Опубликовано в журнале НЛО, номер 2, 2019
Вернер Хамахер, один из крупнейших философов и теоретиков литературы, широко известный в Германии, Франции и США, русскому читателю практически не известен, в отличие от его коллег и друзей Джорджо Агамбена и Жана-Люка Нанси. Отчасти в этом повинен сам автор, поскольку для него самого публикации в престижных изданиях никогда не были определяющей целью и самые досконально продуманные и глубокие его эссе зачастую издавались в малотиражных журналах, доступ к которым затруднен даже для специалистов и университетских библиотек. Многие из его текстов были написаны как доклады для конференций и выездные лекции и вообще никогда не печатались на бумаге, а до сих пор оставались — несмотря на самую высокую степень проработки — лежать в столе, дожидаясь, пока автор сочтет их годными для публикации. Только теперь, после его смерти в прошлом году, его литературные наследники занимаются исправлением ситуации, выпуская книгу за книгой, в которых самый пристрастный взгляд не найдет лакун, неряшливых пассажей или недодуманных мыслей: в прошлом году в издательстве «Fischer Verlag» вышла объемная книга «Справедливость в языке» («Sprachgerechtigkeit»), над которой автор интенсивно работал в последние годы жизни, а этой весной появится сборник эссе о Пауле Целане в издательстве «Klostermann». Хамахер планировал также собрать в один том все свои — многочисленные и давно ставшие хрестоматийными — работы о Вальтере Беньямине, поэтому есть причины надеяться на то, что и такой сборник сейчас подготавливается наследниками.
«95 тезисов о филологии», отрывок из которых предлагается читателю ниже в русском переводе, вышли в оригинале в швейцарском «нишевом» издательстве «roughbooks» в 2010 году. Эта небольшая книга, по форме напоминающая фрагменты романтиков — Шлегеля или Новалиса — и философские афоризмы на грани поэзии, составляет диптих с вышедшим в тех же «roughbooks» в 2009 году и написанным в более привычной прозаической форме полноформатным эссе «За филологию». Тираж обеих брошюр давно распродан, а в английском переводе они, с согласия автора, были изданы одним томом под общим названием «Minima philologica» (2015). В США книга сразу стала событием, повлекшим за собой волну читательских отзывов со стороны исследователей в области философии, литературоведения и литературной теории. Ее обсуждали на специальных секциях литературоведческих конференций, а в ближайшее время университетское издательство «Fordham Press» выпустит том статей, посвященных интерпретации «95 тезисов» и рассматривающих поднятые Хамахером вопросы о роли и смысле филологии как всеохватной языковой практики. Эти два текста, с одной стороны, сводят весь объем значений, которые подразумевались в разные эпохи под понятием «филология», к самому базовому импульсу «желания говорить» (фило-логии в буквальном смысле слова); а с другой стороны, они призывают, путем возвращения к этому исходному движению желания в языке, к радикальному обновлению самого понятия филологии. Более того, из чтения «Тезисов» становится ясно, что автор не ставит себе целью новое определение границ филологии внутри прочих языковых явлений, а путем филологии описывает язык как таковой. В этом смысле его проект сравним с задачей, которую решал Витгенштейн в своем «Логико-философском трактате», — задачу формулировки того, что такое язык вообще. Хамахер хочет вывести филологию как универсальный способ говорить из теперешнего положения, в котором она подчиняется строго академическим университетским дисциплинам, в свободный доступ для каждого читающего человека, любителя литературы и мысли и искателя собственного опыта языка с помощью чтения. Сам автор считал «Minima philologica» важнейшим из своих трудов последних лет и настаивал на том, чтобы именно эта книга была первой переведена на русский.
