(Как я не смог написать о Лапицком)
Опубликовано в журнале НЛО, номер 4, 2018
… как подступиться к подобному произведению… к этой книге… с заметной долей правдоподобия усмотрев в ней странную разновидность научной фантастики…
… что изображено и какой в этом смысл… что тут: два разных события в, скажем, параллельных мирах или две, скажем, писательские версии одного и того же рассказа, вымысла?
… обескураженные вопросы, возникающие… при чтении его необычной, слишком необычной прозы…
… ответ… автора в ирреализме: в неразличении этих вопросов, более того, в восстании против реализма, против узурпации всей реальности якобы единственно официально Возможным…
«…правдоподобие реальности — чисто случайный факт, т.е. факт, вероятность которого равна нулю» (с. 262).
… цель — солипсический рай: другие должны почувствовать, прочувствовать свое изгнание… и заработать свой… возврат…
… его… тирана-визионера… проза… не впускает в себя читателя, отводя ему роль зрителя… настолько замкнутым, самодостаточным предстает на первый взгляд его… необузданность, сочетание поэтической компрессии с синтаксическим загулом… или его проекция… безумие собирания и учета… списки и повторы, наплывы и отступления, путаница голосов, репризы и аватары, тавтологии, разнобой… все это ввергает… в растерянность… хотя в… книге и есть явно заявленный, пусть и расколотый на множество осколков, сюжет, раскромсанная сюжетная линия…
… «телеигра предназначена»…
… герой… — может быть, роль посредника? может быть, режиссера? автора? — оказывается… зрителем… более чем свидетелем… медиумом соответствующего пространства, гением того места, где его внутренний мир обретает свое внешнее продолжение…
«…Из инструкции: Игра воспроизводит на телеэкране изображение мыслей, желаний, инстинктов пользователя. Запомните: все, что Вы видите, — это Ваше порождение, это материализация частички Вашего внутреннего мира. Вся ответственность за происходящие или не происходящие на экране события ложится на Вас. Не надо думать, что все Ваши простейшие желания будут тут же воспроизводиться игрой. Более того, как правило, ни Вы, ни кто-либо иной не в состоянии объяснить, почему реализовались именно эти образы, каким желаниям они соответствуют и как будут развиваться дальше… события на экране сплошь и рядом могут развиваться прямо противоположно Вашим сознательным желаниям…» (с. 10).
… и писатель ведет нас обратным путем: мы углубляемся во внутренний мир персонажа через описание сродственного ему внешнего пространства… внешней среды, пейзажей и ландшафтов, в которых разворачивается действие…
«…Из инструкции: Не удивляйтесь любым переменам в наблюдаемом Вами. Может быть, Вы всегда будете рассматривать одну и ту же неподвижную картинку, а может — никогда не попадете вторично в уже просмотренное; может быть, увидите банальнейшую бытовую историю, а может — сюрреалистическую фантасмагорию, лишенную малейшего смысла…» (с. 36).
«…Идет то медленно, то быстро. Куда?»
… между первым и третьим лицом…
«…Не я ли толкаю его взглядом вперед?»
… засвидетельствовать утрату личной самотождественности…
«… все время пытаюсь установить с ним хоть какой-то контакт или даже хотя бы научиться на него как-нибудь воздействовать. И — самое страшное — абсолютно верю инструкции, которая утверждает, что он — мое порождение и лучше знает меня, чем я сам. Отражает» (с. 28).
«…быть может, он — отражение, нет, изображение»…
… всякое движение относительно, и я уже не понимаю, кто из нас двигается…
«…я брел все дальше…»
… стирается всякая грань между автором и героем, героем и рассказчиком… силовое поле текста определяется напряженной диалектикой между описанием (как космогонической связью человека с миром) и повествованием (как полем работы памяти, неустанным перевоплощением пережитого)…
«Приник к экрану. Что он там видит? Попробуем заглянуть с ним вместе. Куда я иду? Точнее — как? Иду ли я просто наобум (Лазаря! Лазаря, вашу мать!), куда глаза глядят, или же есть какая-то стежка, какой-то след, чей-то след… Что-то меня ведет, что-то не то толкает, не то притягивает, сомнений не вызывает. Может быть, эта тяга заменяет мне стезю? Иначе почему я так часто меняю направление, сворачиваю, может, даже петляю…» (с. 24).
… автор стал персонажем? персонаж становится автором?..
