [Садык 2017].
Гость — это всегда возможность ощущать себя «другим», это привилегия иметь взгляд со стороны на происходящее, на всякий предмет. В этом месте особо напрягаться не надо, чтобы перебросить мостик к понятию «чужой» в содержательной, языковой и смысловой составляющих модернизма, с которым поэт Бахыт Кенжеев связан напрямую. По отношению к русской литературе Кенжеев свою «чужесть» подчеркивает: «…мои стихи не совсем русские. Мой первый родной язык был казахский, как ни странно это теперь. То есть на русский я все равно смотрю чуть-чуть отстраненно. Мне указывают, что в моих стихах для русского человека слишком много мотивов степи, кочевничества. Это какие-то очень тонкие механизмы, через которые предки влияют на мое мировосприятие» [Букеева 2015].
«Чужой», «чужое» слово — из концепции М. Бахтина о существовании художественного текста в ситуации полилога культуры, подхваченной мыслью М. Лотмана о литературном знаке, который хранит в себе память всех предшествующих употреблений, а следовательно, объяснение смысла с самого начала связывается с историчностью знака, пониманием текста через контекст. Различные интерпретации при объяснении разницы между «интертекстом», «интертекстуальностью», «цитатой», «реминисценцией» и «аллюзией» показали, что цитация — не частный, второстепенный элемент текста, а указание на какую-то существенную грань авторского замысла, принципиально важную для адекватного восприятия произведения, и, шире, средство выражения авторской интенции.
По количеству цитат у Кенжеева, что отмечают исследователи, он уникален в сегодняшней русской поэзии. Рядом с ним можно поставить, по-моему, лишь концептуалистов — от осетина Тимура Кибирова и до неосетинца Льва Рубинштейна (был в 1980-х годах в Ленинграде замечательный тусовочный персонаж по кличке Вишня. В паспорте, в графе «Национальность», у него было записано «русский». Вишня коряво приписал чернилами частицу «не»: «нерусский»). Однако у концептуалистов — свои концептуальные задачи и не модернистские решения.
Если приложить «сетку цитат из русской литературы» к текстам Кенжеева (так в рассуждениях о цитациях Шекспира в «Улиссе» прилагают «сетку цитат» к тексту Джойса), то получится, предполагаю, впечатляющий узор — из лучших сентенций, образов, тропов, наполненных аллитерациями, ассонансами, паронимическими аттракциями. В традиции постломоносовской поэтической школы, русской поэзии после реформы Тредиаковского. «Цитата, — писал О. Мандельштам в “Слове о Данте”, — не есть выписка. Цитата есть цикада. Неумолкаемость ей свойственна» [Мандельштам 1991: 368].
Такую задачу — смелую, глобальную по отношению к нескольким векам русской литературы, мог бы решать русский писатель Борис Карасев, «запоем зачитывавшийся в детстве и юности». Но то, что этому, периодически подчеркивая свою «инаковость», с любовью и всю сознательную жизнь отдан казах Кенжеев, говорит о неких значимых нюансах, без которых был бы неточно прочитан литературный модернистский проект «Бахыт Кенжеев», который я рассматриваю в духе высказывания Джамбаттисты Вико (из «Новой науки», 1725): «Воображение есть не что иное, как переделка запомненного», или Джойса в разговоре с Ф. Бадженом: «Воображение — это память». Все сказанное ни в коем случае не умаляет достижений поэта и прозаика Кенжеева, напротив, расширяет представления о его поэтике и достоинствах.
…Лирический герой Кенжеева отчетливо осознает себя как индивидуальность с определенным взглядом на мир и свое место в нем, но в то же время использование оптики, позволяющей смотреть на себя со стороны, свидетельствует об утрате самоаутентичности, которая у Кенжеева носит не тотальный, а эпизодический характер… большая доля текстов с «мы», а также внимание к синкретическим и диалогическим способам представления субъекта указывают на важную роль чужого сознания и интерсубъектного начала… Самые продуктивные (из форм высказывания. — Г.К.) — реплицирование (6,75 %), синкретическое «ты» (6,55 %), субъектно не маркированные конструкции (5,46 %) и ролевое «я» (3,27%). Иными словами, лирический субъект Кенжеева способен фокусироваться не только на себе, но и на «другом» в прямом смысле слова. Временами «чужое» сознание настолько увлекает героя, что межличностные границы «размываются», а высказыванию сообщается «универсальный» характер… [Бокарев 2013].
