Международная конференция «Русская неподцензурная литература ХХ века: индивидуальные практики, сообщества, институции»
(НИУ ВШЭ, 31 марта — 1 апреля 2017 г.)
Опубликовано в журнале НЛО, номер 5, 2017
31 марта — 1 апреля 2017 года на базе Школы филологии факультета гуманитарных наук Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» состоялась шестая международная научная конференция «Русская неподцензурная литература ХХ века: индивидуальные практики, сообщества, институции». С 2010 года при Московском гуманитарном педагогическом институте (в настоящее время Московский городской педагогический университет) начали проходить семинары, посвященные изучению неподцензурной литературы ХХ века, затем сформировавшийся круг исследователей стал проводить секции, посвященные данной проблематике, внутри конференции, посвященной филологическим традициям в литературном и филологическом образовании. Вскоре была основана полноценная конференция, привлекающая ученых из разных стран и самих участников литературного процесса 1950—1980-х годов.
Помимо двух центральных линий, исследований индивидуальных практик, а также самой неподцензурной литературной жизни, на конференции состоялась презентация переводной книги одного из центральных представителей культурного «подполья», поэта Всеволода Некрасова, а также была организована отдельная секция, посвященная формированию репутаций внутри культурного поля и другим прагматическим подходам, предполагающим привлечение социологии литературы и других подходов, направленных на то, чтобы собрать и представить отчетливую картину неофициальной словесности не только в лице отдельных авторов и школ, но и в виде обстоятельств культурной повседневности, влиявшей как на создаваемые произведения, так и на самих авторов.
Первый день конференции открылся вступительным словом Михаила Павловца, представившего краткую генеалогию конференции и уведомившего о договоренности с филологическим журналом «Toronto Slavic Quarterly» (Университет Торонто, Канада), отдельный номер которого будет включать публикации по мотивам конференции и выйдет как в бумажном, так и в электронном варианте.
Основную часть конференции открыл Владислав Кулаков (Москва) с докладом «“Оттепель”: точка невозврата». Опираясь на один из основных документов эпохи — фильм Марлена Хуциева «Застава Ильича», докладчик отметил, что первомайская демонстрация и поэтический вечер стали важными символами эпохи, несмотря на то что сцена поэтического вечера снималась на протяжении пяти дней по восемь часов. Хуциев запечатлел звезд поэтической сцены того времени в естественной для них обстановке и, приводя цитату героя, восклицающего о преградах, которые нужно преодолеть, чтобы оказаться в зале, усомнился и задавал вопрос — можно ли представить такой ажиотаж сейчас? Исследователь ответил отрицательно. Сейчас подобную аудиторию может собрать или развлекательное мероприятие, или политический митинг, а поэтическим выступлениям эпохи оттепели были присущи обе эти функции, причем с преобладанием второй — политической, так как шоу-бизнес в советское время существовал и носил имя советской эстрады, а творчество масс строго регламентировалось. В годы оттепели в бюрократическом монолите возникли трещины: люди стали собираться больше чем «по трое» и не только в рамках официальных мероприятий. Таким образом, искусство тех лет несло в себе оппозиционное политическое послание, и те слушатели, которые приходили послушать стихи, приравнивались к людям, выходившим на оппозиционный митинг. Литературные студии и объединения были ячейками этого оппозиционного общественного движения. Оттепель — это не просто кратковременный период либерализации политического режима советского проекта, а модернизация всей общественной системы, запустившая те механизмы, которые спустя три десятилетия привели к краху всего советского проекта.