… мутный поток излияний одного…
«Будет ли из того, что я написал выше, следовать то, что я напишу ниже? <…> Пачка бумаги, исписанная им, становится с каждым днем все толще и толще. Обидно, но мне ни разу не удалось разобрать, что он пишет, хотя, если верить инструкции, это я являюсь автором его писанины… Парадоксальная ситуация: автор, не ведающий о содержании своего произведения» (с. 146).
… проходя через другого, тут же подвергался своеобразной фильтрации, прояснялся и наполнялся смыслом, чуть ли в него вовсе и не вложенным…
«…Из инструкции: нет никаких гарантий, что то, что Вы видите, происходит на самом деле. Напоминаем, Вы — единственный свидетель происходящего. / Более, чем свидетель. Или менее? / А он? Свидетель свидетельству?» (с. 300).
«Ведь с ним может случиться все. Все — и в зависимости от меня. Иногда мне начинает казаться, что он от меня вовсе не зависит, я соглядатай, не более» (с. 276).
… раздвоение, которое часто трудно отличить от удвоения, порождаемая им серийность всего и вся, персонажей сцен, событий и интерпретаций, двусмысленность…
«Когда я смотрю, как он думает обо мне… Итак, писать, писать о нем. Когда, естественно, это возможно. Написать о нем все. Ничего не скрывать. Конечно, придется кое-что и о себе. Иначе просто невозможно. Автор всегда просвечивает сквозь своего героя. Стеклянного героя. Даже честнее не взваливать себя на него, а иногда прямо писать о себе в первом лице. О том, например, как я его созидаю. Как я его породил. Как его убью. Убиваю» (с. 66).
… если подобные раздвоения диалектичны, то двойственна и сама их диалектика —
«…когда его не видишь, кажется, что видишь через его зрение…»
… одновременно между образом и объектом, который он представляет, и между представляющим образом и внимающим ему субъектом…
«…свысока смотрел, как я смотрю…»
… обе эти перспективы до бесконечности преломляются друг в друге, неразрывно срастаясь…
«Сидит перед экраном. Ссутулившись, нагнувшись вперед, заслоняя собой весь экран. Локти, колени торчат во все стороны. Явно захвачен зрелищем…. Если посмотреть сверху, через его плечо, видно, что происходит на экране. Из-за того, что на экране виден лишь небольшой кусок покрытия, никак не удается уловить направление движения. Идет ли он по прямой, по прямой идет ли дорога иль изгибается, извивается, змеится? Делает повороты. Петляет, путает следы, их не распутать… Не надо отождествлять… камеру, то есть точку зрения, демонстрируемую телевизором, с ним, с его восприятием, с его точкой зрения» (с. 34).
… две эти дробности были друг другу под пару, удерживали, балансируя, от распада…
«Никак не могу вспомнить, я ли шел за ним следом… или наоборот…»
… многоипостасность одного, лирического героя… единство гостя и хозяина…
«Может, я все вижу через него — это его дорога, его походка, его шаги: это его путь, это он. Но это — гипотеза… Мне кажется, что все-таки он где-то рядом. Там, за кадром. Чуть отстает, быть может. Гонится, спешит за камерой в стремлении ее догнать. Наверное, ему хочется, хоть сам он об этом и не знает, сообщить мне, дать мне знать, что он тут, что он следует стезе, своей судьбе, хотя, конечно же, он и не подозревает о моем существовании, о факте моего существования, сосуществования с ним. Но в принципе нет никаких оснований так считать» (с. 35).
… проблема собственной идентичности — тождественности и неизменности… в …общей философской проблематике Того же и Другого…
«Вновь приходится сталкиваться с объектом <…> обозначаемым обычно словом „я“».
… слияние абсолютно безличного с полной персонификацией…
… идея относительности повествовательного голоса (кто говорит?), относительности самого литературного произведения (говорится ли что-то?)… неопределенность статуса высказывания… неопределенность… статуса действующих и бездействующих лиц…
«…некоторые лица абсолютно бездействуют. Некоторые действуют, но не являются лицами. Есть и такие, что лиц типа не имут» (с. 351).
… расшатываемая… скрепа единой личности, каковая вместо того, чтобы нарциссически узурпировать себе роль личности единственной, начинает… дробиться на отражающиеся друг в друге осколки, доставляет неожиданную свободу как странствиям письма, так и неописуемости жизни на основе фантазмирующего и фантазмируемого личного начала…
«…не думайте, что Вы созидаете его (не знаю / кого), что Вы — его творец и духовный отец. Скорее / наоборот, разве что палач. …медленно, но верно его убивающий. Убивающий каждым своим включением…» (с. 260, 240–241).