Вовсе не имеется в виду, что 16-летний юноша, ощутивший тягу к русской поэзии и настоявший на своей национальной идентичности, тогда же и задумал свое поэтическое будущее в образе гетеронима Бахыт Кенжеев. Все сложилось, очевидно, ситуативно, но я не удивлюсь, если когда-нибудь обнаружатся неопубликованные стихи и проза русского писателя Бориса Карасева, которые во всех смыслах будут не похожи на все, написанное Кенжеевым.
Гетеронимы — не искусственное изобретение, не артефакт, а возможность объяснить и выявить приобретенное с рождением, воспитанием, образованием, но ранее не высказанное alter ago. Это шанс дать своему «другому» обрести слово, «чужое» по отношению к иным ипостасям автора и его предыдущим высказываниям. Ремонт Приборов не похож на мальчика Теодора, тот не похож на Бахыта Кенжеева, а Кенжеев — на Бориса Карасева.
Если мы ничего пока не знаем о писателе Борисе Карасеве — это не значит, что он не существует, равно как это не означает, что на настоящий момент о нем имеет четкое представление Бахыт Кенжеев (конечно, если «уже не написан» Карасев «в стол»). Но каковы могут быть причины появления гетеронима Бахыт Кенжеев?
То, что таким образом можно остраниться, то есть вывести себя «из автоматизма восприятия», отойти от русской литературы на расстояние (фаустовское?) и, обозревая-цитируя-перекликаясь, осознать ее по-модернистски, как особую и необходимую часть речи, если высказаться «по Бродскому» (а в речи Кенжеева-гетеронима эта часть особенно велика), позволяет напомнить о теории Жерара Женетта. Она изложена в его статье о Борхесе: теория о всемирной литературе как единой «книге мира», «великом безымянном творении, где каждый автор является лишь случайным воплощением вневременного и безличного Духа» [женетт 1998: 145]. Речь — о попытках цитированием, реминисценциями, сочетанием «чужих» текстов со «своими» включить произведение в гипертекст культуры. Для казаха Кенжеева такое отстранение от русской культуры — более естественно, чем для русского Карасева (вроде того, как Гоголь, в ином столетии, как бы внедрился в северный Питер, чтобы его понять и посмотреть на него с отстранением, параллельно в русскую литературу вколов инъекцию южной украинской чувственности).
Еще одна мотивация: в восприятии Кенжеевым русской классики может быть силен элемент саморефлексии, сознательного преодоления границы между казахской и русской культурами. Путь, который прошел в Дублине Джойс, сводя культуры ирландскую и английскую. Опять-таки, если я, русский читатель, не знаю хрестоматийных песен айтысов, творчества народных акынов, текстов классика казахской литературы Абая Кунанбаева, не читал знакомый по школе «Путь Абая» Мухтара Ауэзова и имею отдаленное представление о книге «Аз и Я» Олжаса Сулейменова, то это, как говорится, мои проблемы. И если Кенжеев не знает казахского языка, это не значит, что казахская литература для него не существует. Напротив, при такой ситуации возможен обостренный вариант данной саморефлексии.
Это приводит к повторам и возвращению к собственной текстологии. Существование казаха в русской литературе — причина, конечно же, не в неуверенности в себе. Здесь необходимость в целевой проверке на убежденность в оптимально правильном маршруте, по которому идет его караван из поэтических и прозаических книг. Перед нами — русский писатель, со всем перечнем «вечных тем», поднимаемых русской литературой: о добре и зле, дерзаниях и тщете, о маленьком человеке и большом, о смысле жизни, о счастье, о Родине, о природе человека, о социальных законах и вселенной, о Боге, прежде всего. При этом некая двойственность не дает возможности остановиться на одном стиле, на конкретном имени и ведет к лицедейству, к многоликости со всем ее многообразием языка и лиц, к гетеронимам.
Интересно, что и в жизни Кенжеева немало таких раздвоений. От изначального: «Отец… был сыном ишана южного Казахстана. И если бы не Великая октябрьская социалистическая революция, то и отца, и меня ждало бы несколько иное будущее… я получил бы духовное образование в Саудовской Аравии, а светское в Лондоне. Правда, мне при этом говорят, что тогда бы и меня не было на свете, но это уже другой вопрос» [Толстой 2001]. И до: «Почти двадцать лет — вплоть до горбачевской перестройки — ни я и никто из литераторов, знаемых, любимых или уважаемых мной, в эти Александрийские библиотеки (речь идет о журнале «Юность». — Г.К.) носу не казал, близко к ним не подходил! Разве что Кенжеев, но у него это как-то обаятельно, не противно получалось, потому что он даже не легок, а легóк» [Гандлевский 2000: 169].