Евгения Воробьева (РГГУ, Москва) представила доклад «“Гуманитарный фонд” как лаборатория новой литературы: эффект отмены (цензуры) и становление новой социальности», посвященный издательству «Гуманитарный фонд имени Пушкина» и выпускаемой им одноименной газете. Это была уже третья попытка в рамках конференций по неподцензурной литературе затронуть тему издания, начавшегося в 1989 году и продолжавшегося до 1994 года. «Гуманитарный фонд» намеревался создать структуру, аналогичную Союзу писателей СССР, но в отличие от последнего он должен был быть свободным и опираться на негосударственное финансирование. Круг газеты собирал всех деятелей андеграунда 1970—1980-х годов — тех, кто не смог или не захотел интегрироваться в официальные системы. Исследованные докладчицей воспоминания изобилуют описаниями беззаботного времяпрепровождения, веселой неразберихи — всего того, что Дюркгейм называл «коллективным бурлением», составляющим основу солидарности сообщества. В эти годы происходит выход из «подполья»: «Гуманитаный фонд» действует у всех на виду. Чтобы проанализировать функционирование газеты, докладчица обратилась к теории публичной сферы Юргена Хабермаса, в которой последняя рассматривается как медиальная сфера, где участники собираются на равных правах и договариваются по поводу разных спорных вопросов, делая эти вопросы видимыми государству. По Хабермасу, в наши дни публичная сфера ослаблена репрезентативной демократией, так что частный человек воспринимает ее как зритель, но не как активный участник, и в его жизни преобладают неопосредованные «гемайншафтные» отношения, предполагающие избегание иерархии, совещательность и самообеспечение. Согласно докладчице, «Гуманитарный фонд» занимал промежуточное положение между этими двумя стадиями эволюции публичной сферы, был лиминальный образованием.
Доклад Елены Пенской (НИУ ВШЭ, Москва) «Всеволод Некрасов в журналах 1990—2000-х годов» в мемуарном ключе освещал работу поэта в этот период. Случай Некрасова важен в контексте изучения механизмов выхода андеграунда в публичное пространство. Первая переломная публикация Некрасова носила название «Стихи из журнала» — важная подборка для самого автора и целостная единица его высказывания. Некрасов словно бы говорил, что создает собственный журнал, где есть стихи и проза, полемически целясь в существующие печатные органы. С 1989 по 2008 год докладчице регулярно приходилось иметь дело с публикациями Всеволода Некрасова. Переход в новое, «публичное» состояние для поэта начался с внутренней драмы — постсоветская литература начала развиваться по совсем другой логике, неприемлемой для поэта, а ожидаемая широкая реакция на стихи отсутствовала. В завершение доклада были продемонстрированы три издания: публицистический перестроечный журнал «Век ХХ и мир», журнал «Пушкин» и сетевой «Русский журнал». Первое издание в начале 1990-х годов стало поводом для конфликта, результатом которого стал выход «Дойче бух» — поэтически-полемического травелога, который Некрасов называл «метажурналом»; первый выпуск недолго просуществовавшего журнала «Пушкин», напротив, открывался публикацией поэтического текста Некрасова, а в «Русском журнале» регулярно печатались эссе поэта, резко полемические по отношению к сложившемуся литературному и художественному сообществу.