… ситуация… запутывается и осложняется… персонажи множатся… двоятся, смешивая воедино вымысел и реальность… в единый ком, прошпигованный материей, нервничающим веществом…
«…Что-то в этом есть непристойно-эротическое, в том, как мы сидели рядком и каждый смотрел в свой телевизор, искоса поглядывая, причем без всякого стыда, на соседний экран. Хотя можно было и не подглядывать, ибо оба телевизора транслировали одно и то же — встречу моего и его, ну, может, разве в зеркальном отражении, не помню, не уверен, неважно» (с. 55).
… энтузиазм ожидания… и… позыв к безудержному движению…
«…на некоторой стадии, так кажется, перестаешь отличать их, поучал он, друг от друга, сидя на камне, нас с ним, мы с ним, в кресле, нас, их, мы не различаем их, они нас, я их, они меня, нас…» (с. 266).
… я… перетекает в мы, то полностью обезличивается… то начинает скитаться как по задействованным, так и не очень… лицам — постоянно меняя нарративный регистр во всем спектре между рассуждением и показом, между настоящим временем показа, прошедшим временем рассуждения и цикличным мифологическим временем…
… словно в двух тесно зависимых, но странно разлученных плоскостях…
«…ему удалось построить четкую систему соответствий между здесь и там, между, если пользоваться его терминологией, бытием и быванием, не вполне простую, весьма, я бы сказал, изощренную, но, как он настаивал, дающую удовлетворительное объяснение буквально всему, что происходило, сцепившись, здесь и там» (с. 57).
… никаких частных историй, бытовой анекдотичности; более того, выражаясь на современном жаргоне, проще всего сказать, что всякая репрезентация вытеснена, замещена здесь голой презентацией, вместо событий… даны всего лишь эпизоды… а внимание… отдается… многообразию и разнородности т.н. «малых» повествований, наводняющих собою повседневную жизнь…
… внимание к детали, особенно ничтожной и как бы незначимой…
… топология и топография внутреннего и наружного…
«…непонятно, хочет ли он уйти куда-то и куда. Кружит? Кружит. Петляет? Петляет»
… отдельные фрагменты не собрать здесь в цельную картину… которая… сконструирована из… повторяющихся (с небольшими вариациями) сегментов… фрагментарных, разлетающихся в противоречивых направлениях текстов… разрыв с исторически обусловленными временными и причинно-следственными схемами повествования в пользу изначальных, элементарных повествовательных (повторение, цикличность, вариативность) и описательных (объективность, оптичность, апсихологичность) структур…
«Начну еще раз. Выйду на улицу…»
… отказ от таких конструктов, как персонаж, ситуация и т.п…. отказ от традиционной хроно-логики…
«…как он себя поведет? Куда свернет?»
… постоянная смена оптики…
«…с другой точки зрения, в его телевизоре»
… постоянное нарушение линейной связности… перебои и перескоки…
«…быстро ли я иду или медленно. Странно иду»
… вместо рассказов, повествований-нарративов на авансцену выходит фраза… сцепление фраз… эллипсисов, усеченных фраз… но есть и просто назывные конструкции, и обломки, относящиеся к позапрошлой фразе; есть и неожиданные перебои… синкопированное энергично асимметричное, по самой своей сути фрагментарное письмо…
«Фразы — как кусты, растительность, джунгли, т.е. лес, покрывающий почву, т.е. белоснежный лист бумаги белой. Слова-корни, слова-стебли, слова-стволы, слова-листья, слова-пни. Слова-соки, паузы-удобрения, гласные-опылители, пыльца запятых. Трактор письма, комбайн чтения, культиватор пунктуации, борона приличий, забор орфографии, дождь слов. Парк? Поле? Луг зеленый? Грядки? Огород? Бахча? Сад? Лучше, конечно, лес — для прогулок. Для ходьбы. Не делянка, лес, достаточно дикий. С тропинками, просеками, дорогами, зверушками. Итак, не садовник, скорее лесник. Арнгеймщик, как Рене —» (с. 113).
… слово потрясает порядок бытийственности, «быта»: шок от новой фразы, выпячивание, вес детали, бесконечное языковое языком спровоцированное, переключение. Логика работает не с реальностью, а с ее фрагментами, дробностью до понятийного синтеза…
«…фраза каскадом, сползающая по ступеням смысла, определения чередят друг за дружкой этаким чайнвордом…»
… и «описываются», то есть предстают в языке, не готовые формы, единства, целостности, замкнутости, а потоки, дробности, несложившиеся открытости и пустоты: расхристанность вещей и безудержная раздробленность бытия: захлест чувственного, примат становления над ставшим, мельчайшего над общезначимым…
«Ступа ненужных слов, отруби, шелуха. Фразы, что цепляются друг за друга, пытаясь друг от друга отвязаться… Что избивают друг друга в кровь… Мертвой хваткой виснут друг на друге… По-собачьи, по-содомски… Может, это именно они заставляют его пялиться в этот дурацкий телевизор с эротическим барельефом? Который так часто снится мне по ночам» (с. 125).
