(Публикация О. Мартыновой и Д. Юрьева)
Опубликовано в журнале НЛО, номер 1, 2019
В Вене
нет уличных часов, тех известных по другим городам бочечек, внутри которых, толкая длинную и короткую стрелки, копошится время. Надо полагать, время здесь закончилось в 1918 году, и вместо него образовалась какая-то иная субстанция, в стрелках не нуждающаяся и заменяющая как утраченное время, так и утраченное пространство Чехий, Польш, Далмаций и т. п.
Белые колонны из ребристого зефира. Белые стены из гладкого надлома меренг.
Мохнатые собачки с выпяченной по-габсбургски нижней губой, острыми ушками и нечесаными квадратными бакенбардами. Атласные ленты у них крест-накрест уходят под передние мышки на спину, на шейках дрожат медали. Трусят, благосклонно оборачиваясь на рослых девиц с гроздьями расписных картонных сумок на руках: Bardzo fajna pani! Девицы не обращают внимания, им не привыкать стать.
В Вене девицы не стареют, а мужчины превращаются во взъерошенных собачек.
В самолете
Еврея легко узнать — у него рубашка вылезла сзади из штанов. Но если он в пиджаке или рубашке навыпуск, узнать его невозможно.
Сухое еврейское тело стюардесс.
Сырое еврейское тело пассажирок.
Девочка (типа начинающая стервочка с челкой и хвостиком) и рыхлый мальчик, оба лет 14–15, едут в Израиль готовиться к экзамену по физике у знаменитого репетитора.
Девочка: …начала уже писать, пишу, пишу, четвертая глава уже!
Мальчик: А про что?
Девочка: Ну, трудно объяснить. Мистика такая.
Мальчик (после некоторой паузы): А у меня есть задумка романа.
Девочка (слегка обиженно): А про что?
Мальчик (твердо): Про людей.
В концерте (2)
Пианист подсел к роялю, съежился, скособочился и растопыренными и согнутыми пальцами заиграл «Французские сюиты». Чем дальше играл, тем пуще нос его загибался, а рот раскрывался, и тем более тряслась и растрепывалась его продолговатая голова — все несомненнее он выглядел как марамойский лабух. Впрочем, он и был марамойский лабух.
Закончил, встал, поклонился — чудесным образом нос его выпрямился, рот закрылся, голова приобрела благородную посадку и даже как бы причесалась — гладким европейчиком, чуть ли не áнглийским лордом, покидал он сцену под гром аплодисментов.
Заслуженных, естественно: клево же слабал!
О барышнях
Барышня, серебристая рыбка с вывороченными как для поцелуя губами, — когда-нибудь из нее сделается таранька в потемневшей чешуе, и ее будут бить головой о край стола.
Девушка-табуретка, и даже ножек у нее, кажется, было четыре… — эта станет бабушкой-этажеркой с полопанной краской на углах, будет прихрамывать и качаться.
Красавица с маленьким прямым носом и ломаными движениями рук, с элегантно раздвинутыми пальцами, шевелящимися, как у краба, — а вот из нее выйдет такая тетка: выпуклые глаза, бежево-белые полосатые штаны, большой золотой крест между сползающих внутрь сатиновой рубашки длинных худых грудей.
Из барышни-цыпленка, осторожно и быстро переступающей тонкими ножками, получится не курица, как можно бы было подумать, а слон.
БОНУС: Разговорчивые барышни едят холодные макароны.
Памяти Неро. Эденкобен, август 2017 года
Черный кот Неро (что является некоторым плеоназмом, двуязычным к тому же) умер.
Его зарыли в дальнем углу сада и поставили маленький деревянный крест с кривой перекладиной, чего, конечно же, не следовало делать. Это очеловечивает животное (а Неро к концу его жизни почти уже и некуда было очеловечивать), и оно возвращается — в том или ином виде.
Но пока на кресте сидели маленькие виноградные птички и радостно чирикали.
Под крестом водили хоровод счастливые мышки.
В садовые ворота въехал автофургон, оттуда вывалились гурьбой цыгане и стали выгружать музыкальные инструменты для завтрашнего летнего праздника.