Следующий блок докладов начался с выступления Ильи Кукулина (НИУ ВШЭ, Москва) «Взлетая над окаменевшими лозунгами: 1972», включавшего исследование таких ситуаций, когда в культуре начинают прослеживаться новые фазы. Докладчик предложил расширить рамки разговора, выбрав в качестве нижней границы 1968 год, время вторжения советских войск в Чехословакию, а верхней — 1972—1974-е годы — время разгрома Института социологических исследований Юрия Галкина, а также других институций, создававшихся на протяжении 1960-х годов и ориентированных на социальные исследования и критическое мышление (например, математической школы, в которой до 1973 года преподавал известный диссидент Анатолий Якобсон). В это время происходит не просто становление неподцензурной литературы в новом качестве, но и публикация конкретных текстов: в 1972 году появляется первая публикация Михаила Айзенберга, в 1973—1974 годы возникают карточки Льва Рубинштейна, в 1975 году проводится первый большой неофициальный вечер Пригова, организованный Евгением Сабуровым, а 1974 год — время первых экспериментов Александра Меламида и Виталия Комара в жанре соц-арта. Если соположить эти факты, возникает впечатление, что энергия социального действия, накопившаяся в институциях 1960-х годов, оказалась перенесена в неподцензурную литературу. На что же она оказалась направлена? На анализ феноменологии советского сознания. В 1973 году Евгений Сабуров под псевдонимом Павел Занитин полемизирует с тамиздатским манифестом С. Телегина, призывающим советскую интеллигенцию полностью отделиться от советской власти и создать автономную культуру, которая бы не соприкасалась с официальной догматикой. С этим Сабуров был категорически не согласен. Он заявлял о необходимости феноменологического анализа советской жизни для того, чтобы вернуть представление об историческом сознании. Таким образом, в 1973 году, за много лет до Жана Франсуа Лиотара, Сабуров фактически излагает программу постмодернизма. Инструментом неофициальной культурной политики должна была быть феноменологическая редукция оснований советской жизни: у нее было два фактических результата — московский концептуализм, занимавшийся критикой оснований официального дискурса, и анализ обыденного мышления в его неидеологических зонах. Таким образом, когда советская власть на рубеже 1960—1970-х годов попыталась остановить историю в отдельно взятой стране, в неподцензурном искусстве был найден способ сопротивляться этому.
В ходе краткого сообщения Арсена Мирзаева (Институт русского авангарда, Санкт-Петербург) «30 лет спустя. Созвучия и “раззвучия” (“Сумерки” в сопоставлении с другими журналами питерского литературно-художественного самиздата» был представлен журнал неподцензурной поэзии «Сумерки», первый номер которого вышел в 1988 году. Была показана предыстория возникновения журнала: в 1983 году три преподавателя русского языка и литературы вместе с поэтом Игорем Савво издали поэтический сборник под названием «Трилистник», в который вошли тексты первых редакторов «Сумерек» — Алексея Гурьянова, Александра Леваковского и Игоря Савво; третий редактор, Дмитрий Синочкин, выступал как издатель, а тираж первого выпуска составлял четырнадцать экземпляров. Затем в 1988 году авторы объединились и стали издавать журнал (Синочкин, Гурьянов и Леваковский). О журнале писали довольно много даже после того, как он прекратил существование. Выходил журнал восемь лет, было выпущено шестнадцать номеров, первые четыре были выдержаны в стиле классического самиздата (текст печатался под копирку на одной стороне формата А4 через полтора интервала). Затем последовали публикации через ксерокс и только с одиннадцатого номера — типографское издание. В догутенберговскую эпоху были выпущены три приложения к журналу: выпуск к семидесятилетию Александра Солженицына; книга Григорьева «Неторопливый трепец» и «Теория и практика игры в аду. К 80-летию русского авангарда». В 1991 году начался новый этап в жизни журнала, а в 1995 году в связи с отъездом Алексея Гурьянова вышел последний номер. Одной из отличительных особенностей издания было активное сотрудничество с художниками, оформлявшими каждый номер. Также докладчик добавил, что все номера журнала отсканированы и доступны в электронной версии на сайте Чувашской национальной библиотеки (http://www.nbchr.ru/).
Доклад Алены Махониновой (Карлов университет, Прага) «Всеволод Некрасов и его круг: чешские публикации шестидесятых годов о лианозовской группе» представлял собой разговор об опыте перевода авторов Лианозовской школы на чешский язык, благополучно закончившийся изданием отдельной книги. Докладчица обратилась к предыстории вопроса, так как в чешском контексте Лианозовская группа существует достаточно давно — еще с первой половины 1960-х годов, когда пропагандистом лианозовцев был поэт Антонин Брусек. Впервые стихи Некрасова появляются в первом номере чехословацкого журнала «Tvář» («Лицо») в 1964 году; переводчиком пяти опубликованных стихотворений Некрасова был сам Брусек. Примечательны и отдельные решения переводчика: так, в стихотворении «И я про космическое» он восстанавливает рифму, несмотря на то что оригинал ее лишен. Такие сдвиги характерны почти для всех переведенных стихов. Интерес к Лианозовской школе не остановился на этом: спустя два года, в 1966 году, выходит статья «Прогулка по поэтическому ландшафту», на долгие годы ставшая единственной попыткой представить чехословацкой публике поэтику Лианозовской группы.