«Быть может, это просто мои сны?»
«Чего только во сне не увидишь»
… Все время снится, что не спишь…
«И не проснуться. Снится, что не проснуться».
«Самый страшный вид бессонницы — когда снится, что никак не можешь заснуть».
… текст представляет, показывает словами череду… движущихся картин…
…«ходьба <…> от стены к стене»…
«…по траве, по песку, по грязи, по засохшей глине, по каменистому откосу, по кочкам, по тропике, по снегу, по неглубокому ручью, играющему хрупкими волнами с твоей натруженной ногою, носительницей твоей походки, по берегу, по вереску, по верещатнику, по ягелю, по мху, по валежнику, по стволу упавшего дерева, еще не обратившегося в труху. Или: по асфальту коридору паркету брусчатке щебенке бетонке» (с. 330).
… описание…
…«репортаж из анатомического театра»… «цепочка проходных дворов»… «репортаж из родильного дома»… «чащобы»… «лихолесья»…
«Ты считаешь, что пейзаж вокруг него, тот пейзаж, по которому он идет, сделал ты, сотворил игриво и непредвзято. А может, это сделал он, выдавил, распространил его из себя вовне, наружу; это его кокон…» (с. 299).
… иногда и незначительные интрижки, невинное пигмалионничанье, наивное. Небольшие оргии, маленькие акты садизма, одинокие мазохические экзерсиции… — «извлечения из одежды», «неожиданные повороты… тела», «лепестки губ»… — никогда не переувлекаясь, не перехлестывая… — «мимолетные щели, проблески плоти»…
«…кровосмешение, алкоголесмешение, завершаемые семяиспусканием и кровоизвержением…», «…опять же, игра на открытом клиторе…» и «ласковое членоповрежденье»…
… место подобия экстаза… «показ новой моды»… «стиль»… «фасон»… «модель»… «портняжный рецепт»…
… томление… вожделение, не раз венчаемое… оргазмом…
… эротика… ее в достатке, иногда жестоко откровенной, иногда неявной…
«Влить в розовые губки, в ее чрево расплавленное олово слова…»
… всегда присутствует, всегда разлито напряжение между мужским и женским принципами, их конечная неустранимая, как само мироздание, и жестокая, как сама природа, враждебность…
… заострен бинарный вектор насилия…
«Еще секс. / Фразы на голое тело. / Наголо! Жиголо!»
… много материи, самой разной, в самые разные формы инкорпорированной, инкарнированной, разыгрывающей сложнейшие натюрморты, пейзажи…
… если таковые попадают в кадр…
«…среди всего этого бескрайнего ландшафта, меняющего поминутно (при обзоре) свое лицо…» (с. 208).
… жизнь природы… по мере продвижения…
«…его трактовка рельефа на метопе моего телевизора…»
… значение событий сведено на нет: в своей множественности и непредсказуемости они теряют вес, драматизм, весомость последствий — они как бы лишены своей событийности и переведены в разряд более важных, творящих новые миры, но в иной реальности, в реальности слов, называемой языком…
«…ласкать губами и языком…»
… это и есть поэзия…
… мениппея, прослеживающая… похождения героя… оказывается основным способом охвата — скорее захвата — реальности…
«…маршруты всех его переходов…»
… в череде вариаций, обусловленных сменой и жанра (…записи… зарисовки, …описания… путевые заметки… признания — исповедальны) и точки зрения…
…«общий план»… «крупный план»… «камера застыла»… «неподвижный ландшафт»… «с птичьего полета»… «наезд»… «наплыв», «камера ускоряется, рывком, очень быстро, потом плавно»… «замедление»…
… в работе письма, сплавляющей элементарные, стихийные материи мира в поток мощной и мерной, но никак не размеренной, ни в коем случае не ритмизованной речи…
«…описать, как его сознание начинает давать перебои, на экране появляются, начинают появляться размытости, пролежни, утери красочного слоя, то ли дыры, то ли пятна…»
… предшествующая акту письма «магма слов и эмоций»… разрушает линейную логику повествования, и писатель… описывает, пишет не что-то имевшее место до акта письма, а именно то, что в этом акте происходит: роман складывается из обретающего материальное измерение и чувственную протяженность потока… и первично здесь письмо, как перводвигатель, не только запускающее, но и постоянно поддерживающее бесконечный стихийный процесс…
… письмо как… праксис… рассказ как речитация, ре-цитирование (вечное пережевывание, перетряхивание, переливание из пустого в порожнее) — … нарочито повторяемые слова служат как бы точками накопления определенных смыслов, играя роль реперов, вех…
