Опубликовано в журнале НЛО, номер 5, 2018
Пеэтер Тороп (Тартуский университет; профессор семиотики культуры и заведующий Институтом философии и семиотики факультета гуманитарных наук; PhD)
Peeter Torop (Tartu University; professor of semiotics of culture and head, Institute of Philosophy and Semiotics, Faculty of Arts and Humanities; PhD)
peeter.torop@ut.ee
Современная семиотика — не столько единая наука, сколько совокупность разных дисциплин и теорий. Синтез этих разрозненных направлений зависит от возможности построения гибкой методологии. Частью такой методологии должно быть целостное осмысление истоков семиотики, концептуализация собственной истории. Характерно, что в XXI веке появилось понятие глубокой семиотики: «Предпосылки и ряд идей, важных для развития глубокой семиотики, содержатся в работах М.М. Бахтина, Н.М. Бахтина, Г.Г. Шпета, П.А. Флоренского, Л.С. Выготского — авторов, с которыми может быть связана прерванная традиция теории и философии знаков» [Тульчинский 2001: 195]. В качестве дополнения появилось понятие глубинной семиотики:
Глубинно-семиотический подход, основателем которого выступает Г. Шпет, ставит во главу семиотического процесса самого человека. В соссюрианской и пирсианской семиотике мир знаков априори признается внешним по отношению к личности. Шпетовская семиотика человекомерна, или «целемерна», в его собственных терминах, объектом ее изучения является совокупность внутренне обусловленных знаков, которые производит и воспринимает человек в коммуникативном и творческом процессе [Фещенко, Коваль 2014: 179].
Реконструкцией теоретического единства можно считать внедрение понятия «русская теория» для обозначения научных направлений 1920—1930-х годов как междисциплинарных и интернациональных [Зенкин 2004: 8—9].
Но эти подходы XXI века можно назвать лишь второй волной концептуализации семиотического наследия. И Вяч.Вс. Иванов поддержал эту волну, когда писал в связи с актуальностью для гуманитарных наук наследия русского формализма: «Настало время для обозрения истории всего этого раздела русской науки в его соотнесении с тем, что делалось под влиянием русских формалистов и в развитие их замечательных открытий, а отчасти и в полемике с ними» [Иванов 2013: 16]. Но он тут же указал и на первую волну интереса к наследию: «Возрождение интереса к русскому формализму можно видеть с 1960-х годов в связи с началом работ Ю.М. Лотмана (первоначально связанного с историко-культурным направлением Г.А. Гуковского и других его ленинградских учителей) и всей тартуско-московской школы» [Иванов 2013: 15].
На самом деле начало возрождения интереса к наследию во многом связано с именем Вяч.Вс. Иванова. Симптоматичным является сборник тезисов московского Симпозиума по структурному изучению знаковых систем 1962 года. В написанном Вяч.Вс. Ивановым «Предисловии» дается определение:
0. Семиотика — это новая наука, объектом которой являются любые системы знаков, используемые в человеческом обществе.
1. С точки зрения современных кибернетических представлений человек может рассматриваться как такое устройство, которое совершает операции над различными знаковыми системами и текстами, причем сама программа для этих операций задается человеку (и отчасти вырабатывается в нем самом) в виде знаков [Иванов 1962б: 3].
Это предисловие можно считать одной из первых программ современной семиотики. С одной стороны, новизна семиотики связывается с ее комплексностью, способностью интегрировать проблемы человека с проблематикой взаимоотношений человека и животных, а также человека и машины. Интегрирующая сила семиотики делает ее методологически ценной наукой: «Основополагающая роль семиотических методов для всех смежных гуманитарных наук смело может быть сопоставлена со значением математики для естественных наук» [Иванов 1962б: 8].
С другой стороны, новизна семиотики связывается Вяч.Вс. Ивановым с ценным наследием. Семиотическое осмысление человека опирается на концепции Л.С. Выготского:
Как указывал еще в 30-х годах замечательный советский психолог Л.С. Выготский, человек, который не может овладеть своим поведением непосредственно, прибегает к внешним знакам, помогающим ему управлять поведением. Передача культуры во времени в большой степени может быть описана как сохранение систем знаков, служащих для контроля над поведением [Иванов 1962б: 4].
Значение его настолько велико, что Вяч.Вс. Иванов, уже владевший в то время рукописью «Психологии искусства», обнаруженной в архиве С. Эйзенштейна, составил из отрывков этой книги «тесисы» Выготского. В результате в материалах конференции Выготский выглядит как один из докладчиков, и его тезисы «Психология искусства (анализ эстетической реакции)» открывают подраздел «Искусство как семиотическая система». После чего идут тезисы Ю.К. Лекомцева, Б.А. Успенского и других участников симпозиума.