Из-за чрезвычайно ограниченной известности Хамахера в русскоязычном пространстве необходимо сказать хотя бы несколько слов о его мышлении и интеллектуальном пути в целом. Он начал свою карьеру с обучения в Свободном университете Берлина, где занимался философией, социологией, немецкой и сравнительной литературой. Одним из рано повлиявших на него учителей был Петер Сонди, основатель Института сравнительного литературоведения (первой кафедры этой дисциплины в Германии) в Свободном университете и автор исследовательских работ на стыке философии и литературы, среди прочего о Фридрихе Гёльдерлине, Вальтере Беньямине, Франце Кафке и Пауле Целане — авторах, к которым и сам Хамахер позднее обращался снова и снова. Написав магистерскую работу о Гёльдерлине и защитив диссертацию с книгой «Плерома» о диалектике Гегеля, Хамахер продолжил занятия философией в Высшей нормальной школе в Париже, где он познакомился с Жаком Деррида и его философией. Он увлекся деконструктивистской мыслью, и она во многом определила курс его развития как мыслителя; его часто называют немецкоязычным представителем деконструкции, но основная определяющая черта Хамахера — внимание к неразрывной связи поэзии, литературы в целом, языковых практик и практик философии — делает его мыслителем особым и не позволяет уложить его тексты в рамки только философии. К этому же необходимо добавить, что его интересы выходили за рамки определенных академических дисциплин: он совмещал чтение философии с политологией и изучением юридических практик, писал о демократии, правах человека и составлял университетские курсы с коллегами с соответственных кафедр; также его интересы выходили и за рамки университета вообще: он переводил философские, психоаналитические и поэтические произведения, работал над выбором текстов для драматургических постановок в театре Франкфурта-на-Майне и поддерживал тесные контакты с современными авторами прозы и поэзии. Среди его переводческих работ следует особенно выделить начальный том семинаров Жака Лакана, посвященный работам Фрейда по технике психоанализа, — это был первый перевод Лакана на немецкий язык. Пиком его университетской карьеры можно назвать профессуру на кафедре немецкой литературы и гуманитарных исследований в американском Университете Джонса Хопкинса, где он проработал с середины восьмидесятых до конца девяностых годов. Несмотря на блестящее знание французского и английского, Хамахер продолжал писать по-немецки; возможно, именно это повлияло на его решение вернуться в Германию. В Университете Гёте во Франкфурте-на-Майне он основал и возглавил институт сравнительной литературы, где и проработал до пенсии. В последние годы жизни он преподавал в качестве приглашенного профессора в Университете Нью-Йорка и в Европейской школе для аспирантов в Зас-Фе. Одним из значительнейших его вкладов в академическую культуру США было создание книжной серии «Meridian: Crossing Aesthetics» («Меридиан: пересекая эстетики», с отсылкой к поэтологическому эссе Пауля Целана «Меридиан») при издательстве Стэнфордского университета, в которой напечатаны важнейшие теоретические исследования в самых разных областях, от философских до искусствоведческих, от этнологических до психоаналитических.
Самой же читаемой его собственной книгой является его хабилитация — сборник эссе о Канте, Ницше, де Мане, Шлегеле, Клейсте, Кафке, Беньямине и Целане, посвященный проблемам герменевтики, чтения и понимания, «Entferntes Verstehen» (1997), в особенности его английский перевод («Premises»); по-русски это название можно приблизительно перевести как «Предварительные положения». У книги есть подзаголовок: «исследования философии и литературы от Канта до Целана», и в самой этой траектории уже намечен тот поворот, который станет наиболее заметен в «95 тезисах» и «Minima philologica» в целом, — поворот от примата философии к поэзии как истоку и источнику обновления языка, поскольку и философия тоже, как любая другая языковая практика, зависит в первую очередь от развития слова, от движения в языке и от желания высказать мысль. В «Entferntes Verstehen» автор показывает, как понимание текста конструируется вместе с пишущим и читающим субъектом, которые сами конструируются в зависимости от историко-эстетической эпохи, и потому понимание текста необходимо вплетено в саму структуру текста. Хамахер в своих интерпретациях руководствуется поиском критических точек той или иной эстетической конструкции, чтобы указать на границы, за которыми ее язык становится невозможным; именно этими точками и определяется тот охват и та территория, за рамки которой интерпретация должна вывести интерпретируемый текст именно затем, чтобы его понять.
С проектом деконструкции Хамахера объединяет мысль о том, что, для того чтобы обдумать момент текущий и сказать о нем что-то, что не было бы автоматическим повторением или отголоском уже ранее подуманного и сказанного, нужно сперва совершить обратный путь к началам, из которых возникли и достигли своей исторической формы уже известные понятия. Тогда как Хайдеггер, исходя из тех же предпосылок, ставил перед собой задачу преодоления западноевропейской метафизики, пытаясь вернуться к древнегреческим философам до Сократа, перевести и перенести их мысль в настоящее, Деррида предлагал метафизику не преодолевать, но раскладывать на взаимосвязи и исторические слои, таким образом вникая в структуру теперешнего мышления и цивилизации и надеясь из этого понимания извлечь обещание непессимистического будущего — или хотя бы просто обещание. Хамахер, с характерным для него жестом протеста, отвергает метафизику настоящего и «настоящести», претендующую на подлинность, вместо этого видя задачу в высвобождении обещания из прошлого и его проекции в будущее; только такое двойное движение захвата и броска из текущего момента кажется ему возможным основанием для того, что способно пройти сквозь и становление, и распад. Именно это неизменное двойное движение можно обнаружить во всех его текстах, какие бы конкретные вопросы и контексты они ни затрагивали. Широта познаний и неординарная эрудиция, в сочетании с тщательностью добросовестного исследователя фактов и документов, тем не менее не превращают Хамахера в автора только энциклопедического, в коллекционера знаний: его приверженность немеханическому, неинерционному движению мысли никогда не дает его текстам превратиться в самодостаточные готовые формулы или объекты окончательного знания. При всем стремлении к ясности и точности его язык всегда оставляет возможность будущей интерпретации и ведет читателя путем чтения, чтобы потом отпустить с желанием читать дальше, задавать вопросы дальше, думать дальше самому.