Вернуться по тексту — истории, судьбы, стихотворения, проверив, все ли расставлено по местам, все ли слова в порядке. масса сомнений, самоцитат и цитат повсюду. Янус двулик, но и трехликий восточный «янус» шестирукий — остается тем же безучастным Янусом, напоминающим о разных возрастах, национальностях, культурах.
Наиболее просвещенные из коллег
уверяют, что я повторяюсь, что я
постарел, но не вырос. Влажный вечерний снег
бьет в глаза, и перчатки куда-то пропали. Стоит
ли мельтешить, оправдываться на бегу,
преувеличивая свои достоинства…
[Кенжеев 2000]
По большей части, стихи Бахыта Кенжеева не имеют названий, часть из них заканчивается многоточием, одна из книг, как на картине Рене Магритта «Это не трубка», названа «Названия нет» (Алматы, изд-во «Искандер», 2005), а сборник перед этим — «Невидимые» (М.: ОГИ, 2004). Он родился в Чимкенте, жил в Москве до переезда в Канаду, из которой в 2006 году переехал в США. Пишет по-русски, профессионально переводит с английского на русский и наоборот, не знает казахского. У Пессоа в «Книге непокоя»: «Сколькими Цезарями я был, но — нереальными. Был императором, пока мечтал, и поэтому никогда не был никем. Мои войска были разбиты, но поражение стало смешным, и никто не погиб. Я не потерял знамен… мой сон прервался на углу улицы…» [Пессоа 2016: 39].
Пессоа, в контексте собственной гетеронимии, перестает быть ортонимом, то есть действительно существующим автором: «Быть настоящим значит не быть внутри меня. / Моя внутренняя сущность не имеет представления о реальности. / Знаю, что мир существует, но не знаю, существую ли я…» [Феррейра 2016: 195]. Как отметил Мигель де Унамуно: «Мы часто принимаем писателя за реальное и историческое лицо, потому что видим его во плоти и крови, а персонажей, являющихся плодом его воображения, принимаем за вымысел его фантазии; на самом же деле все как раз наоборот — это персонажи существуют по-настоящему, и они используют того, кто представляется нам из плоти и крови, для того чтобы обрести свой лик перед людьми» [Женетт 1998: 146].
В отличие от вопросов «что?» и «как?» практически всегда невозможно ответить однозначно на вопрос «зачем?». Зачем человеку бессмертие, несколько жизней вместо одной, разные языки вместо одного, не одно имя, а их перекличка, и не одна душа, а их соцветие. Хотя на последний вопрос ответ есть: «Душа моя — элизиум теней…» (Тютчев).
Не тени, а — теней.
Элизиум, естественно, всегда в единственном числе.
…Но был ли мальчик? Не было, пожалуй.
Век всякий тесен, словно обруч ржавый
у Бога одинокого на лбу.
Душе, моей подруге непослушной,
так скушно здесь. Лишь океан воздушный
утеха ей. И все же — не могу
во имя древней верности и веры
впустить ее в синеющие сферы,
где в пухлых тучах глохнет свет и звук.
В окне без стекол и без занавески —
такой простор — поплакать только не с кем,
да птица Рух торопится на юг.
[Кенжеев 1997]
Нью-Йорк, 16—23 февраля 2019 года
Библиография / References
[Алиханов 2018] — Алиханов С. Бахыт Кенжеев: «Хочешь песни колыбельной — только воли не проси» // Новые известия. 2018. 10 июня (https://newizv.ru/ news/culture/10-06-2018/bahyt-kenzheevhochesh-pesni-kolybelnoy-tolko-voli-neprosi).
(Alikhanov S. Bakhyt Kenzheev: «Hoches pesni kolybelnoi — tolko voli ne prosi» // Novie izvestia. 2018. June 10 (https://newizv.ru/ news/culture/10-06-2018/bahyt-kenzheevhochesh-pesni-kolybelnoy-tolko-voli-neprosi)
[Белых 2009] — Белых А. Чтение поэзии — занятие целомудренное // Октябрь. 2009. № 5 (http://magazines.russ.ru/october/ 2009/5/be7.html).