Цыганский барон в маленькой клеенчатой шляпе, сдвинутой на затылок, и с сигарой меж коричневых пальцев в золотых перстнях подошел, приседая, к кресту.
Птички испуганно вспорхнули. Мышки юркнули в путаницу травы.
Весна на небогатой улице
Огромная негритянка торгует лодочками 44-го размера — замшевыми с бриллиантовыми пряжками. Левая убрана под складной столик, на котором стоит правая. Многие примерялись к этой лодочке, но Золушки среди них не оказалось. Негритята, штук пять или шесть, сдвинув продолговатые синевато-голые головки, свисают с могучей груди.
Через улицу, в палисаднике греческого ресторана «Афродита» два мужика подпиливают и ошкуривают белые руки знаменитой статуи — отросли, видать, за зиму. Из ресторана в палисадник и обратно бегают на круглых каблучках официантки в тугих длинных кальсонах — как беговые лошадки с качающимися белыми хвостами на головах.
Влюбленные останавливаются и целуются, громко чмокая.
Старик в ботинках, начищенных до смертельного блеска, поедает сардельку, громко чавкая. Вокруг его толстых, кротких запястий вращаются авоськи с торчащими оттуда газетами.
Румынские цыгане (саксофон, гармошка, скрипка) пальцами в гигантских перстнях играют Ба мир бист ду шейн.
Так начинается весна на этой улице.
О грозе
По тротуару шла большая белая собака и без интереса поворачивала голову то в одну, то в другую сторону. Зубы ее при этом громко стукались друг об друга.
Небо вспыхнуло два раза, и где-то грохнуло — собаку это не заинтересовало. Всем бы стоило поучиться хладнокровию у этой собаки.
Девочки в джинсовых штанишках под самый срам бежали куда-то, накрыв головы сумочками.
Молодые люди энергично толкали животами детские коляски, держа над ними раскрытые зонтики. Молодые мамаши с видом крайнего волнения изгибали свои не восстановившие еще гибкости животы внутри просторных маек.
Курящие старушки презрительно глядели с балконов, как общепит переворачивает столики.
Стало темно. Небо снова побелело сквозь деревья. Пошел дождь.
Крым, осень 2017 года
На парапете в Евпатории две еврейские чайки — Эвелина Соломоновна и Фаня Абрамовна. На них покровительственно поглядывает баклан Исаак Моисеевич.
Море волнуется раз, море волнуется два, море волнуется три — Эвелина Соломоновна, Фаня Абрамовна и Исаак Моисеевич улетели. В Евпатории Черное море зеленое.
В Бахчисарае татарин в гигантской соломенной шляпе, заклиная, как Пугачёв из пьесы Есенина Дорогие мои, хорошие…, умоляет идти ужинать в ресторан «Пушкин».
В Ялте волны перелетают через парапет и опадают на прохожих сильными мелкими дождичками. Черное море в Ялте синее, иногда даже фиолетовое. По случаю шторма корабли отошли от причалов и встали на горизонте.
…Ночью море грохочет. А когда успокаивается, на черное крымское небо выходят белые русские звезды и шлют вниз лучи покоя и свободы.
Но Крым спит, и все лучи достаются шоферам такси и кошкам.
…Утром в Ялту прилетели Эвелина Соломоновна и Исаак Моисеевич. Стоят на парапете и скромно оглядываются.
Новый год, 1 января 2018 года
Солнце, морозное, за рекою…
…У негритянки в кафе огромная голова в синем тюрбане, вдвое больше головы немца, обнимающего спинку ее стула, — значит, она его вдвое умнее.
Платаны стынут в дешевом камуфляже.
На углу несколько мужчин в черных шляпах и расшитых серебром сапожках установили высокую круглую этажерку и наливают с нее рюмку водки всякому, кто в шляпе. Угостили и меня.
В чьем-то палисаднике на Венеру Милосскую надели новогодний колпак. Прав был, конечно, Илья Зданевич, утверждавший, что башмак прекраснее Венеры Милосской, но он, скорее всего, не видел ее в красном колпаке с длинным хвостом, оканчивающимся белым пумпоном: Венера Милосская в новогоднем колпаке прекраснее башмака.
…Маленькая паутинная луна в правом углу неба.