… «резкая смена оптики»… «хорошая цветопередача»… «плохая цветопередача»… «странная цветогамма»…
… текст является тем, о чем он говорит… несет в себе… сильнейший перформативный заряд… рассказ — отнюдь не отчет о событии, но само это событие, саморефлексия достигла новой стадии… где невозможность… метарассмотрений предстает зримостью зримости…
«…не думай, а смотри! — вот девиз нашей игры»
«…circenses…»
… становление, но не ставшее, примат мутации над кристаллизацией, метаморфозы над тождественностью… подобное множество разнонаправленных мутаций составляет сущность как самого письма… так и его наделенных зыбкими очертаниями, лишенных внятной идентичности и устойчивых качеств «персонажей»…
… что… пытаются претворить свое особое видение в пейзажи, которые… отражают их собственное психическое состояние…
… с самого начала взят объективный тон всеведущего рационального повествования, с тем большим шоком оборачивающимся для читателя пучком разнородных, вряд ли совместимых, но властно совмещаемых автором повествовательных векторов….
«Все возможные варианты пути рисовались мне не на карте, а прямо на живом. Я мог проигрывать их про себя, мог прослеживать свой путь, в деталях его просчитывать. Мог наводнить себями одновременно все пути (какие встречи!)» (с. 76–77).
… здесь… рос хаос… «склад», «свалка искореженных кусков материи», «груда, «куча», «кипа», «предметы… или лучше сказать вещи… объекты?», «отрывки»… и «…нêт им числа…»…
«…нêт…»
«Горы словесной шелухи, слов-отходов, несуществующих слов, ненужных слов, умерших слов, протухших слов, разложившихся слов, словесной падали, словесных опадышей, словесных опарышей, словесных окатышей, словесных поганок, ошметок слов, отрубей, жмыха, словесной ржавчины, словесной пыли» (с. 256).
… здесь, в реторте бедлама, где окончательно подвешиваются инстанции рассказчика, персонажа, самого письма… из бесформенной груды импульсов порывов, метаний…
«…священная пляска слов… текст… свистопляска…»
… письмо наводит мосты и смычки в корпускулярно-волновом хаосмосе мира, внутри хаоса вещетел и токов желаний, между телесностью и волением…
«…варварское месиво, в котором исчезает я…»
… роман хаоса, роман чрезмерной, бьющей через край чувственности…
… при всей своей кажущейся хаотичности письма проза… в высшей степени связна, сцеплена: — это огромная фреска, полиптих с переходящими со створки на створку… темами, деталями…
«…я напишу много фраз, целую вереницу, цепочку фраз, фраз-звеньев, каждая из которых будет цепляться за предыдущую, что, в общем-то, совсем не сложно и, что главное, будет не отпускать от себя далеко следующую, да, во-первых, вытаскивать ее из белизны листа и молчания, а во-вторых, не давать ей ускользнуть прочь и слишком далеко, туда, туда, откуда не вернешься, не вернуться…» (с. 22).
… всегда интертекстуальна и, как следствие, полифонична.
… в ней практически всегда проводится сразу несколько тем, сплетенных в сложный контрапункт и лишь выявляемых, но никак не выделяемых при чтении… этимология и поствавилонское многоязычие, идиома и подпись…
«…а еще фразы-узлы… различные их конфигурации, сплетения, плетенки фраз, заузленных друг с другом»
… дополняет эту нервно-ритмичную прозу… предельная нагрузка на внутреннюю форму слова и на чисто звуковую организацию текста. Здесь используются все дополнительные скрепы для увеличения его связанности, сцепленности, для придания большей выпуклости логическим ходам: от богатой игры однокоренными или этимологически близкими словами до звуковой магии случайных созвучий…
«…нам нужны лишь одни сочетанья — / сочетанья немыслимых слов…»
… лейтмотивы и лейтобразы кочуют со страницы на страницу…
… буквально пронизывают…
«Es taget vor dem Walde?»… «он»… «я»… «мы»…
… музыкально…
«Es taget vor dem Holze?»… «ямы»… «холмы»…
… связывая… тысячью… нитей в единое целое…
«…Несколько фраз можно сцепить друг с другом. Как кольца в цепи, что цепляются своей пустотой за пустоту соседа. Не чета стандартной „цепочке“ фраз, идиотской их скоропостижной череде, где каждая следующая уныло содомизирует предыдущую» (c. 84).