(Belyx A. Chtenie poezii — zanyatie tselomudrennoe // October. 2009. № 5 (http://magazines.russ.ru/october/ 2009/5/be7.html)
[Белых 2010] — Белых А. «Уховертка под божьим камнем»: диалоги с Бахытом Кенжеевым // https://www.netslova.ru/belyh/kenzheev.html
(Belyx A. Uxovertka pod boziim kamnem: dialogi s Bakhytov Kenzheevym // https://www.netslova.ru/belyh/kenzheev.html)
[Бокарев 2013] — Бокарев В. Творчество поэтов группы «Московское время» в контексте русской лирики 1970—1980-х годов: автореф. дис. … канд. филол. наук. Ярославль, 2013 (http://static.freereferats.ru/_avtoreferats/01006719337.pdf).
(Bokarev V. Tvorchestvo poetov gruppy Moskovskoe vremia v kontekste russkoy liriki 1970— 1980-h godov. Yaroslavl, 2013 (http://static.freereferats.ru/_avtoreferats/01006719337.pdf))
[Букеева 2015] — Букеева А. «Как легко поскользнуться на собственном прошлом…» // Форбс. 2015. № 52 (https://forbes.kz/life/thoughts/kak_legko_ poskolznutsya_na_sobstvennom_ proshlom/).
(Bukeeva A. «Kak legko poskolznutsia na sobstvennom proshlom…» // Forbs. 2015. № 52 (https://forbes.kz/life/thoughts/kak_legko_ poskolznutsya_na_sobstvennom_ proshlom/)
[Введенский 1993] — Введенский А. Минин и Пожарский // Введенский А. Полное собрание произведений: В 2 т. Т. 1.: Произведения 1926—1937. М.: Гилея, 1993.
(Vvedensky A. Minin i Pozarsky // Vvedensky A. Polnoe sobranie proizvedeniy: In 2 vols. Vol. 1.: Proizvedenia 1926—1937. Moscow, 1993.)
[Гандлевский 2000] — Гандлевский C. Порядок слов: стихи, повесть, пьеса, эссе. Екатеринбург: У-Фактория, 2000.
(Gandlevsky S. Poryadok slov: stihi, povest’, p’e sa, esse. Ekaterinburg, 2000.)
[Дюйсенбек 2009] — Дюйсенбек Т. Казахский поэт из Канады Бахыт Кенжеев стал лауреатом «Русской премии» // Радио Азаттык. 2009. 8 апреля (https://rus.azattyq.org/a/1604320.html).
(Duisenbek T. Kazaxsky poet iz Kanadi Bakhyt Kenzheev stal laureatom «Russkoy Premii» // Radio Azatyk. 2009. April 8 (https://rus.azattyq.org/a/1604320.html))
[Женетт 1998] — Женетт Ж. Утопия Литературы // Женетт Ж. Фигуры: в 2 т. / Пер. с фр.; общая ред. и вступ. ст. С. Зенкина. Т. 1. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1998.
(Genette G. Figures. Moscow, 1998. — In Russ.)
[Кацов 2017] — Кацов Г. Между судоку и воплем. О Саше Соколове, мастере плести интригу // Знамя. 2017. № 8 (http://znamlit.ru/publication.php?id=6683).
(Katsov G. Mezdu sudoky I voplem. O Sashe Sokolove, mastere plesti intigru // Znamya. 2017. №8 (http://znamlit.ru/publication.php?id=6683))
[Кенжеев 1997] — Кенжеев Б. Сочинитель звезд. СПб.: Пушкинский фонд, 1997.
(Kenzheev B. Sochinitel Zvezd. Saint Petersburg, 1997.)
[Кенжеев 2000] — Кенжеев Б. Из семи книг: Стихотворения / Сост. П. Крючков. М.: Независимая газета, 2000 (http://bakhyt.narod.ru/iz_semi.htm).
(Kenzheev B. Iz semi knig: Stixotvorenia / Ed. by P. Kruchkov. Moscow, 2000 (http://bakhyt.narod.ru/iz_semi.htm))
[Кенжеев 2006] — Кенжеев Б. Вдали мерцает город Галич: стихи мальчика Теодора. М.; Тверь: АРГО-РИСК; Колонна, 2006 (http://www.vavilon.ru/texts/prim/kenzheev4.html).