В предисловии Вяч.Вс. Иванова актуализируются и другие имена. В связи с иерархией моделирующих систем в качестве удобного объекта исследования подчеркиваются знаковые системы искусства: «Применительно к художественной литературе, музыке и кино семиотический анализ формальных уровней был предвосхищен исследованиями советских ученых — представителей “формальной школы”, а также С.М. Эйзенштейном и другими советскими теоретиками искусства» [Иванов 1962б: 6]. В контексте изучения простых знаковых систем выделены «пионерские исследования» П.Г. Богатырева [Иванов 1962б: 8]. Интегрирование научного наследия в новый подход к семиотике стало особенностью не только Вяч.Вс. Иванова и Тартуско-московской, Московско-тартуской семиотической школы, но и других направлений в семиотике 1960-х годов, прежде всего во Франции (Ю. Кристева и М.М. Бахтин, Ц. Тодоров и русская формальная школа), в Германии и других странах.
Но для Тартуско-московской школы отношение к наследию было вопросом научной этики, и ее миссией стало восстановление связности в истории отечественной науки, сплетение прерванных нитей. Начатое Вяч.Вс. Ивановым продолжил в Тарту Ю.М. Лотман. В 1964 году была организована Первая летняя школа по вторичным моделирующим системам в Кяэрику, на спортивной базе Тартуского университета. В том же году было основано первое в мире периодическое издание по семиотике «Труды по знаковым системам». В его редколлегии на протяжении многих лет московских семиотиков представлял исключительно Вяч.Вс. Иванов. Лишь в 1984 году, в 17-м томе рядом с ним появилось имя Б.А. Успенского. Вяч.Вс. Иванов сыграл важную роль и в организации Первой летней школы. Цензурные сложности с публичным использованием понятия семиотики привели к поискам иносказательных формулировок. В машинописном черновике программы Первой летней школы первоначально стояло: «Программа работы “Летней школы по экстралингвистическим семиотическим системам”». Рукою Ю.М. Лотмана слово «семиотическим» было перечеркнуто и заменено словом «знаковым», а первым выступающим должен был быть Вяч.Вс. Иванов с докладом «Общие проблемы изучения экстралингвистических знаковых систем». В итоге благодаря находке В.А. Успенского названием конференции стало «Летняя школа по вторичным моделирующим системам». Доклада Вяч.Вс. Иванова в сборнике тезисов все же нет.
Если соавтор Ю.М. Лотмана Б.А. Успенский был его творческим единомышленником, то Вяч.Вс. Иванова можно назвать его стратегическим единомышленником. Стратегия касалась создания новой методологии гуманитарных наук, выраженной уже редакционной статье первого тома «Трудов по знаковым системам»:
Опыт истории науки учит, что наиболее глубокое проникновение в прежде недоступные сферы действительности, как правило, связано было со сближением отдаленных сфер знания и возникновением «гибридных» наук. И то, что теперь речь идет не только о слиянии каких-либо конкретных наук (многие ошибочно полагают, что суть именно в этом — в гибридизации лингвистики и математики или симбиозе литературоведения и кибернетики), а о сближении методов познания, установлении общности исследовательской методологии, — показатель глубины и серьезности происходящих перемен [Редколлегия 1964: 4].
Но стратегия касалась и актуализации наследия — не только для спасения от забвения, но и для установления новой семиотики. При спасении от забвения делались компромиссы. Например, чтобы свободно пользоваться именем и работами Ю.Н. Тынянова, Ю.М. Лотман пытался подать его как исключение из формальной школы:
Таким образом, мы далеки как от одностороннего осуждения, так и от безоговорочного приятия трудов теоретиков литературы, примыкавших в 1920-е годы к «формальному направлению». В исследованиях их, безусловно, есть много ценного. Особенно это следует сказать о до сих пор еще недостаточно понятых и часто без больших оснований причисляемых к формализму работах Ю.Н. Тынянова [Лотман 1964: 10].
Такая же установка освобождения структурализма от опасного ореола формализма отражается и в его книге «Анализ поэтического текста»:
Изложение драматической истории формальной школы вывело бы нас за рамки нашей непосредственной задачи. Следует, однако, отметить, что из рядов формальной школы вышли крупнейшие советские исследователи Б.М. Эйхенбаум, В.Б. Шкловский, Ю.Н. Тынянов, Б.В. Томашевский, что влияние ее принципов испытали Г.О. Винокур, Г.А. Гуковский, В.В. Гиппиус, П.А. Скафтымов, В.М. Жирмунский, М.М. Бахтин, В.В. Виноградов, В.Я. Пропп и многие другие ученые. Эволюция формальной школы была связана со стремлением преодолеть имманентность внутритекстового анализа и заменить метафизическое представление о «приеме» как основе искусства диалектическим понятием художественной функции. Здесь особо следует выделить труды Ю.Н. Тынянова. <…> Невозможно включить в рамки формальной школы таких исследователей, как М.М. Бахтин, В.Я. Пропп, Г.А. Гуковский, В.М. Жирмунский, Д.С. Лихачев, В.В. Гиппиус, С.М. Эйзенштейн, равно как и Андрея Белого, Б.И. Ярхо, П.А. Флоренского и многих других. Между тем значение их трудов для развития структурализма — бесспорно [Лотман 1972: 17].
