Опубликовано в журнале НЛО, номер 4, 2017
1
Фото фиксация образца
тысяча восемьсот девяносто шестого года:
два образца северного народа
(муж и жена)
в коллодии на
пожелтелом стекле
(словно два пушистых бражника,
пришпиленных фотоспицей).
Рядом с ними на снимке каяк, весло, гарпун, лисицы,
песца, соболя, норки, куницы роскошные шкуры;
прочие образцы натуры
Крайнего Севера. Чучела оленей, моржа.
Первый трамвай (второй в империи) прожужжал…
Прокатили ли их на трамвае?
На конке? — на империале
они (мне кажется) равнодушно б обозревали
округу: башни Шухова железную паутину,
телеграфные струны Якоби, пуповину
воздушного шара, шнур грозоотметчика — эту картину
они дополняли упряжью, вожжами, кожею бубна шамана,
находясь в экспозиции неотлучно и постоянно
демонстрируя мастерство и сноровку;
вызывая изумление
двух усатых художников В. и К.,
двух молодых (пока)
тюленей
искусства нового типа
ещё не общепринятого
(но будущее — за ним).
Итак, трамвай звенит, воздушный шар уплывает в простор.
Фотограф Дмитриев (весьма знаменит) приоткрывает затвор.
2
Нижегородские горы, овраги, воды.
Перепады высот. Горизонты. Ближе: мешки, подводы,
лошади, мужики (в треухах), (в тюбетейках) татары,
колокольни, пожарная каланча, мост, сенные базары.
Мельтешенье фигур: фуражки, плащи, мундиры,
император в белом кителе, попы как черные дыры
на серебристой поверхности пересвеченной фотопластинки.
Кабаре, кафе, балаганы, шансонетки и балеринки.
Самоеды, баркас, Крайний Север: навалены шкуры,
шар воздушный с фотографом-смельчаком — и карточки с верхотуры.
Павильон фотографа: волшебный фонарь, окна в рогоже
привезенные с Верхней Волги — лихие как встарь — волжские рожи.
Вид на Новобазарную с каланчи — и словно мухи
на сыром подгнивающем срезе имперского мяса, и только слухи
о грядущих бедствиях. Но слухи не выпишешь на негативах
ни при каких выдержках, ни за какие медали, ни в каких реактивах.
Если только выставить эти стекла рядком
— и грянуть «стеньку». Да «мороз-мороз», да «про степь кругом»
и стенка-на-стенку.
Вот пойдет тут звон под-над ширь-рекой от дрожащих стекол,
от самой Москвы — разгоняй тоску — и до дальних окол.
Зазвенит страна как одна струна, как стекло в буфете
но пока тиха, да слепа слегка — как на снимках этих.
3
Панорама правого окского берега — как смотреть от сенного базара.
Торжество механики, электрики, земледелия, мазута, огня и пара.
По соседству: плашкоутный мост, трамвай, элеватор, фонарный газ, насос,
паровоз, перрон, семафор, бетонный пролаз в откос.
Мир стучит, кипит — прорастает к полярному кругу сталью
рельсы, фермы, трубы, раструбы Шухова — даль за далью.
Мамонтов строит дорогу на север, где в старицах рек
мамонтов находили кости еще при царе Петре.
Татищев писал: «живет-де в земле зверь-мамонт: громаден, черен, суров,
два рога имеет, вздымает землю бугром, оставляет глубокий ров.
И нет спасения вотякам, тунгусам, остякам (забытый нынче народ),
как лечь плашмя, накрыться и ждать, покуда земля замрет».
4
По большей части невелики в росте.
Имеют плоские лица, широкие лицевые кости.
Волосы черные, в бородах — редки,
Да и бороды у немногих (остяки, вотяки).
Шалаши свои покрывают кожей оленьей.
Пропитание доставляют ловлей тюленей,
моржей, китов (коих море порой
сонных выбрасывает на берег), рыбой, икрой.
Пищу свою не солят, варят, коптят.
Кровью свежей цингу
Врачуют.
Кочуют
от реки Печоры на север и на восток.
Грамоты не имеют, но времени ведают ток.
Наружу одеж выделывают рыбьим жиром,
Для шитья используют рыбьи кости и жилы.
Наречьями различаются, но в нравах весьма похожи.
Красной землею и сажею рисуют узоры по своей коже.
Идолопоклонники.
5
Фоторотация: в край самоедов, в гости
отправлены (силой искусства светописи) нижегородские гости.
Персоны, пары и группы — стронуты с фотопластин
Фотопаломники — в сторону северных палестин.
Сотканы из телеграфной вязи, в сетке
телефонных помех и порезов морзе: субретки,
крючники, такелажники, приказчик из «Одеона»,
юноша из реального, барышня из пансиона,
неизвестный в шляпе, стайка фотографов, мировой артист,
дама с зонтиком, продавец сбитня, старик-черемис,
палубные пассажиры, пожилая дама в пальто,
«чайная, бакалейная и табачная то…»
(вывеска полуспрятана за сермяжной спиной,
связки баранок, чайная — лабазники у чайной).
Плотогоны, кондукторы, извозчики, биржевики.
Пешковым пропесоченные прибрежные босяки.
В воланах певица Байкова, ярмарочный «негоциант»,
Горшечники, мукомолы, заезжий московский франт…
Фоном теперь им — снасти, рыбачьи сети, костры, баркасы
И фотофантомы отъехавших в город, на выставку: карагасов,
камчадалов, курильцев, сойотов и алеутов,
юкагиров, чукчей, коряков, тунгусов — будто
и те и другие уравнены,
связаны, сплетены
вспышкой магния,
дрожью радио-
телеграфной струны.