(Kenzheev B. Vdali mertsaet gorod Galich: Stixi malchika Teodora. Moscow; Tver’, 2006 (http://www.vavilon.ru/texts/prim/kenzheev4.html))
[Кенжеев 2014] — Кенжеев Б. Невесело, но честно // Новый мир. 2014. № 11 (http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2014/11/2bah.html).
(Kenzheev B. Neveselo, no chestno // Novy mir. 2014. № 11 (http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2014/11/2bah.html))
[Кукулин 2015] — Кукулин И. Машины зашумевшего времени: Как советский монтаж стал методом неофициальной культуры. М.: Новое литературное обозрение, 2015.
(Kukulin I. Mashini zashumevshego vremeni: Kak sovetskij montazh stal metodom neoficial’noj kul’tury. Moscow, 2015.)
[Лосев 2001] — Лосев Л. Упорная жизнь Джемса Клиффорда: возвращение одной мистификации // Звезда. 2001. № 1 (http://magazines.russ.ru/zvezda/2001/1/losev.html).
(Losev L. Upornaya Zisn Dzemsa Klifforda: vozvrashenie odnoi mistifikasii // Zvezda. 2001. № 1 (http://magazines.russ.ru/zvezda/2001/1/losev.html))
[Мандельштам 1991] — Мандельштам О. Разговор о Данте // Мандельштам о. Собрание сочинений: в 4 т. Т. 2. М.: Терра — Terra, 1991.
(Mandelstam O. Razgovor o Dante // Mandelstam O. Sobranye sochineniy: In 4 vols. Vol. 2. Moscow, 1991.)
[Пессоа 2016] — Пессоа Ф. Книга непокоя / Пер. с порт. И. Фещенко-Скворцовой. М.: Ад Маргинем, 2016.
(Pessoa F. Livro do desassossego. Moscow, 2016. — in Russ.)
[Приборов 2014] — Приборов Р. Гражданская лирика и другие сочинения. 1969—2013. М.: ОГИ, 2014 (http://www.bakhyt.org/Priborov-OGI.pdf).
(Priborov R. Grazdanskaya lirika I drugie sochinenia. 1969—2013. M.: OGI, 2014 (http://www.bakhyt.org/Priborov-OGI.pdf))
[Пятигорский 1996] — Пятигорский А.М. О постмодернизме // Пятигорский А.М. Избранные труды. М.: Языки русской культуры, 1996.
(Piatigorsky A.M. O postmodernizme // Piatigorsky A.M. Izbrannye trudy. Moscow, 1996.)
[Русская премия 2009] — Казахский поэт из Канады Бахыт Кенжеев стал лауреатом «Русской премии» // http://russpremia.ru/press/000000132/
(Russkaya premia. Kazaxsky poet iz Kanady Bakhyt Kenzheev stal laureatom «Russkoy premii» // http://russpremia.ru/press/000000132/)
[Садык 2017] — Садык С. Быхыт Кенжеев о казахском в себе, об СССР и России… // Nomad кочевник. 2017. 17 июля (http://nomad.su/?a=10-201707170020).
(Sadyk S. Bakhyt Kenzheev o kazaxskom v sebe, ob SSSR I Rossii… // Nomad kochevnik. 2017. July 17 (http://nomad.su/?a=10-201707170020))
[Толстой 2001] — Толстой И. Поэт Бахыт Кенжеев: интервью // Поверх барьеров. Радио «Свобода». 2001. 30 сентября (https://www.svoboda.org/a/24200432.html).
(Tolstoy I. Poet Bakhyt Kenzheev: interview // Poverx barierov. Radio «Svoboda». 2001. September 30 (https://www.svoboda.org/a/24200432.html))
[Феррейра 2016] — Феррейра Р.Б. Разум, чувства и критика мышления в произведениях Фернандо Пессоа: стихотворение Ф. Пессоа «Быть настоящим значит не быть внутри меня…» // Все истины мира: Разум в литературе и искусстве: сб. ст. СПб.; Тверь: Изд-во Марины Батасовой, 2016.
(Ferreira R. Razum chuvstva I kritika mishlenia v proizvedeniax Fernando Pessoa: Stihotvorenie F. Pessoa «Byt’ nastoyashchim znachit ne byt’ vnutri menya…» // Vse istiny mira: Razum v lite — rature i iskusstve. Saint Petersburg; Tver’, 2016.)