… густое пастозное письмо…
… несхожесть брутального и непристойного письма с предельно плотской прозой…
… «плоть»… «кожа»… «гной»… «кровь»… «сперма»… «жадное настырное мясо»…
… некоторыми принципами поэтического письма она, безусловно, затронута: тут и фрагментарность, и спонтанность образов, и произвольные сюжетные сдвиги… и… специфическая, более чем изощренная просодия и мелодика…
… язык… приправлен… странностью: неожиданные образы…
«…расписать зрелища…»
«…circenses…»
…непривычные детали и стороны хорошо, казалось бы, знакомого, многочисленные неологизмы… легкие флуктуации смысла, неброские искажения словоупотребления, едва уловимые фразеологические аномалии…
«…катахрезмируя все вокруг…»
… описание, изложенное очень богато, избыточно, изощренным языком, с многочисленными цитатами и аллюзиями… поэтическими вкраплениями, лирическими солилоквиями…
… изобретательные метафоры… богатая риторика… склонность к виртуозным семантическим играм, разработка внутренних ресурсов языка…
… изощренная работа со словом, не только чисто количественное богатство словаря, но и постоянное использование нюансов внутренней формы слова, его полисемии, неожиданных оттенков смысла, связанных с фразеологическими аберрациями, с использованием всей гаммы имеющихся и возникающих значений…
«…слово о словах ради слов: баталия смысла и сути…»
… пристальное внимание к этимологическому «генотипу»… конкретного слова, к родословной используемых понятий…
«…целясь в нервные центры кристаллизации фраз, излучения сем, тем, рем…»
… расшатать синтаксис, дабы «восстановить» фантазм таким, какой он и есть, разложить формы, чтобы воспроизвести их фантазматику…
… постоянство граничащей с цинизмом иронии…
… ирония мистификации, юмор утаивания, комизм непроявленного, бесстрастная пародия, бич любой семиотики…
… ирония — при самоудвоении, при взгляде на себя как на персонажа со стороны…
… логически выправленная (безопасная ли?) бритва иронического, то есть сомневающегося в собственной непогрешимости, анализа… является основным инструментом…
… ирония призвана отрезвить читателя от слишком буквального доверия к авторскому вымыслу, с другой, необходима для рефлексии рождающегося здесь «из жизни» на глазах (как бы) жанра, отраженной в исходном названии рефлексии — и рассказчика, и рассказа — по собственному поводу, каковая не может обойтись без парадоксов и достигает своей цели, только смешав искренность с иронией…
«…мучительные поиски того единственного предмета, изображение коего превратит мертвую груду в единый (живой организм), слепит распадающуюся, расползающуюся аморфную массу в ком, придаст полотну полноту, внутреннюю его неотвратимость… муки, испытываемые ищущим сей предмет творцом — лишь средство отвести глаз, что описанные… странствия — не то рутинное копание в куче накопленной дома рухляди, не то призрачные блуждания в эмпирее, сфере чисто вымышленных сущностей — сам… не может различить одно от другого — не могут быть описаны никаким определенным, т.е. осуществленным языком, что бы мы…» (с. 373–374).
… отсюда же и оспаривание… рассказом своей собственной правомочности, и заведомо тщетное… обещание отказаться от тщеты рассказа (письма) с его бессилием выстроить историю, выразить, как все было «на самом деле», в котором и кроется его парадоксальная сила…
… визуальность письма…
«…там на экране…»
… наблюдаешь свободную игру свободно творимых тобой сущностей, нет, свободно управляемых тобой сущностей… видишь свое видение…
«…туда… за пределы экрана…»
… невозможно схватить их очертания, невозможно их удержать, невозможно даже поверить в какую-то форму, идею, принцип, волю, направленность этих цветов зрения, его плодов. Иногда они мимикрируют, подражая формам — реальным или нереальным, без разницы…
«…фразы-странники, бредущие по дорогам текста. Паломники, откуда нет возврата…»
… передвигать по вымышленным правилам несуществующие фигуры… передать плоды созерцания, выразить абстрактно-незримое в конкретно-чувственных формах: сделать зримым… идеал — не только зрелище того, что мы не можем видеть, но и трансценденция за пределы умопостигаемого…
«Sein Weg er zu laufen eilt»
… мысль сбивается с пути? с проложенного ею себе пути?