В четвертом томе «Трудов по знаковым системам», посвященном Ю.Н. Тынянову, подчеркивается, что «идеи Ю.Н. Тынянова не только не устарели, но, напротив того, современная наука еще только сейчас становится на уровень его блестящих прогнозов» [От редакции 1969: 5].
Другой возможностью была ценностная актуализация. Отдельные тома «Трудов по знаковым системам» были посвящены памяти Ю.Н. Тынянова (т. 4, 1969), В.Я. Проппа (т. 5, 1971), П.Г. Богатырева (т. 7, 1975), изданы в честь М.М. Бахтина (т. 6, 1973), Д.С. Лихачева (т. 8, 1977). Во втором томе журнала (1965) И.И. Ревзин напечатал обзор наследия Я.И. Линцбаха. В третьем томе был впервые введен концептуальный раздел обзоров и публикаций:
Редакция «Трудов по знаковым системам» придает разделу «Обзоры и публикации» большое значение: неотъемлемой частью всякого оформленного научного направления является осознание своего исследовательского метода в его отношении к предшествующей научной и общекультурной традиции. <…> Как только гуманитарная семиотика проявлялась в качестве оформленного научного направления, возникла потребность — и у сторонников, и у противников этого метода — определить характер связей его с предшествующей исследовательской традицией [Лотман 1967: 363].
В результате публикации составили в журнале солидный список: П.А. Флоренский (т. 3, 1967), Б.И. Ярхо (т. 4, 1969), Б.М. Эйхенбаум, снова П.А. Флоренский, А.М. Селищев, Б.В. Томашевский (т. 5, 1971), О.М. Фрейденберг, С.И. Бернштейн (т. 6, 1973), Я. Мукаржовский (т. 7, 1975), вновь Б.В. Томашевский, А.А. Любищев (т. 9, 1977), Андрей Белый (т. 12, 1981), Г.Г. Шпет (т. 15, 1982), Л.В. Пумпянский (т. 18, 1984).
Вяч.Вс. Иванов имел стратегию семиотизации наследия. Составление тезисов Л.С. Выготского для симпозиума 1962 года — характерный пример такого рода. Очень важное место в стратегии семиотизации наследия занимал М.М. Бахтин. Специальную статью о нем в «Трудах по знаковым системам» Вяч.Вс. Иванов начинает так: «М.М. Бахтину принадлежит заслуга выдвижения еще в 1920-х годах тех идей, которые лишь в настоящее время становятся в центре внимания исследователей знаковых систем и текстов» [Иванов 1973а: 5]. В книге об истории семиотики он делает М.М. Бахтина ключевой фигурой в проекте установления новой семиотики:
В отличие от того направления исследований по семиотике, которое, начиная с Перса [sic!] и Соссюра, ориентировалось на отдельный знак, в исследованиях покойного М.М. Бахтина и других наших исследователей в центре внимания оказывается знаковая последовательность — связный текст; за рубежом его изучение было признано основной задачей «семиотики второго поколения» только в последние годы — прежде всего благодаря недавним статьям Э. Бенвениста и трудам, посвященным лингвистике текста [Иванов 1976: 3].
Вяч.Вс. Иванов с Московско-тартуской школой и Ю.М. Лотман с Тартуско-московской школой составили единое научное движение, и на фоне серьезных различий их научных интересов очень важно видеть и общее для них глубоко нравственное отношение к историческому наследию семиотики. Поиски новой методологии и синтеза разных наук опирались на осознание инновативной ценности наследия, в процессе рецепции которого произошел вынужденный перерыв. Без осознания прошлого научного опыта, без интеграции этого опыта в современную исследовательскую практику трудно установить новый тип знания. Вяч.Вс. Иванов верил в будущее гуманитарного знания: «Не подлежит сомнению, что наступающее столетие будет веком гуманитарных наук. И у его входа в качестве проводников стоят Бахтин и Выготский» [Иванов 1998—2010, 6: 223]. Установление новой семиотики не ограничивалось восстановлением нового диалога с научным наследием. Значение исторического знания осознавалось и в изучении культуры. Новая методология, к которой семиотики стремились начиная с 1960-х годов, была неразрывно связана с выработкой новых средств для понимания истории, в том числе и собственной истории. Поэтому не удивляет эпилог «Очерков по предыстории и истории семиотики»: «Задача семиотики — описывать семиосферу, без которой немыслима ноосфера. Семиотика должна помочь ориентироваться в истории» [Иванов 1998—2010, 1: 792].