Вечерняя секция началась с выступления Сабины Хэнсген (Университет Цюриха) «Поэтические записки. По поводу немецкой книги Всеволода Некрасова», посвященного выходу первой книги Всеволода Некрасова на немецком языке (Nekrassow W. Ich lebe ich sehe. Münster: Helmut Lang, 2017). Докладчица сообщила о новой публикации Некрасова, отметив, что тема конференции стала для нее поводом задуматься о ее собственном отношении к проблеме перевода, о роли переводчика, составителя и исследователя. Выход сборника, по мнению переводчицы, — еще один шаг в сторону того, чтобы наследие Всеволода Некрасова стало частью немецкоязычного и, в конечном счете, мирового поэтического контекста.
В выступлении Михаила Сухотина (Москва) «Критические заметки Всеволода Некрасова в рабочих блокнотах 80-х годов» были рассмотрены дневниковые записи поэта: начиная с 1980-х годов Некрасов вел регулярные записи об искусстве, и эти заметки часто чередовались со стихами. Основная часть заметок делалась в период с 1980 по 1982 год, небольшое количество относится также к 1986 году. В этих записях Некрасов обращался к совершенно разным вопросам философии искусства — от искусства XIX века до современной художественной практики.
Второй день конференции открылся секцией, посвященной отдельным представителям неофициальной культуры, работавшим в авангардном и поставангардном ключе. Дарья Суховей (Санкт-Петербург) представила доклад «Поздние стихи Василиска Гнедова (1890—1978) в контексте авангардной и поставангардной литературы», в котором разобрала приемы, наблюдающиеся в поэтике кубофутуриста, автора нашумевшей «Поэмы конца», изначально работавшего в ключе заумной поэзии, но после двадцати лет лагерей отошедшего от зауми. На примере произведений и их графического устройства, словообразований и их кон-
нотаций были продемонстрированы различные способы восприятия творчества Гнедова.
Доклад Михаила Павловца (НИУ ВШЭ, Москва) «Слово “поэзия” здесь ни при чем… мы приглашаем читателей убедиться в этом: Евгений Головин как “критик” — и пропагандист европейского литературного неоавангарда» был посвящен взаимодействию практик неподцензурных поэтов с зарубежным литературным контекстом. В центре доклада была статья Евгения Головина «Лирика “Модерн”», опубликованная в седьмом номере «Иностранной литературы» за 1964 год, где в качестве иллюстрации приводилось известное стихотворение Ойгена Гомбрингера «Молчание», произведшее большое впечатление на Всеволода Некрасова, как и позднейшая статья Льва Гинзбурга «В плену пустоты», появившаяся уже в 1969 году и включавшая цитаты из произведений венских конкретистов. Увлечение новейшей модернистской поэзией явилось своеобразной реакцией на примитивную советскую лирику. На примере статей Евгения Головина — поэта, переводчика, критика и мистика — докладчик показал влияние публикаций немецких поэтов на практики участников неофициального поля.
В докладе Петра Казарновского (Санкт-Петербург) «О поэтических практиках А. Ника» рассматривалось творчество Николая Аксельрода (1945—2011) — поэта, прозаика, драматурга, представителя круга поэтов Малой Садовой, а также художественной группы хеленуктов. Исследователь показал характерные черты поэзии А. Ника, среди которых установка на брутальность, сардонический смех и жесткие алогизмы. В конце 1980-х годов А. Ник практически перестает писать по-русски, а в новом веке занимается исключительно абстрактной графикой и коллажем. По подсчетам исследователя, общее количество сочинений поэта составляет около пятисот произведений, большее число которых — это короткие тексты, зачастую от одной до четырех строк. Внимание было обращено также на особую логику автора, подсказываемую ему сновидением как одновременным переживанием смерти, ее предварением и подготовкой.