«…текст как путь, путь как текст…»
… собственно, весь роман представляет собой концентрические круги блуждания вокруг отсутствующего центра…
«… моя бесконечно повторяющаяся/повторяемая прогулка…»
… странствие мысли в краю воображения…
«Я вытягиваю свой путь из себя, как нить. Нить Ариадны? …Или Арахны. Куда вероятнее. Так же, как я тяну из себя слова или, как конвенциализировано, мысли. Или путь — бесконечный лингам Шивы, на который он (кто-то?) пытается меня надеть?» (с. 28)
… постоянно… на грани сна и яви… вопросы к себе… не беллетристический изыск, а, скорее, полемический задор…
«…Wat wij anestaren dat sijn wij…»
…слишком много вопросов…
«Проходил ли я там? Спускался ли по тому склону, эффект присутствия, читал ли его текст?»
«Зеркально ли изображение на экране? Шире — вопрос о соотнесенности изображаемого и изображающего»
«Сижу ли я там или все это только вижу? — вопрос, навязчивый в полудреме…»
«Вполне вероятно, что в его блужданиях есть какой-то смысл или хотя бы система. Может быть, он что-то ищет, какое-то место. <…> В царстве возможного всегда все зыбко…»
«И еще: ведь это, может, мы с тобой в ящике, а они — там, снаружи»
… сознание выворачивает наизнанку…
«Нет никакой уверенности в том, что каждый раз на экране я вижу именно его. Во-первых, я совсем не помню его внешности. Потому, наверное, что воспринимаю все происходящее с ним слишком глубокими слоями психики, моего я, и на восприятие поверхностное (т.е. поверхности, в частности — внешности) ничего не остается, все просачивается внутрь, вглубь, в бездну. Во-вторых, даже если он и имеет всегда одну и ту же (или близкую) внешность, из этого абсолютно не следует, что он всегда один и тот же, что он всегда это он. Кошмар, наваждение, мираж с легкостью может быть множественен. Хотя я уверен в его материальности, реальности, бытийственности» (с. 118).
… ответ себе на самого себя. Значит, и вопрос себе о самом себе… вопрос совпадает с ответом, и это и является оно…
… здесь нет здесь и теперь. Там нет там и здесь. Тут нет тут и там. Нечто одно… Оно. Следовательно, огромное, безграничное, бескрайнее, бесконечное, всеобъемлющее. Декартово инкогнито…
«…так и игра…»
«…они с ним просто играют…»
… читают мысли и потом переводят их в движения, в пространственно-временные структуры, разыгрывают их в лицах, в ролях, в гиероглифах, этакая гимнософическая каллиграфия…
… Нет, не мысли, а что-то, что еще в них не выкристаллизовалось, в них не превратилось, не воплотилось, какие-то неологошенные ритуал-мистерии моего «я»…
… Подсознание… даже глубже. Коллективное бессознательное. Еще глубже…
… пристальное, на грани риска, исследование внутреннего пространства, — не внутренний мир индивидуума, а проекция этого мира на пространство реальное, но такая проекция, которая делает саму реальность последнего сомнительной…
… странствие псюхе в поисках недостижимой самости…
… причем… проза насквозь психична, но абсолютно непсихологична…
«Все эти пестрые хороводы, так же как и драгоценные бусы санскритских писаний, все это — лишь защитные экраны, высылаемые тобой ему навстречу, расставляемые, материализуемые (в смысле его бытия) у него на пути. / И текст, любой текст, насилующий предельную, бесконечную чистоту бумаги, — это тоже экран, буфер, что не соединяет, а разделяет. Щит, высылаемый в панике вперед. Событие небытия и бытия в инобытии» (с. 368).
… исследовать пространство медий современного технологического общества, используя соответствующий прерывистости этой среды нелинейный, фрагментарный стиль письма, напоминающий технику коллажа или знаменитого cut-up Уильяма Берроуза…
«Из инструкции: …экран — не более чем кавычки, в которые взято происходящее с ним…»
… взаимосвязь между глубоко интимными личными фантазиями и публичными образами… в массмедийном, по самой своей сути симуляционном пространстве…
«…и я, то есть камера, то есть мы с камерой…»
… внутреннее пространство существует в сложном динамическом взаимоотношении с другими формами реальности. Оно не может быть в конечном счете сведено к биологической или психической модели, с другой стороны, не может быть рассмотрен без него и окружающий нас мир…
«Ты считаешь, что смотришь телевизор? Хорошо, это твое право, не спорю. Но мне кажется, учти, у меня, естественно, другая точка зрения, мне кажется, что это телевизор смотрится в тебя» (с. 337).