Начало весны. Франкфурт, апрель 2018 года
Из-за стены зоопарка отчаянно мяукали павлины.
Куница перегрызла исподнизу провода у нескольких автомашин, теперь тычется длинным лицом в двери зоомагазина, просит убежища. Ей не открывают — обеденный перерыв. Хомяк в витрине, трудолюбиво раздувая щеки, бежит-бежит в проволочном колесе. У него не бывает перерывов.
В Восточном парке проснулся еж и всползает по ступенькам, как червяк. На улице рычит грузовик и весь трясется от нетерпения его переехать.
Павлины замолкли, волки завыли. Это весна.
В России, март—апрель 2018 года
Петербург, БДТ, «Эдип в Колоне». Страшно подумать, что каких-нибудь тридцать лет назад в этой стране на великого артиста наткнуться можно было в триста раз легче, чем на колбасу по два двадцать. Теперь наоборот. Антигона похлопывала по сцене большими босыми ногами. Эдип вопил. Колонские граждане разговаривали, как коломенские. Интересно, кто их всех учил сценречи?
— — —
По парадной лестнице Нижегородского лингвистического университета спускался баянист в длинной русской рубахе, подпоясанной наборным пояском, и раздольно наворачивал «семь сорок». Это как-то никого не удивляло.
— — —
В грузинском кафе в Нижнем же Новгороде праздновали день рождения некоей барышни. Играла зурна, хозяин с несколько искусственным грузинским акцентом поздравлял «от заведения», барышня вставала и снова садилась. Пока она стояла, ее молодой человек прикладывал ладонь с растопыренными пальцами к ее левой, дальней от него ягодице. Выражая этим глубину своих чувств.
— — —
Там же, в гостинице. Лифт сказал женским голосом: «Первый этаж. Идет снег». В ночном столике лежала мормонская библия по-английски.
— — —
Испанцы и итальянцы соглашаются нотой «си», а русские — нотой «до-а-а».
Во Франкфуртском аэропорту.
Мои китайцы (2)
Китайские крестьяне на корточках у гигантских серых и серо-зеленых мешков, какие в конце 80-х годов шили в Советском Союзе для уезжающих и называли баулами. Неподвижные кисти рук свисают с коленей,
Китайские девушки наклонясь перекрикиваются через накопитель, как жницы на поле. Их молодые люди коротко посмеиваются и врастопырку кладут неподвижные пальцы в золотых кольцах им на спины.
Китайские младенцы, прибинтованные спереди к китайским мамашам, не отворачивают круглые бритые головки в сторону, а хмуро и неподвижно глядят прямо в материнское горло.
Радости гурмана
— Я тот, кто читает все мысли и понимает все языки!
— Официант в итальянском ресторане?
— — —
Пансион «Савонарола» — не хуже кафе «Сакко и Ванцетти», если кто понимает.
— — —
Черепаховый суп в таверне «Ахиллес».
— — —
Куриные лапы с тремя золотыми пальцами (ногти предварительно обкусаны поваром) в китайском заведении «для своих». Сюда ходят франкфуртские китайцы и сосредоточенно лапы эти жуют и сосут.
— — —
В петербургском грузинском ресторане, названном в честь изобретателя разноцветных газировок Митрофана Лагидзе, цыплята табака — подлинно такие, какими они должны быть, — т. е. плоские, с раздробленными прессованием косточками. Моя бабушка делала такие же и ставила на крышку сковородки, где они жарились, два чугунных утюжка — для весу.
Эпилог
Облака расклеваны то ли птицами (снизу), то ли (сверху) ангелами. Маленькие треугольные дырочки, откуда глядит голубое, неспешно затягивает диким облачным мясом.
Когда вдруг начинают умирать знакомые и друзья юности — подряд, один за одним, — появляется ощущение, что едешь за ними на эскалаторе — вниз или вверх? — и он скоро доедет.
Люди умершие — действительно ли они слышат, когда их вспоминают? Особенно давно умершие — неприятно ли им секундное пробуждение по случайному воспоминанию, перерыв вечного сна?
А недавно умершие? Просто оглядываются и видят бесконечную лестницу эскалатора и твое полузнакомое лицо?
Публикация О. Мартыновой и Д. Юрьева