Следующая секция была посвящена интертекстам и пересечениям между представителями неподцензурной литературы. Доклад Ильи Кукуя (Университет Людвига Максимилиана, Мюнхен) «Лирическая проза как авангардный прием: “Бедный рыцарь” Елены Гуро и “Студент Иисус” Ры Никоновой» представлял собой сопоставительный анализ творчества двух поэтесс русского авангарда. Впервые на параллель между Еленой Гуро и Ры Никоновой указал поэт и исследователь авангарда Сергей Сигей в своей статье 1979 года. Сигей писал в основном о поэзии, об «упоительных комментариях» Ры Никоновой — именно так обозначившей жанр своей повести «Студент Иисус» — и итоговом незавершенном произведении Елены Гуро, показав, что не только их поэзия, но и проза обладает многими точками пересечения, несмотря на то что знакомство Ры Никоновой с «Бедным рыцарем» в момент написания ее повести совершенно исключено. Докладчик показал, как на примере выбранных текстов можно говорить о наличии у обеих поэтесс общего ядра, определяющего выбор определенных литературных стратегий. Согласно докладчику, Елена Гуро лишь наметила возможный выход за пределы волюнтаристской прозы, а Ры Никонова спустя 55 лет реализовала возможность этой поэтики в рамках второго послевоенного авангарда.
Ульяна Верина (БелГУ) представила доклад «(Не)взаимодействие официальной и неподцензурной поэзии: Евгений Винокуров и Вениамин Блаженный», в котором поднимался довольно расхожий вопрос о возможности объединения официального и неофициального культурных полей, различии запрещенного и незапрещенного. В ходе выступления было высказано утверждение, что в советское время в лице Евгения Винокурова и Вениамина Блаженного маркерами пересечения могли выступать не тематика или стиль, а схожесть голоса. Также выдвигалась любопытная для дальнейших исследований, но социологически спорная гипотеза о чтении и влиянии выбранных поэтов друг на друга: по мнению докладчицы, тексты Вениамина Блаженного активно читали те, кто его не печатал, вполне вероятно, в их числе был и Евгений Винокуров.
Еще одна немецкая исследовательница, Сюзанна Франк (Университет Гумбольдта, Берлин), представила исследование о взаимодействии персоналии и культурной институции на примере Геннадия Айги в период его обучения на Высших литературных курсах Литературного института («Высшие литературные курсы — интерфейс андеграунда? Пример Геннадия Айги»). Основная гипотеза состояла в том, что гигантская институциональная машина, поддержавшая существование многонациональной советской литературы, порождала неконтролируемые флуктуации, одной из которых стало письмо Айги.
Далее на конференции была представлена серия выступлений, посвященных проблематике стиха и стиля. Доклад Юрия Орлицкого (РГГУ, Москва) «Стихотворная палитра Игоря Холина» содержал анализ произведений одного из наиболее известных поэтов-лианозовцев. На примере единственного собрания поэтических произведений Холина была продемонстрирована универсальность поэтики неофициальной культуры, предполагавшая сходство авторов друг с другом как на уровне самих текстов, так и на уровне стратегий письма. Одним из основных тезисов явилась мысль о том, что некоторые тексты Холина в равной степени могли бы принадлежать Генриху Сапгиру, Евгению Кропивницкому или Всеволоду Некрасову, что показывает единство принципов неподцензурной литературы.