… мир, в котором мы живем, из-за катастрофического исчезновения дистанции между реальностью и уже не психическими, а образно-симуляционными ее проекциями перенасыщен сексуальной изобразительностью, доставляемой нам новыми технологиями. Хотим мы того или нет, замечаем или нет, но все мы вовлечены в некую безличную сексуальную деятельность — фильмы и телевизионные рекламные ролики, изобразительная реклама, мода, сама повседневная жизнь, все вносит в нее лепту.
«You are the product of TV».
Собственно, весь наработанный традицией последних десятилетий сексуальный изобразительный ряд глубоко внедрен в психическое пространство нашего обитания, причем внедрен через симуляционное посредство новых технологий, и именно это срастание естественного и искусственного, биологического и технического, интимного и публичного и составляет предмет навязчивой медитации автора…
«…зазор между языком и / а) другим языком; / б) миром; / в) автором; г) предметами; / д) речью; е) текстом; / ж) клитором; / з) чтением;/ и) пустотой; / к) мыслью; / л) зубами…» (с. 375).
«…и не только…»
… В.Л. остается автором для очень немногих, для того интеллектуального читателя, который получает удовольствие от процесса мысли, ибо, не включившись в размышления, скользя по поверхности анекдота, подобную литературу просто не прочесть, не почувствовать, что за игривыми эскападами… непростым сопряжением личностного внутреннего пространства с пространством коммуникативным, публичным пространством, формируемым средствами массовой информации… здесь стоит стремление сломать преграды между собой…
… В русле мысли Витгенштейна… исследует то пространство, в котором разворачивается литература, — тройственно определяемую «ничейную» зону, простирающуюся между реальностью, мыслью и языком…
«Ничейная полоса… узкая бескрайняя полоска, соединяющая сон и явь литораль, царство дремы и неги, где вспыхивают ослепительным пламенем и тут же гаснут, распространяя вокруг себя пепел мрака, идеи, мысли, образы, неотличимые здесь — и только здесь! — друг от друга, плавающие в ее бескрайней бездне безначальной, сталкивающиеся друг с другом, возникающие вдруг из небытия, в котором им — ах зависть, зависть! — так уютно, образующие лабиринт ноктюрный, самый необычный и тем самым самый сложный из возможных, ведь он свободно и неуловимо меняется и от времени не зависит, длительность томит. Бесконечные… раз за разом блуждания среди… зажатый в… зажатый между… и тем не менее, свободен до предела. В пространстве замкнутом стихии… Меж волком и собакой, где наблюдающий наконец сливается с наблюдаемым, где означаемая вконец сливается с означающим — ему отдается, где видишь себя полнее, чем ты есть» (с. 112).
… стремится опытным, экспериментальным путем нащупать в этой пустоте вечно ускользающий центр — нарративный экстаз языка, превращающий… повествование в литературное произведение…
«Из инструкции: фирма не несет никакой ответственности за степень достоверности (реальности) происходящего на экране…»
… невольно заставляет вновь присмотреться к границе между показом и рассказом, между «говорить» и «видеть», ухом и глазом… — вздваивание жизни, ее расщепление на реальность и рефлексию…
«…где реальность плотнее, в кадре или за его пределами?»
… и, на следующем витке, задуматься о том, какое же таинство превращает языковой феномен, речевой массив, тот или иной дискурс, в литературное произведение…
«Я нашел два основных способа: писать то, что видишь, и писать то, что думаешь. Первое безлично, второе от первого лица. Первое — о другом, второе — о себе. Но не обязательно. Иногда сам не понимаешь, что пишешь. Кто ты, откуда и где. Вероятно, интересно следить за нами со стороны. Смотреть на нас с ним. То есть за тем, как я на него смотрю. Voyeurisme rhétorique» (с. 27).
… выйти по ту сторону изображения как ре-презентации: субъекту надлежит уже не вос-производить реальность, а произвести нечто реальное, проглядывающее в трещинах на рефлективной поверхности видимости…
«Описывать словами вымышленный мир — легче легкого. Причем все равно, существует он или нет. Никакой разницы. Гораздо сложнее созидать из слов нечто от них отличное (музыка?) и от него тем более» (с. 100).
… еще один, быть может главный, урок этой книги… — в ее способности пробудить мысль, побудить учиться не научаясь, а со-понимая (или, рискнем неологизмом, вос-понимая), не усваивая чужую мысль, но ее осваивая; урок в том, что у мысли не бывает хозяина, мысль, если она промыслена, становится твоей собственной…