Опубликовано в журнале НЛО, номер 4, 2017
Хотя изгнание — не то понятие, которое немедленно ассоциируется с периодом раннего Нового времени, тем не менее XVI—XVII века в Европе во многом были эпохой изгнанников. Религиозные распри и гражданские войны, формирование государства нового типа и связанных с ним механизмов контроля — все эти процессы имели предсказуемые последствия, заставляя отдельных людей и целые группы населения оставлять привычные места, покидать свою страну или соглашаться на ограничение ранее принадлежавших им свобод. Для французского дворянства это, к примеру, означало принудительное замыкание в границах частного существования, то есть отрешение от публичной жизни и исполнения официальных должностей, высылку в собственные земли и запрет приближаться к столице. Вынужденное бездействие способствовало интроспекции, что подтверждается массивным корпусом сочинений XVI—XVII веков — мемуарами, дневниками, духовными размышлениями и нравоучительными повествованиями, — создававшимися их авторами в момент временного или перманентного отстранения от дел. Эта «литература изгнания» часто имела беззастенчиво компенсаторный характер, позволяя реализовать не до конца воплотившиеся амбиции, подправить прошлое или его тезауризировать. Однако, за редкими исключениями, она мало говорила о самом опыте изгнания, переживавшемся скорее как отсутствие активной жизни, чем как особое состояние, и еще не имевшем своего лексикона, если только на помощь не приходил богатейший словарь религиозной традиции.
В своей недавней книге о «Дне одураченных» историк Кристиан Жуо [Jouhaud 2015], анализируя сочинения и жизненные позиции противников кардинала де Ришелье, делает вывод, что в первой половине XVII столетия изгнание начинает осознаваться как актуальный политический выбор, а не только как признак поражения и/или способ наказания. В отсутствие политических альтернатив усложняются риторические стратегии, авторы используют привычные литературные формы, придавая им новый идеологический оттенок. Так, истовое духовное завещание не только служит наглядным свидетельством благочестия завещателя, но, при определенном сочетании обстоятельств, говорит о его принадлежности к партии «благочестивых» (ультракатолической фракции, поддерживавшейся Марией Медичи). Эта оппозиционность выражается не на уровне содержания, а в выборе тех или иных риторических фигур, в окказиональных характеристиках текста и прочем, превращаясь в особый тип внутреннего сопротивления и в конечном счете способствуя переосмыслению изгнания.
Риторика и политика — две основные системы координат, вокруг которых построено предлагаемое обсуждение того, чем было изгнание в XVI—XVII веках. В его основу легли материалы круглого стола «Опала и изгнание в культурных и дискурсивных практиках XVI—XVII веков», организованного Институтом высших гуманитарных исследований им. Е.М. Мелетинского (РГГУ) 18 ноября 2015 года.
Библиография / References
[Jouhaud 2015] — Jouhaud Ch. Richelieu et l’écriture du pouvoir. Autour de la journée des Dupes. Paris: Gallimard, 2015.