Рассмотрение фигуры Игоря Холина было продолжено в культурологических заметках Дмитрия Патолятова (МПГУ, Москва), озаглавленных «Рекламно-бюрократический стиль в поэзии Игоря Холина 1950—1970-х годов XX века». Определение «рекламно-бюрократический» не имеет определенного терминологического статуса, но и о рекламном, и о бюрократическом стиле часто идет речь в специальной литературе. В рамках доклада не ставилось задачи ввести это определение в научный оборот, а только констатировалось, что вышеназванные стили занимали важное место у неподцензурных поэтов и поэтому могут рассматриваться как самостоятельный объект исследования. В случае поэзии Игоря Холина это напрямую связано с поставленной поэтом эстетической задачей, имеет определенные формы выражения в лексике, ритмике и синтаксисе. По мнению докладчика, можно утверждать, что проблема рекламного стиля была в центре русского авангарда и генеалогически предшественниками работы с рекламно-бюрократическим материалом были Владимир Маяковский и поэты-обэриуты.
Доклад Леонида Зимана (МГПУ, Москва) «Антономасия и близкие к ней стилистические приемы в неподцензурных песнях Юлия Кима» во многом продолжил доклад Ильи Кукулина, прозвучавший в первый день конференции. Докладчик предпринял попытку рассмотреть песни советского барда через призму неподцензурной культуры, встроив их в общий социально-политический контекст 1960-х годов.
В последней секции были представлены доклады, посвященные репутациям, складывающимся одновременно со становлением отдельных авторов и литературных групп. Ольга Бараш (Москва) в докладе «Цензура как реклама: превратности чтения в 1970—1980-е годы» начала с того, что не может предоставить данные о социологии и статистике чтения для этих двух десятилетий. Отдельные работы на эту тему, конечно, существуют, но, поскольку данные собирались по библиотекам, итоговая статистика не соответствует действительности. На процесс чтения того времени распространялась широкая цензура, доходившая до особенностей книговыдачи, позволявшей каждому читателю в библиотеке брать не больше пяти книг и только две художественные. В это время, по утверждению докладчицы, читали в основном детективы и исторические романы. Центральный тезис заключался в том, что неподцензурная литература со временем перестала восприниматься таковой. Например, в 1970—1980-е годы обнаружилось, что единственным изъятым из библиотек автором считался Иосиф Бродский, несмотря на то что книги поэта в Советском Союзе официально не выходили. Также были упомянуты случайно просочившиеся в печать книги неофициальных поэтов, в частности сборник «Портрет» метареалиста Андрея Жданова и «Мандель» Наума Коржавина.
В небольшом сообщении Сергея Преображенского (РГГУ, Москва) «Подцензурная неподцензурность 1970—1980-х: поэтические репутации» внимание было обращено на малоизвестные персоналии советской поэзии (например, на поэта Льва Щеглова) и было выдвинуто предположение о том, что границы между подцензурным и неподцензурным в советской поэзии начиная с 1970-х годов начали размываться за счет помещения в контекст имен или цитат из тех авторов, которые долгое время оставались в андеграунде.
Доклад Ольги Северской (ИРЯ РАН) «А кто отвечать будет? Пушкин! (о ссылках на “неподцензурный авторитет” в поэтическом диалоге с властями)» был посвящен размышлениям о подцензурности и неподцензурности другого рода, относящимся к концу XX — началу XXI века. В центре доклада было утверждение Жана Бодрийяра, что политическое давно превратилось в спектакль, который разыгрывается перед обывателем на телеэкране: этот спектакль представляет политическое действие в духе завораживающей и одновременно насмешливой комедии нравов, относительно которой зритель не чувствует никакой собственной ответственности. Этот тезис был рассмотрен на примере «артивизма» — тактики высмеивания среды посредством пародий и карнавальной инверсии установленных иерархий, в том числе с использованием высказываний второго порядка (например, в произведениях Дмитрия Быкова).
Закрыл конференцию доклад издателя Геннадия Кузовкина («Мемориал», Москва) «Самиздатское чтение: цифровые технологии и ретросоциология. Опыт первой онлайн-анкеты о самиздате», прошедший в формате «приглашения к исследованию». Сообщение об онлайн-анкете (http://www.mml.cam.ac.uk/samizdat) было опубликовано в марте текущего года соавтором докладчика Жозефиной фон Цицовец: проект является инициативой правозащитного центра «Мемориал» и Кембриджского университета и позволяет каждому желающему внести свой вклад в историзацию самиздата. Было представлено самое известное достижение программы, обретшее самостоятельное значение и ставшее архивной частью «Мемориала», — уникальный банк данных о самиздате и документах неофициальных общественных движений, насчитывающий свыше двадцати тысяч записей. На анкету, помимо прочих, откликнулись два поэта — Иван Ахметьев и Герман Лукомников.
В рамках первого дня конференции также состоялся круглый стол «Неподцензурная литература и современность», в котором приняли участие не только докладчики конференции, но также поэты, литературные критики и независимые исследователи. Дискуссию открыл Илья Кукулин, напомнив о том, что споры о продолжении неподцензурной культуры в современности длятся на протяжении второй половины 1990-х годов и продолжаются до сих пор. Несмотря на это, современную литературу можно определить двояко: можно говорить о новейшей истории русской литературы, которая начинается в постсоветский период, и о современной литературе 2010-х годов. Эти два понятия необходимо различать, но при этом стоит иметь в виду, что сейчас, по-видимому, продолжается процесс, который Виктор Кривулин в книге эссе «Охота на мамонта» назвал «схваткой двух культур», подразумевая конфликтное и сложное противостояние неподцензурной традиции и традиции, идущей от советской литературы. Евгения Воробьева подтвердила последний тезис Кукулина, показав на примере статьи Михаила Агеева «Конспект о кризисе» (1990), что противостояние между этими двумя полями не получает разрешения. Поэт и критик Ян Выговский в краткой форме изложил собственное видение генеалогии авторов 2010-х годов: для круга авторов, сформировавшихся в Литературном институте в первой половине 2010-х годов, отправной точкой собственных поэтических практик в большинстве случаев было чтение не неподцензурной литературы, а авторов 1990-х годов, прежде всего близких к альманаху «Вавилон» и одноименному сайту. Также, отвечая на встречный вопрос о рецепции молодыми поэтами авторов неподцензурных, Выговский привел пример литературно-критического альманаха «Транслит», который дал новейшим авторам возможность объединяться на основе близких интересов, допуская при этом, что они могут сохранять существенное различие в собственных эстетических и политических позициях. Кукулин расширил тезисы Выговского, указав на то, что в новейших литературных сообществах авторы могут свободно полемизировать друг с другом. Михаил Павловец высказал ряд соображений касательно образовательных институций, не раз цензурировавших тексты неподцензурных поэтов. Евгения Вежлян продолжила тему, отметив, что неподцензурные тексты в широком социальном пространстве могут восприниматься как оскверняющие, десакрализующие рамки сложившегося литературного канона. Александр Дмитриев вбросил в дискуссию замечание о том, что студенты, в том числе и за пределами аудиторий, активно пытаются говорить о прошлом, которое включает и тот опыт, который связан с неофициальной поэзией XX века. При этом вопрос об обязательности и важности этой литературы каждый раз приходится решать индивидуально. В заключение дискуссии был упомянут специальный номер журнале «НЛО» (№ 62), который был полностью посвящен современной поэзии, а также недавний опыт учебника «Поэзия» под редакцией Наталии Азаровой, Дмитрия Кузьмина и Кирилла Корчагина, предлагающий разные способы чтения и понимания современной поэзии. В завершение прозвучал тезис, что другая литература заставляет иначе строить мышление и учит по-другому видеть мир и жить в нем, поэтому ее уроки — это уроки как другого ви´дения, так и другой жизни.